«За позитивную безбашенность» Блог «Новой газеты»

Семен Дукач

«По совокупности достижений и за храбрость», — объяснили мне в фонде Дукача. Сейчас там думают, как и через кого передать Толоконниковой ее награду и призовые 10 тысяч долларов.

Венчурный капиталист Семен Дукач, выходец из России, разыскивает для своей премии «социальных хулиганов» по всему миру. Кроме прочего, вкладывает в высокотехнологичные компании. Но славу эпатажному миллионеру принесла вовсе не благотворительность.

В 90-е математик Семен Дукач, магистр Массачусетского института, довел игорных боссов Лас-Вегаса до психоза. В течение пяти лет каждые выходные он обыгрывал казино (в блэк-джек) на миллионы долларов, пока боссы не объявили на него охоту. Хотя и это остановило математика не сразу — он переодевался в женщин, приезжал в казино на инвалидной коляске. Сколотив приличное состояние, Дукач занялся инвестированием на рынке доткомов, прогорел, но быстро выкарабкался. В 2008 году Голливуд снял про нахального «счетчика» фильм с Кевином Спейси — «Двадцать одно».

В наши дни эпатажный миллионер уже не обчищает казино (находится в «черных списках» большинства заведений мира). Но устраивает время от времени скандалы на политические темы. Выходец из семьи московских евреев, Дукач заявил, что подвергает сомнению существование Израиля как национального государства: Израиль должен открыть свои границы для всех. Говоря про Россию, инвестор призывает «ни цента не давать русским стартапам и инноваторам, уличенным в связях с кровавой властью». При встрече с Владимиром Путиным обещает бросить в него тухлое яйцо. Правда, тут же оговаривает условие, что встреча должна состояться в США. Я поговорил с Семеном Дукачем через скайп.

— Ваша премия для хулиганов, TroubleMaker Award, — для чего вы придумали ее?

— Этому миру не хватает пряности, которая делает его лучше. Какой-то позитивной безбашенности, которая способна изменить жизнь вокруг. TroubleMaker — это премия для людей, которые не побоялись сделать что-то вне правил и морали своей среды — что-то по-человечески положительное и вдохновляющее. И вот эти люди, идущие наперекор системе, нуждаются в поддержке. Я хочу прибавить смелости и тем, кто еще не решился. Пусть они знают, что есть в мире кто-то, кто поддержит их дерзкое творчество, наглость, смелость.

— Думаю, в некоторых государствах, не очень продвинутых, вас поймут неправильно. Обвинят в поддержке экстремизма.

— Да плевать мне. Искусство всегда занималось провокацией, творческие люди всегда выражали политические идеи, шокировали. Художники-хулиганы есть и в США тоже, но они не так радикальны. В России вас просто довели до точки.

— Почему премия досталась одной Толоконниковой, не всей группе?

— Это было общее и мое импульсивное решение. После ее письма, объявления голодовки. Вообще, борьба с лагерной жизнью формировала меня как личность с детства. Я все это читал, того же Солженицына. Кроме того, моего деда расстреляли в 1937 году. Я вырос со знанием этой семейной трагедии.

— Вы бы дали премию «Войне»*?

— Я знаю про них немного. Но есть что-то в том, чтобы нарисовать огромный **й на разводном мосту перед ФСБ. Мне это нравится. Идея раздражать большого злобного монстра заслуживает восхищения. Беззащитные люди без чьей-либо поддержки высказали свое мнение. Хотя я не призываю нападать на полицейских, но ФСБ — это не просто полиция, это продолжение КГБ в стране, которая организована по методу насилия и унижения. Но премия, конечно, не только для тех, кто дразнит русских силовиков. Она интернациональна. Я планирую увеличить финансирование фонда, и чтобы он самостоятельно функционировал и после моей смерти. Возможно, кто-то из инвесторов также захочет пожертвовать.

— Ваши хулиганы должны вообще соответствовать каким-то критериям?

— Главное — это, конечно, чтобы их хулиганство имело позитивный месседж. Оно может быть незаконным, идти вразрез с общественными нормами, но не должно быть насилия, разрушений. В прошлом году наш фонд TroubleMaker Award выбрал в качестве победителя студента из Луизианы Зака Копплина. С 14 лет он изводит всех ныне живущих нобелевских лауреатов, чтобы они заставили власти штата изменить закон об образовании. Луизиана — это, знаете, очень религиозный консервативный штат. На уроках биологии, даже химии от учителей там требовали рассказывать детям про божественный характер происхождения жизни. И Копплин решил изменить эту историю. Он сумел собрать подписи 78 этих нобелевских лауреатов, он просто замучил их письмами, звонками, встречами! И закон в конце концов изменили. Конечно, он не рисковал жизнью, как Толоконникова, но что он сделал — это настоящее хулиганство для Луизианы.

