У академика нет шансов против милиционера в научной дискуссии

Полковник Кольт уравнял шансы слабых и сильных. Винтон Серф, Владимир Зворыкин и Алексей Венедиктов, изобретшие соответственно Интернет, ТВ и «Эхо Москвы» уравняли шансы глупых и умных, образованных и невежд.

Впрочем, нет, не уравняли, а создали приоритет тупых невежд. Это наглядно проявилось в дискуссии по реформе РАН, которая на сайте «Эха Москвы» развернулась между академиком Владимиром Захаровым и капитаном милиции в отставке Михаилом Пашкиным, лидером профсоюза работников милиции.

Академик Захаров, один из наиболее активных противников того варианта уничтожения РАН, который именно в эти дни реализуется в стенах Госдумы. Он в числе тех, кто отказался входить в новую, «реформированную», РАН. Отставной милиционер Пашкин ответил на призыв Навального к власти убрать руки от РАН тем, что призвал власть как можно скорее разобраться с академиками и в качестве аргумента подверг глубокому научному анализу результаты их научной работы.

Эту переписку надо читать медленно, смакуя каждую фразу. Итак, избранное из Пашкина: «Возьмем подписанта академика Захарова, который''получил важные результаты в общей теории относительности и в классической дифференциальной геометрии''. Реально важные результаты в ОТО получил только А.Фридман, который математически разработал модель пульсирующей Вселенной, с чем А.Эйнштейн согласился. А какие «ВАЖНЫЕ» результаты мог получить Захаров— неизвестно! В учебниках этой фамилии нет… Практических результатов у всех этих подписантов нет. Иначе это было бы написано в их биографиях в отличие от СТО А.Эйнштейна и квантовой теории Планка». Конец цитаты.

Жаль, конечно, что Александр Александрович Фридман, умерший в 1925 году от тифа как раз 16 сентября, в день публикации этого эпистолярного шедевра, не дожил до момента признания его трудов самим Пашкиным. Подумаешь, какой-то А.Эйнштейн, тут сам М.Пашкин оценил!

Академик Захаров имел неосторожность ответить начитанному милиционеру, мотивируя это своим уважением к аудитории «Эха», на сайте которого была опубликована эпистола Пашкина. И немедленно поплатился. В своем «ответе на ответ академика» Пашкин морально уничтожил оппонента, не оставив камня на камне от его научной репутации, а заодно и от всей современной физики: «Я хорошо понимаю, насколько Вам важны ваши теории. Но постоянная Планка вошла в законы физики, и квантовая теория может быть только одна, при чем здесь тысячи публикаций на эту тему?»

Помните, бессмертное, шариковское: «…конгресс, немцы какие-то, голова пухнет».

Но Пашкин не останавливается и добивает поверженного противника: «… и это (видимо, тысячи публикаций.— И.Я.) будет продолжаться до тех пор, пока наука не поймет, что свойства электромагнитного поля — пространства напрямую зависят от постоянной Планка».

В 1880 году в журнале «Стрекоза» было напечатано чеховское «Письмо к ученому соседу». Редактор Василевский выплатил начинающему автору гонорар — 5 копеек за строку. Считаю, что Венедиктов обязан выплатить Пашкину гонорар по аналогичным расценкам, естественно, проиндексированный, поскольку «постоянная Планка» Пашкина — штука ничуть не слабее «черных пятнушек на Солнце…, сделанных из мокрого тела» незабвенного Василия Семи-Булатова, который так же, как и Пашкин, был отставником, правда, в звании урядника, что пониже милицейского капитана. Письма Пашкина академику Захарову — это литературный шедевр, заслуживающий всяческого поощрения еще и потому, что показывают, как изменился кругозор невежды за какие-то сто с небольшим лет. Чеховский герой критикует Дарвина и астрономию, не называя имен, поскольку их не знает, шукшинский Глеб Капустин «срезает» своих ученых оппонентов тоже без имитации какой-либо конкретики.

Продолжатель их дела Михаил Пашкин благодаря Интернету может за пять минут состряпать текст, бессмысленный по содержанию, но переполненный терминами и именами, создающими иллюзию того, что автор действительно что-то знает о проблеме.

