На реверсе медали

Это последний рассказ из трех, объединенных общим названием "Расставание". Первые две части здесь:

http://maxpark.com/community/4707/content/2176572 

и 

http://maxpark.com/community/4707/content/2188628 .

Прошу всех читателей помнить о том, что художественное произведение – это всегда сплав реальности и вымысла, причем реальность совершенно не обязательно автобиографична, даже если повествование идет от первого лица.

***

- Неееет!!!

…Что это было? Почему так темно? В глазах – огненные круги. Боль толчками в голове. Ночь. Тишина. Пустота.

Спокойно. Я проснулся от своего крика. Резко вскочил и зажег свет – отсюда круги и боль. Кричал, потому что приснилось…

Сейчас выключу свет, лягу, закурю и вспомню. Зажигалку – на ощупь. Вот так. Пепельницу на грудь. Первая затяжка.

…Она опять говорит: «Уходи». И я понимаю: возврата не будет. Но я же сам этого хотел! Я нашел другую – громкую, жадную к удовольствиям, не успокоившуюся к своим шестидесяти пяти, дико ревнивую, держащую за яйца во всех смыслах. Я таких хорошо знаю, умею с ними обращаться. Никаких неожиданностей. Лучше уйду к этой сам, чем Татьяна меня бросит.

Нет!!!

Да. Уже ничего не изменишь.

У меня никогда не было такой женщины. А тут случилось, когда не ждал. Мне-то уже под шестьдесят подкатило. Стечение обстоятельств… И поселились по соседству, и в одну группу в ульпане попали. Там больше баб собралось, чем мужиков, – как раз за счет одиночек. Но Татьяна сразу выделялась. Черт его знает, чем. Ростом не вышла. Фигурка ладная, но как-то ее маловато. А мужчина не собака, на кости не бросается. Внешность неяркая – не то что у ее сестры, нос курносый, глазищи огромные. Разговаривает негромко, но сразу ясно: при ней матом нельзя. Никогда не опаздывает, ничего не забывает. Училка, в общем. Я как начал ее сразу полным именем называть – Татьяна, так и до сих пор называю. Не подходят ей уменьшительные. Я от таких фиф всегда подальше держался, но эта… Она ничего из себя не строила. И разговаривала сразу так, как будто каждый человек – хороший. Ясно, наивная, жизни не нюхала. И как она двоих детей вытянула, если с мужем разошлась? Мне ее как-то даже жалко стало: такую каждый обмануть может! А ведь умная, училась лучше всех – и всем помогала. И такая дуреха. Я себе сразу подумал: при мне никто ее не обидит. Правда, никто и не пытался. А когда я ее назвал, как всех симпатичных баб, «лапочка», она так посмотрела, что, помню, я даже засомневался насчет беззащитности. И еще я удивился, что она курит: выглядела слишком домашней, слишком правильной – и где научилась?

Ну, общаемся, на переменах вместе перекуриваем, а дальше что? Конечно, мы совсем разные были, да еще эта разница в пятнадцать лет. Это ж молодая еще женщина. Ей-то в постели много надо. А у меня уже сбои были. Опасался я. Но чем дальше, тем больше она мне нравилась. Решил попросить помочь с ивритом во внеучебное время. Она – пожалуйста. Я уже тогда ревновать начал: это каждый так попросит, а она и готова? Ладно, думаю, проверим. К себе пригласил, когда моих соседей дома не было. Она пришла, хотя сказала, что и у нее можно. Но там ее мать все время дома сидела, дочки еще прибегали – не захотел я. К ее приходу душ принял, учебники на журнальном столике разложил, придвинул его к дивану, стулья убрал – типа, больше сидеть негде… Спокойно садится на диван рядом со мной, говорит – давай домашнее задание делать, заодно разберем, что непонятно. Я с тетрадкой к ней придвигаюсь, начинаю что-то спрашивать и как бы нечаянно руку на плечо кладу. Должна бы возмутиться, что ли. А она спокойно так: ты меня попросил с уроками помочь – пожалуйста; ничего другого не будет. Пришлось заниматься… Конечно, толку все равно ноль – не могу я этот дурацкий иврит запомнить. Да и она правила-то объясняла, слова подсказывала, а сути сама не понимала. Например, спрашиваю у нее: почему в иврите так много ругательных слов? Она: каких ругательных? «Вот, – говорю, – как приличные люди могли такое выдумать: про банковский чек говорить… Извини, не хочу при тебе материться, но это же иврит! Короче, как такое можно придумать – «чек дахуй»?». А она смеется: это отсроченный чек, ничего здесь ругательного нет. Но язык-то дурацкий! Почему нельзя было другое слово придумать? Защищает: это от слова «лидхот» – отложить. Ну, так бы и говорили! А то у русских понахватались, смысла сами не знают, а я учить должен! В общем, упертая она оказалась, спорить не боялась. Воспитывала: надо язык учить, уважать страну, где живешь… Потом уже, под конец, она мне про меня рассказала… Причем не орала, и оскорблений не было, но мне никогда никто такого не говорил безнаказанно. Я ее чуть не ударил. Уже руку поднял. А она мне прямо в глаза смотрит. И такая там сила… Трону – убьет. Плюнул, развернулся, ушел из комнаты.

