Бунт на подводной лодке.

  В истории подводного флота СССР было несколько случаев попыток бунтов и заговоров, о которых упоминают в своих мемуарах участники этих событий и историки в своих исследованиях.

  Подлодка "Щ-303".

 Подлодка всплыла, чтобы сдаться врагу, беспрецедентное ЧП в летописи нашего ВМФ на борту подводной лодки Балтийского флота «Щ-303», которой командовал капитан 3-го ранга Иван Васильевич Травкин. 

 Это случилось днем 21 мая 1943г. С глубоко разряженной аккумуляторной батареей "Щ-303" лежала на грунте, т.к. наверху ее, словно кот мышку, караулили вражеские корабли. Подводники в прочном корпусе, оглушенные глубинными бомбами, мучились от недостатка кислорода, теряя последние силы и сознание. Командир в это время спал в 6-м отсеке на дизиле. Как свидетельствовали потом подводники, он всегда там спал, т.к. здесь было тепло.Вахтенный офицер тоже отлучился из центрального поста Этим и воспользовался старшина команды трюмных машинистов Борис Галкин, замыслив предательство.Улучив момент, трюмный старшина Б. Галкин прошел в пустой центральный пост и, блокировав кормовые и носовые отсеки, продул среднюю группу балластных цистерн, после чего ПЛ всплыла. Галкин предложил по переговорной трубе командиру и экипажу сдаваться и, отдраив верхний рубочный люк выбрался на палубу, предварительно прихватив с собой в наволочке всю секретную документацию, хранившуюся на центральном посту. Водрузив белую простыню на стойку антенны, негодяй-старшина стал размахивать бушлатом над головой, привлекая к себе внимание врага.В это время акустику удалось вскрыть двери в радиорубке, попасть в центральный пост и отдраить переборочные двери в отсеки.Ничего не понимающий командир Иван Травкин выскочил на мостик. Увидев неподалеку немецкие корабли и приближающиеся к лодке вражеские катера, он метнулся назад, дав команду на срочное погружение.Растерявшиеся немцы на ситуацию среагировать не успели, и лодке удалось уйти на глубину и уцелеть после очень жесткой бомбардировки глубинными бомбами. Трюмный же старшина Галкин благополучно перебежал на сторону врага. Это был уникальный случай в мировой истории подводных сил, когда в море, в боевой обстановке с борта подлодки дезертировал к врагу член ее экипажа.

  Подлодка "Л-3".

 Была в нашей истории и еще одна попытка захвата и угона подлодки к врагу в годы войны. Произошло это в августе 1942 г. опять-таки на Балтике.

 Командира подлодки "Л-3" Петра Денисовича Грищенко(самого результативного подводника ВМФ СССР по количеству потопленных вражеских судов и второго подводника по потопленному тоннажу )в очень неприятную историю завел его комиссар.

 В августе 42-го лодка Грищенко находилась в положении трагическом. Немцы отбомбили её так, что вышла из строя половина механизмов. Лопнула крышка одного из цилиндров главного дизеля, и полетел к гирокомпас. Они лежали на дне и не знали, что делать. Все понимали, что с меридиана Берлина, с неработающим гирокомпасом, через весь ад мелководных банок и минных полей добраться обратно в Кронштадт — невозможно.

 И на лодке возник заговор.Возглавил заговор комиссар. В заговорщики вошли еще два офицера. Целью заговора было убить командира и всех, кто ему верен, увести лодку в Швецию и там интернироваться. Ошибкой заговорщиков стало то, что за помощью они обратились к писателю Зонину, который находился ,в качестве корреспондента газеты ,на пл в этом походе.

 Александр Зонин прожил жизнь бурную. Прошел фронты Гражданской войны ,был делегатом Десятого съезда партии, имел орден за Кронштадтский лёд, занимал видный партийный пост в Туркестане, редактировал тамошнюю партийную газету, был больно бит за то, что возглавил в своей газете поход против ЦК, был прощён, боролся против изменников в партии, писал морские книжки, перед войной был репрессирован, затем как бы оправдан...Войну он начал в самом невыясненном положении. Орден и партбилет ему не вернули. В штат редакции его не зачислили. Выдали флотскую командирскую форму, но без воинских знаков различия. В такой форме на флоте ходили те, кого из тюрьмы выпустили, но судимость не сняли и срок не отменили. л обо всем Грищенко. Не знаю, почему Грищенко тотчас не скормил заговорщиков рыбам. Вероятно, расстрелять половину своего командного состава с комиссаром во главе — такого не поняли бы ни в Кронштадте, ни в Кремле.Грищенко арестовал заговорщиков и запер их в каюте под охраной часового.