— Кто еще мог бы претендовать на премию? Femen, например?

— Да, но мне больше нравится «Плюшевый десант» (акция шведских активистов, сбросивших на Минск игрушечных медведей. По мнению Лукашенко, провокация иностранных спецслужб.— П. К.). Или приходит в голову похожая история про 19-летнего Матиаса Руста, который в 1987 году на маленькой «Сесне» прилетел из Гамбурга и приземлился на Красной площади в Москве. Он проломил железный занавес, разрушил эту идиотскую стену между людьми Запада и Востока и предопределил будущий мир без границ. И хотя он тогда отсидел полтора года за хулиганство, мир уже в тот момент стал другой.

— Надежда Толоконникова изменила мир?

— А не видно? То, что она с девушками сделала в этом храме, попало в самый гнилой нерв системы. И даже плевать, что была никакая музыка. Но как отреагировали люди!..  Потом это ее письмо из колонии и голодовка. Когда я читал, меня передергивало от того, что там творится. Напомнило все ужасное, что я видел в СССР. Хотя сейчас я вижу и другое: что в стране начинают проявляться очень приятные вещи. Свободное мышление, открытый дискурс. Опять же взрыв протестного движения, просыпается общество. При всем этом не отступает и власть. Власть! Вообще что за слово такое? Вы знаете, что оно не переводится на английский? Нет в английском такого универсального понятия, которое бы соединяло в одном слове столько вещей и смыслов. Причем устаревших смыслов. Вот Иван Грозный — он был власть, а сейчас уже не то время, не может быть столько власти, это угнетает человека, это вредит развитию. И без того Россия отстает от цивилизованного мира. В депрессии находится само население. Молодежь ни во что не верит. Но я надеюсь, что это изменится, ведь появились те несколько сотен тысяч, которые голосуют за перемены. Может, когда-нибудь я даже смогу здесь жить и приеду.

— Вы еще не пробовали?

— Я приезжал ненадолго. Был с дочерью на митинге на проспекте Сахарова. Много общаюсь с теми, кто уже эмигрировал. Но жить в сегодняшней России я не буду, это неприемлемо для меня как человека, личности. Терпеть все эти дикости…

— Подождите. Вы сами сказали, что просыпается общество и эти сотни тысяч сознательных граждан. Вы, наверное, могли бы помочь им. Не только словом, так сказать, но и делом.

— А как я могу? Я изгнан из этой страны, моя семья бежала оттуда, как из концлагеря. Как я могу теперь вернуться туда же или как-то помогать? Даже если я буду помогать деньгами, это только навредит, все же я американец, значит, иностранный агент. Я не могу быть внутри этой страны, там жить невозможно. Хотя да, по культуре я чувствую себя русским — русским евреем. В бытовом плане  — так  вообще…

— Я не пойму: как помогать — вы американец, как критиковать — русский еврей.

— Ну, я просто неравнодушен, я слежу, но считаю, что российское общество справится без таких, как я….

— Почему вы отказываетесь инвестировать в российские компании?

— Мне кажется, что сейчас все — и общество, и бизнес — подходят к ситуации раскола, когда надо сделать выбор: вы с оппозицией или вы с властью жуликов и воров. И в случае со стартапами, как и с творческими людьми, то же самое происходит. Огромное количество денег, грязных, ворованных, власть сейчас льет на инновации. Деньги, испачканные кровью, коррупцией. И у любого, кто хочет делать стартап, есть выбор — брать грязные деньги у государства или искать другие деньги.

— Вы отказываетесь помогать тем, кто берет у государства?

— Фундаментально отказываюсь! Это как брать деньги у бандитов. Еще я добавил специальное требование для желающих из России получить у меня финансирование. Эти люди должны заявить о своей поддержке Навальному. Было  даже такое письмо нескольких предпринимателей, открыто выразивших ему поддержку. Эти ребята как минимум пожертвовали потенциальным госфинансированием своих проектов, они сделали выбор. И я решил, что если есть люди, которые идут на жертвы, то я не имею морального права помогать тем, кто предпочитает делать бизнес комфортно. Я вообще не общаюсь в России с предпринимателями, которые не поддерживают публично оппозицию. Все, кто говорит: мы занимаемся делом, а не политикой, — ради бога, продолжайте разлагаться дальше. Я помогать вам не буду. Это специальное требование для соискателей из России, для других такого нет.

— А почему нет такого правила для Украины? У вас же там несколько компаний. Во власти в Украине, выходит, нет жуликов и воров?