Конечно, показалось тогда. Она сама говорила, что в жизни ни одного человека не ударила. Да и не могла она – слишком интеллигентная. Я ее учил: приходишь в контору какую-нибудь – стукни кулаком по столу, дверью хлопни, голос повысь – пусть боятся! Говорил: «Несчастная! Счастья своего не понимаешь! Пока я жив – учись, как надо!». А она все время «спасибо, пожалуйста, извините».  Разве так авторитет будет? Помню, когда мы на другую квартиру переехали, кот наш с перепугу сбежал. А у соседей дверь в квартиру была открыта. Тишка – туда, Татьяна – за ним, а там религиозные оказались. Они животных в доме на дух не переносят. Я только успел подумать, какой сейчас скандал будет. Смотрю – она уже выходит с котом на руках, за ней хозяйка, обе улыбаются, моя извиняется, а та что-то там лепечет, типа «заходи еще». Как так можно? Я бы сразу им по-русски внушил, что нечего свои личные двери в общем подъезде оставлять открытыми. Ничего, что они только на иврите разговаривают, – я бы доходчиво объяснил!

Правда, она всегда со всеми договаривалась: и с врачами, когда меня с инфарктом положили, и насчет страховки, и с квартирными хозяевами... Но на хрена такие церемонии? Я всех посылаю – и ничего, только грозятся полицию вызвать, а не вызвали же! Потому что боятся. И та моя подружка, к которой я от Татьяны ушел, тоже в выражениях не стеснялась. И ничего, жила в своей квартире, с работой не заморачивалась, с детьми-внуками тем более! Сын ей все время помогал – попробовал бы сказать, что у него денег нет! Он в Тайланде работает, там же семья у него, так что с внуками она хлопот не знала. А Татьяна всё успокоиться не могла: то мама болеет – лечить надо, то работы нет – искать надо, то внуки рождаются – помочь надо… Я ей говорил: «Да гори она ясным пламенем, та работа! Пусть это будет последнее горе. Вон дети уже взрослые – нехай содержат. А мама болеет – так что делать, ей уже сколько лет!». – «Нет, – говорит, – как это я буду на пособии сидеть, если работать могу? И какая я буду мать и дочь, если о своих родных не позабочусь?». Я объяснял: ты будешь к внукам бегать – а я буду злиться и ревновать… Хотя она много и не бегала – дочки ее с семьями купили себе жилье подальше от центра, уехали, но она все равно волновалась. И с матерью всё время по врачам… Не ездить же мне с ними! Надо было ее сразу от матери забирать… А куда забирать – на пособие вдвоем квартиру не снимешь, как ни верти, работать и правда обоим надо было бы. Ну, я на подработках тянул, мне до пенсии оставалось немного, а над ней на бирже труда внаглую издевались. Дали направление на работу уборщицей. Я бы им тут же всю шарашку разнес. А она начала объяснять, что у нее два высших образования, она двадцать лет работала редактором крупного журнала, все газетно-журнальное дело хорошо знает, – может, имеет смысл ее направить хоть на какую-то должность в СМИ. Так ей мочалка, которая там всем заправляла, заявила: «А я тебя и посылаю по специальности – не в ресторане посуду мыть, а в редакции убирать!».

И моя дура вместо скандала отказалась от направления и от пособия. Заявила, что найдет себе работу сама. Можно с такой женщиной жить?

