Неприязнь к срамоте

Есть такое понятие — «традиционный секс», и в современной России у него есть как минимум юридический смысл. Потому что, если будешь пропагандировать несовершеннолетним нечто отличное от него, рискуешь нарваться на штраф. По контексту (общественно-политическому) мы знаем, что закон, в котором содержится это понятие, направлен против ЛГБТ, но почему они в итоге так и не написали? Может, этот закон не только против них?

На этот вопрос меня натолкнула история с драпированным членом Нептуна в ресторане «Турандот». Смысл ее в том, что в этом как-бы-палаццо иногда устраивают свадьбы, и люди, которые их заказывают, нередко просят администрацию надеть на античного бога набедренную повязку — вероятно, чтобы не видеть «эту срамоту», как говорит моя бабушка (акушерка, кстати, по профессии). Тут два момента: 84-летние деревенские акушерки с дремучими понятиями в «Турандот» не ходят, а драпируемый периодически Нептун — копия статуи флорентийца Джамболоньи, XVI век. Из чего следует, что богатые российские брачующиеся европейской культуре не причастны, но к «срамоте» испытывают стойкую неприязнь. Не знаю, как они собираются размножаться после свадьбы — видимо, почкованием. Зато становится понятнее, что такое «традиционный секс». Это, очевидно, секс, которого «у нас нет».

История с фестивалем паблик-арта в Петербурге эту мою гипотезу подтверждает. Там по требованиям возмущенной общественности со стен домов сняли совершенно невинные — я бы даже сказала, схематичные — обнаженные человеческие фигуры с гусями — инсталляцию Александра Шишкина-Хокусая «Угловые касания». Чем жителям Лиговки помешали мужчины и женщины, у которых даже «срамота» не прорисована, так просто не понять. Надо вспоминать прошлое. На Лиговке, как и в «Турандоте», действует исторический императив молчания. О телесности и сексуальности нельзя говорить, тело как оно есть нельзя изображать и показывать. Марат Гельман недавно рассказывал, что на выставках в Краснодаре на изображениях обнаженных женщин черным скотчем закрывают соски. Абсолютная немота во всем, что касается сексуальности, — определяющая черта советского отношения к сексу. Отсюда странная сексуальная стыдливость, охватившая совершенно бесстыдную в других отношениях страну.

Совок вернулся — конечно же, в превращенном виде. Уверенности в завтрашнем дне и риторики социальной справедливости и труда на благо родины он нам не принес, но предъявленную в словах и картинках сексуальность уже украл.

Но если верно, что под «традиционным сексом» депутат Мизулина (использовавшая термины «мужеложество, лесбиянство» и пр. в первоначальной редакции «гомофобного закона») понимает окутанные в ностальгические фантазии воспоминания юности, то беспокоиться сейчас надо не только ЛГБТ, но и всем здравомыслящим гражданам. Женщинам — в первую очередь. Потому что советский секс определялся не только запретом на словесное или визуальное предъявление — его наличие допускалось исключительно в пределах особым образом устроенной семьи. Семьи, во-первых, патриархальной, а во-вторых, производительной.

Патриархальность отчасти объяснялась до- и послевоенной нехваткой мужчин. Тогда же образовался спрос на домовитых женщин, готовых утешить и ублажить усталого мужа. Чуть раньше ввели уголовную статью за содомию. К концу тридцатых запретили аборты. После войны возродилась норма царских времен — раздельное обучение в школах. Мне кажется, что тогда, после сексуальной свободы двадцатых годов, все это тоже казалось дикостью. А потом ничего, привыкли. И прекрасно интериоризировали все запреты.

Когда я познакомилась со своим будущим мужем, мы очень расстраивались, что тайминг вышел неудачный: дней через десять после радостного события я должна была лететь в гости к маме. Билеты были, естественно, невозвратные и, естественно, без возможности сменить дату. Мама, выслушав новость о моем скором замужестве, спросила: «Сколько ты его знаешь?» Мне хватило ума не говорить правду, но и соврала я не сильно, потому что за пару лет до описываемых событий нас действительно кто-то формально знакомил. «Я бы не торопилась, — все равно сказала мама. — Для начала надо хотя бы пару раз сходить в театр». Я представила себе Мариинку, старого коня, осторожно вывозящего на сцену поющего Дон Кихота, Санчо Пансу на осле — в общем, весь спектр моих переживаний прекрасно описан Толстым в эпизоде про Наташу в опере. «В театр-то зачем?» — спросила я. Мама строго на меня посмотрела и отрезала: «В мое время нравы были другие».

Теперь, когда это время вернулось, можно без смеха об этих нравах задуматься. В связи с «традиционным сексом» важна не столько тема вмешательства государства в частную жизнь, сколько восстановление немого и спутанного сознания, не допускающего никакой личной свободы и помимо всякого государства. То есть закон, разумеется, направлен против ЛГБТ. Но жизнь он испортит всем и каждому.