А благодаря российскому телевидению такой «знаток» может оказаться на всероссийской трибуне в компании настоящих экспертов, которых он легко заткнет за пояс, поскольку возражать Василию Семи-Булатову, Полиграфу Шарикову, Глебу Капустину или Михаилу Пашкину ни один академик не в состоянии. Нету у них аргУментов. Поэтому настоящие эксперты эту трибуну покидают, а вышеперечисленные персонажи, к которым можно добавить марковых, дугиных и прочих мухиных, остаются, солируют и забивают мозги гражданам непроходимой чушью.

Мало того, поименованная выше компания заселила Госдуму и именно в эти дни решает судьбу РАН. Чего, согласитесь, не было ни во времена Чехова, ни во времена Шукшина. Я не знаю поименно, кто были те шесть депутатов думского комитета по науке и наукоемким технологиям, которые стали большинством, проголосовавшим против того, чтобы академические институты управлялись РАН, и, соответственно, выступившим за подчинение науки чиновникам. Вижу состав этого комитета. Там есть Жорес Алферов, у которого один голос против такого же одного голоса Михаила Дегтярева, которого мы хорошо узнали во время недавних мэрских выборов. Да-да, это тот самый, получивший в Интернете имя «личинка Жириновского», тот самый, который на дебатах троллил всех оппонентов, не давая им слова сказать, тот самый автор эпических законопроектов о женских «критических днях» и о запрете доллара. Вот он и ему подобные решают сегодня судьбу РАН.

Вот в этом тоже различие эпох: чеховской, шукшинской и нашей. В чеховской и шукшинской было не меньше глупости и невежества. Но все-таки для глупости и невежества были какие-то барьеры, которые не позволяли глупцам и невеждам взять окончательный верх. Они могли писать письма ученым соседям, могли их «срезать», приходя в гости, могли запрещать генетику и кибернетику, но свалить академию не смогли. Сегодня у них есть шанс. Впервые за почти триста лет.

И дело, конечно, не только в РАН. Мединский во главе Министерства культуры — это такое же издевательство над разумом, как Дегтярев, решающий судьбу академии. Все-таки в чеховские времена даже такие охранители, как граф Валуев, предпочитали выстраивать отношения с деятелями культуры, а не тупо командовать ими. Мединский видит свою роль иначе: «Когда Акунин занимается политикой… Не надо, лучше книжки пишите. А то, если хотите, приходите ко мне, сядьте рядом, я вам с удовольствием дам какое-нибудь поручение, нужное и важное для русской культуры». Помнится, «Письмо к ученому соседу» тоже завершается приглашением: «Приежжайте, сделайте милость. Приежжайте, хоть завтра например. Мы теперь постное едим, но для Вас будим готовить скоромное». Как видим, литературный прототип Мединского был более обходителен и не пытался «давать поручения». Правда, неизвестно, как бы он себя повел, если бы его назначили министром культуры.

Наука и искусство столетиями выстраивали свою автономию по отношению к окружающему миру, защищая себя от власти, церкви и невежества. «Не геометр да не войдет». Этот девиз платоновской Академии стал символом борьбы науки за право выстраивать научное поле таким образом, чтобы в нем работала логика познания, а не логика власти, веры, силы, денег или даже логика демократической процедуры, например, голосования, поскольку в науке большинство, как правило, не право. Эта борьба велась с переменным успехом. Общим трендом в нашей стране сегодня является тотальная игра на понижение. Хочется верить, что это временная тенденция.

Завершая свой эпистолярный разгром академика, милиционер Пашкин сообщает об удивительном в мире науки: «В современной науке, — знает милиционер Пашкин, — существует теория об обратном эволюционном процессе от человека к обезьяне. А виновата в этом современная наука». Это редчайший случай, когда сам текст подтверждает то, что в этом тексте содержится. Не уверен, правда, что в существовании милиционера Пашкина, а также депутата Дегтярева, министра Мединского и некоторых других виновата только наука. Может быть, не обошлось без родителей. Хотя я уже ни в чем не уверен.