Я ее уже нарочно пробовал до скандала довести. Пусть знает свое место. Независимая она, ты ж понимаешь! И раньше платил только свою долю за квартиру, свет, воду, питание. Теперь начал за телефон каждый разговор высчитывать. Даже за сигареты брал с нее деньги. Она плакала, но ничего не просила. А когда у меня сбой за сбоем пошел в постели, еще и успокаивала: ну, не получилось – не бери в голову, бывает, в следующий раз замечательно получится… Добро бы ей это не нужно было. Я сначала так и думал, когда издали на нее смотрел – такую спокойную, сдержанную, культурную! Но нет: какой там холодок, когда мы вдвоем оставались! Иногда думал – не выдержу такого накала, умру. Не поверил бы, если бы сам не узнал. А когда стало ясно, что уже не наладится, начала как можно позже спать ложиться, после меня. Все за своим компьютером сидела, говорила – учусь, работу ищу, работаю… Да пошла бы, как все умные люди, на инвалидность – если поискать, болячки можно найти! Сидела бы на пособии, захотела – чуть подработала… Нет, ее это не устраивало! И даже когда не работала, темы для разговоров у нее какие-то были… странные. Бывало, я вообще не понимал, о чем речь. Например, хотела кота Бегемотом назвать. Я, конечно, дико возмутился, так она какую-то хрень мне подсунула почитать: как бы черт со своей свитой на землю явился и начал в Москве беспредел творить. Так это еще ладно, но потом обычная женщина на метле наладилась летать! Бред, в общем. Сказки, и кот ненастоящий. Я не дочитал, так и заявил: я за эту фантастику ничего не знаю и знать не хочу. А она: тут нужна культурная база; хочешь – помогу. Опять меня учить собралась! А оно мне надо?

Я дико ревновал: не может такая женщина не найти кого-то вместо меня! Что она с меня имеет? Ничего! А она, хоть и дома сидит, но в своем Интернете, а там кого угодно можно откопать! Я ее попросил – она мне нашла одноклассника, с которым мы пятьдесят лет не виделись! Неужели себе не подберет? Я страшно этого боялся. Вот тогда мы первый раз серьезно поссорились.

Я ведь в результате наших занятий влюбился в нее в полный рост. Даже не думал, что так можно. Считал, что безнадежно. Она ко мне очень хорошо относилась, но ничего лишнего не позволяла. И вот как-то поехали мы загорать. Лежим на пляже – и я счастью своему не верю: я – на берегу Средиземного моря, а рядом – такая женщина! Я ей тогда всё рассказал: и о своей бывшей жене-стерве, и о своих подружках, и о том, что никогда ни к кому так не относился... Она спрашивает: зачем я тебе? Я говорю: хочу быть рядом с тобой, любить тебя, заботиться о тебе… И она поверила. Ничего тогда не сказала. Но у меня чутье, как у зверя. Я сразу почувствовал: клюнуло. И правда – быстро все изменилось. Через два месяца я уже у нее жил, хотя ее мать была очень против. Но она как-то уговорила. И никто меня так не любил, как Татьяна. И я поначалу с нее пылинки сдувал. Но тем больше боялся, что она уйдет. Сразу ей сказал: «Я обычный мужик, со своими плюсами и минусами. Ты не думай, что я идеальный. Но я очень хочу, чтобы мы были вместе. Клятв с тебя брать не буду, но договоримся на берегу:  если у тебя кто-то появится – пока дело далеко не зашло, сразу мне скажи. Я не буду скандалить, уйду, но я должен знать». Она согласилась, но и меня о том же попросила. Я тогда засмеялся – изменять ей! Но пообещал. Кто же знал, что придется ее обманывать? И сказал, что как только стану несостоятельным в физическом плане, как мужчина, – сразу уйду. Она глупость какую-то ответила, мол, не за это любят… И ведь потом терпела десять лет! И с какой болью отпускала… И до сих пор одна. Сама на квартиру зарабатывает, еще и родственничкам что-то подкидывает… А у меня теперь с деньгами все схвачено, я хотел ей помогать – отказывается. Вторая-то подружка постоянно требует, хоть я и ушел от нее давно! Правда, Татьяна все-таки два раза бабки взяла: один раз, когда я ушел, – за месяц за квартиру, хотя, конечно, месяц ничего не решал. И еще раз – когда ее кот сильно заболел и его пришлось оперировать. Наш кот… Я его с ней оставил.