 На ближайшем партийном собрании Александра Зонина, вторично в его жизни, приняли в ряды партии. Тем более, когда комиссар показал себя сукой и заклятым пособником Гитлера.

 Механизмы кое-как починили. Штурманские электрики заставили гирокомпас отличать юг от севера. Грищенко определял своё место по звёздам, по островам и по отмелям. Он ночами буквально на брюхе переползал через отмели, зная, что уж здесь-то его фрицы не ждут. И невероятнейшим чудом в конце сентября дотянул до Лавенсари.

 Тут чудовищное нервное напряжение немного спало. Хлопнули по кружке спирта, за возвращение из мертвых. И Грищенко, подобрев, разрешил выпустить арестованных: пусть пройдутся по травке, куда они теперь денутся? 

 Заговорщики гуськом побежали в особый отдел, там настрочили три доноса, что Грищенко хотел сдать лодку в Швецию, а они, верные бойцы партии, этому помешали.И началось пренеприятнейшее и длительное разбирательство. Все шло по формуле "то ли он шинель украл, то ли у него шинель украли". Грищенко доверия не оказали. С лодки Грищенко сняли, экипаж полностью расформировали. Зонина, на всякий случай, убрали с Балт-флота на Север. Фамилию и имя комиссара предали полнейшему забвению.

 Говорят, та кружка спирта на Лавенсари была в жизни Грищенко последней. Грищенко не то чтобы бросил пить, Грищенко видеть не мог спиртное.

 Одним из последствий этой истории, по рассказу П.Д Грищенко, было:как в Ленинграде вызвал его в свою каюту командир бригады подводных лодок. Показал документ. "Видишь? Представление тебя — на Героя. Смотри хорошенько. Больше не увидишь". Разорвал надвое, на четыре части, и бросил в проволочную корзину для мусора. 

 Благодаря скрупулезному исследованию писателя Олега Стрижака -ныне фамилия предателя известна.Это комиссар, старший политрук Михаил Федорович Долматов. Есть имя — значит, есть предмет для разговора.

  Уже после войны работники архива показали Петру Денисовичу донесение, датированное 1942 годом, на котором значилось: «Составил Долматов». Текст донесения, а по сути доноса, Грищенко запомнил до запятой: «Командир вел себя в море очень осторожно, если не сказать больше — трусливо. Если бы он стрелял не залпами, а по одной торпеде, мы бы уничтожили не пять, а двенадцать кораблей противника. И то это стало возможным только благодаря мужеству экипажа и хорошо поставленной партийно-политической работе..." 

 ПЛАРБ "К-19" 658пр.-"Хиросима".

  Командир "К-19" капитан 2 ранга Николай Владимирович Затеев:- 

 << 4 июля 1961г. в 04ч.15м.-

"Товарищ командир, в правом реакторе давление "ноль"! Уровень в компенсаторах объема - "ноль"! Просьба прибыть в центральный пост!" С этих слов и началась наша трагедия...  

 Первая мысль - разрыв первого контура! Самое страшное, что может случиться. В мгновение ока я влетел в центральный пост. Вахтенный механик, командир электротехнического дивизиона Владимир Погорелов быстро перечисляет, что успели сделать:- Пущены подпиточные насосы, отключены ресиверные баллоны от компенсаторов объема.

Остановлены главные насосы первого контура правого борта... Видимо, разрыв первого контура.Я вызвал инженера-механика и командира дивизиона движения. Диагноз тот же. Приказываю объявить радиоактивную опасность, а шестой - реакторный - отсек аварийным. Сам же отправляюсь на пульт управления реактора, чтобы своими глазами убедиться в неотвратимом...Выяснилось - разрыв первого контура произошел в неотключаемой части трубопровода на напорном участке, но где именно, пока неизвестно. Приборы показали нарастание радиоактивности в шестом отсеке. Но самое страшное - в рабочих каналах реактора резко повысилась температура. При перегреве, согласно инструкции, нас ожидал неминуемый тепловой взрыв. Кто мог гарантировать, что взрыв этот не повлечет за собой цепную реакцию и последующий ядерный апокалипсис?Необходимо всплывать. Я доложил экипажу обстановку. Затем ввел в аварийный сигнал наши координаты и приказал радиотелеграфистам передать его в Москву.