— Погодите. Мое присутствие в Украине никак не выражает поддержку Януковича. Но там и нет такой критической ситуации, нет жесткого раскола на воров и людей. Там нет ситуации, когда надо обязательно выбирать, с кем ты. В Москве сейчас так. Нельзя тут уже усидеть на двух стульях, когда ты и с теми и этими, когда ты вроде за перемены, но продолжаешь сотрудничать с властью, брать у нее деньги. Пора становиться радикалами.

— Вы что — за революционные методы?

— В России такой момент, когда общество молодых подошло к выбору. Творческие способные люди. Их уже тошнит от нынешней власти.

— Вам это кажется. Мы уже привыкли.

— Я не знаю, как это возможно. После таких писем, как Толоконниковой, после этого закона (о сиротах. — П. К.). К этому нельзя привыкнуть. Я сам перестал общаться с коллабораторами. Ну а зачем? Жизнь коротка…

Я лучше буду помогать хулиганам. Я, например, не фанат Саакашвили, но для России он как настоящий траблмейкер. Эта его речь на Генассамблее ООН, вызвавшая такую нервную реакцию русских. С одной стороны все там — абсолютная правда, но, с другой стороны, русская делегация так распереживалась, будто он им нарисовал член.

— Никто не обратил бы внимания на эту речь, если бы наша делегация не ушла.

— Делегация не ваша, делегация Путина и его узкого круга, который захватил власть! Общей делегации не может существовать без честных выборов, честных судов, справедливости и веры в будущее. У народа, который всего этого лишен и продолжает терпеть, нет ни своей делегации, ни гордости, только комплексы и ненависть к другим.

— Все же удивительно, отчего эмиграция всегда так радикальна на словах. Вот я вам предлагаю: возвращайтесь — и не будем терпеть вместе. Но вы в Штатах, в относительном по сравнению с Россией комфорте. Сюда вы на борьбу ни ногой, но при этом тех, кто здесь остался, критикуете за нейтралитет и отсутствие решимости.

— Я никого не критикую. Я просто предлагаю вам попробовать говорить «их делегация ООН», а не «наша»… Возвращаться и бороться я не собираюсь. А на мнение я имею право, как любой человек. И я восхищаюсь теми, кто борется. Но я не знаю, боролся бы сам, если бы жил там. Надеюсь, что да. Но, к счастью, меня оттуда вывезли родители, а на звание героя я не претендую…

— В какие компании вы вообще инвестируете?

— Без политики? Мне до лампочки, что делает стартап. Мне важен уровень страсти, который он испытывает к своим клиентам. Я вложил деньги в танзанийскую компанию, которая занимается куплей-продажей соляных батареек. Они даже не производят их, а распространяют по деревням, куда сложно добраться.

Я не смотрю на бизнес-планы, не делаю «дью дилледженс», я инвестирую интуитивно в команды, в которых чувствую страсть, внутреннюю силу. Эти люди должны хотеть не денег заработать, а менять мир. Делать бизнес, который перевернет все вокруг. Я нахожу таких ребят, и если им нужны мои советы, мы близки по духу, я помогаю им. В этом моя миссия. Я могу просто дать им 50 тысяч долларов, если они мне понравились, и не буду бегать и трястись, что они все потеряют. Я не влезаю в детали бизнесов. Если я вкладываю, то я понимаю, что могу потерять. Это не важно, потому что я помогаю не компаниям, а людям, понимаете, в чем дело? Вообще главная моя ошибка была в том, что я некоторое количество лет занимался бизнесом ради денег. И не думал о том, зачем это все надо, какая от меня польза, как я вписываюсь в общество тем. Деньги ради денег — это ошибка.

— Вы, правда, сомневаетесь в принципах существования Израиля?

— Я не против людей. Все имеют право на мирную достойную жизнь. Но Израиль как националистическое государство — только для евреев, я не приемлю. Мне кажется, сегодня все страны, а особенно молодые, которые появились в ХХ веке, должны основываться на других принципах. Принципом Израиля могла бы стать поддержка всех ущемляемых в мире, не только евреев.

— А вы не чувствуете себя частью этой нации?

— Я не чувствую принадлежности к этой исторической родине. И не верю, что раз мои предки две тысячи лет назад там были, значит, теперь надо всех других оттуда выгнать. Эта идея мне противна. Моя позиция касается не только Израиля, я вообще отрицаю националистические подходы в современном мире. Я живу в Америке, и здесь не важно, кто твой предок. Надеюсь, когда-нибудь так же будет и в России.

Беседовал Павел Каныгин

*Арт-группа «Война»