А ведь, когда я уходил, Татьяна предупредила, как у нас с подружкой отношения сложатся. И насчет эффекта новизны, и что мне такие громкие и нахальные просто более привычны, и что все равно я с ней долго не протяну… Вообще мне кажется, что она меня видела насквозь. И при этом верила всему, что я говорил. Но как же тогда терпела все время? Нет, не все время. Мы ведь расстались лет через пять – она сама понимала, что мы уже очень далеко ушли друг от друга. Тогда еще была жива мать Татьяны, они оставались вместе, а у пенсионеров много льгот по оплате, и в финансовом плане Татьяна бы справилась. Я ей, конечно, не сказал, что ушел к очередной подружке, а якобы у какого-то знакомого поселился. И она опять поверила! Но мы все равно каждый день по телефону разговаривали. Приезжал каждую неделю, на базар с ней ездил, чтобы ей не тяжело было продукты таскать. Той своей на расспросы просто отвечал, что не ее дело, с кем разговариваю и куда пошел. Еле выдержал два месяца. Потом к Татьяне вернулся – и опять закрутилось, только ничего ведь ни в ее, ни в моем образе жизни не изменилось… Я каждый год на Украину ездил, на рыбалку. И старые подружки у меня там еще остались – не скучал. И в Израиле не скучал – то на одно море, то на другое. Она не возражала: «Отдыхай, – говорила, – у тебя возможность есть, у меня нет: не могу маму оставить одну, не могу отказаться от работы. Ведь я не на постоянном месте в какой-то организации сижу, а сама нахожу заказчиков. Даже если ты мне поездку оплатишь, на что мне жить потом?». Ну, понятно, что я ей уже не говорил, как раньше, – «у тебя есть я»: не содержать же мне ее полностью! Да и вопрос о женитьбе как-то растворился в воздухе, а ведь я когда-то мечтал об этом! Но на самом деле – зачем?..

Где сигареты? Одна осталась. Еще бы пепельницу не перевернуть…

Да, так как же я смог без нее первый раз на Украину поехать, когда боялся на несколько часов расстаться? Из-за чего тогда поссорились? Ревность… Я уже понимал, что у Татьяны никого другого нет, но ведь бабу только помани, а она – тоже баба. Значит, может изменять. А если кажется, что это не так, значит, я просто не вижу. Но мне истории с моей бывшей женой хватило, которая с моим же другом… Как обоих тогда не убил, не знаю… Но урок получил. И начал все письма Татьяны читать, разговоры слушать. Причем ее предупредил, что так будет все время. Она сначала смеялась, потом ей, видно, надоело, и она мне заявила: «Лёнечка, я же тебе обещала: если что-то будет – скажу. Я тебя люблю и не обманываю. Но надзором ты меня не удержишь. А если бы вдруг я решила обмануть, ты бы меня все равно не поймал, как ни следи». Я спрашиваю: это почему – не поймал? А она мне показывает в последнем письме какую-то дурацкую фразу: «В Макондо идет дождь». Я ее и сам видел и еще удивился, где это Макондо такое: мы живем в Рамат-Гане, а писала Татьяна какой-то своей приятельнице на Украину. «Ну и что?» – спрашиваю. А она мне объясняет, что если бы я читал то-то и сё-то, я бы «понимал символический смысл этой фразы», а если бы она ее написала не женщине, а какому-нибудь мужчине, это действительно дало бы поводы для размышлений… Вот тут я и не выдержал. Взял все деньги, которые были, и ушел. А вернулся уже с билетом на Украину. Сказал: я улетаю один. Вернусь через месяц. Можешь делать, что хочешь. Я видел, что ей было очень больно, и даже обрадовался: хотел наказать – наказал. Правда, я думал – выгонит. Нет. Так потом и пошло… Тяжело мне с ней было, неудобно.

Теперь-то все нормально. И квартира своя есть, и указаний никто не дает, и скандалов не устраивает. И, если что, всегда можно уболтать какую-нибудь лапочку.  Правда, готовить-стирать-убирать самому надо, но это не смертельно. И Татьяну не потерял: все время по телефону разговариваю, изредка даже видимся. Она не сердится, постоянно спрашивает о моем здоровье. Я ей вот гостинцев с Украины привез. Нормально. Откуда же этот кошмар?

Заснуть бы, да не получается. И сигареты кончились… Темно. И зябко как-то, пусто.

Скорее бы уж рассвело!

14.09.2013 г.