   Еще один удар! Наше радио не проходит. Изолятор главной антенны "Ива" оказался залитым соленой морской водой. Мы без связи с берегом. Никто не узнает, что у нас стряслось, никто не поможет... Надежда только на свои силы. Прямо на пульте управления реактором собираю "совет в Филях". С трудом набиваемся в тесную гермовыгородку - отсек в отсеке. Нас девять человек, девять инженеров, девять голов... Должны же что-нибудь придумать... Оптимальный вариант нашел лейтенант-инженер Юрий Филин. Кстати, это его первый офицерский выход в море. Филин предложил подсоединить напорный трубопровод подпиточного насоса к трубопроводу системы воздухоудаления из реактора. Это позволяло подавать охлаждающую воду прямо в активную зону. Блестящая идея! Но для ее осуществления необходима сварка вблизи пышущего всевозможными жесткими "гаммами", "бетами" и "альфами" реактором. Нужны Александры Матросовы, которые закроют своими телами амбразуры с бьющими из них лучами смерти.Ко мне подошел командир первого отсека лейтенант Борис Корчилов:- Разрешите, я пойду!- Боря, ты знаешь, на что идешь?- Знаю, товарищ командир...Знал и я, что этого статного голубоглазого парня ждала в Североморске красавица-невеста. Но... Но температура в реакторе угрожающе росла. На карту были брошены не только наши жизни.  

 Лейтенант Корчилов ушел в шестой аварийный отсек вместе с обреченными на верную и мучительную смерть c главстаршиной Борей Рыжиковым, старшиной первой статьи Юрой Ордочкиным, старшиной второй статьи Женей Кашенковым, матросами Семеном Пеньковым, Колей Савкиным, Валерой Харитоновым и Геной Старковым. Посылая этих ребят, этих мальчишек в подводницких робах в атомное пекло, я не мог не прийти к ним, чтобы подбодрить. Меня вежливо попросили покинуть отсек - радиационная обстановка не допускала пребывания в нем лишней минуты. Рентгенометры зашкаливало... Когда аварийная группа спустилась в реакторную выгородку, там плясали фиолетовые огоньки ионизированного водорода.В конце сварочных работ из шестого отсека доложили, что возник пожар с фиолетово-голубым пламенем над крышкой реактора. По команде из центрального поста отсек загерметизировали, пожар потушили. Но пламя вспыхивало еще дважды... 

 Наконец трубопровод сварили. Я спустился вниз и подошел к переборке шестого отсек.Распахнулась стальная дверь, и из нее с трудом выбрался Борис Корчилов. Он сорвал противогазную маску, и его тут же стошнило бело-желтой пеной. Его отвели в первый отсек, где быстро развернули медицинский пост. Туда же отправили всех остальных, кто работал возле реактора. Никто не знал, сколько предельных доз хватанули ребята за это время. Но ясно было одно - они обречены.  Уровень радиации повышался во всех отсеках от часа к часу. Как спасти экипаж и корабль? За всю историю мореплавания ни перед кем еще не вставала подобная задача, ничей горький опыт не мог мне помочь. Каждый час пребывания в радиационном поле приближал нас к той роковой черте, которую уже перешагнули Корчилов со своей группой. 

 По здравому разумению надо было покидать корабль как можно скорее. Но куда деваться с подводной лодки в открытом океане?

  Впрочем, советчики скоро объявились. Ко мне на мостик поднялись дублер-стажер капитан 2-го ранга Першин и мой замполит Шипов. Они потребовали, чтобы я повел корабль к острову Ян Майен и высадил экипаж на берег. Я ушам своим не поверил. Это походило на сцену из дурного пиратского фильма. Мне обещали бунт, арест... Я не сомневался в своих матросах, никто бы из них не поддержал заговорщиков. Но...По моему приказу всему личному составу было выдано по сто граммов спирта. Алкоголь снижал жесткое воздействие радиации на организм. Расчет заговорщиков строился на том, что матросы под спиртными парами могут выйти из повиновения и принудить меня идти к чужому берегу. Я еще не знал такого термина, как "радиофобия" (он войдет в обиход после Чернобыля), но прекрасно понимал, что страх перед радиацией, досужие пересуды о том, что она убивает в мужчинах их мужские способности, могут толкнуть слабодушных на крайние шаги. 

 Поэтому отправив "советчиков" вниз, я вызвал командира БЧ-РО (ракетного оружия) капитан-лейтенанта Юрия Мухина и в присутствии старпома Енина приказал выбросить за борт все автоматы и пистолеты, кроме пяти "Макаровых". Один взял себе, другими вооружились старпом, Мухин и представители штаба флота, посредники на учениях капитаны 2-го ранга Василий Архипов и Николай Андреев.  

 Шла Холодная война, и высадку на остров, где находилась военно-морская база вероятного противника, я расценивал как сдачу в плен, как прямую измену Родине, которая вручила нам свой единственный ракетный подводный крейсер.

  Не знаю, прав я или нет, но о ходоках на мостик - Паршине и Шипове, - об их предательском поведении докладывать никому не стал. И так на нас всех собак повесили.....>>

 Командир пл "С-270" капитана 3-го ранга Жан Свербилов:-

   <<Сообщение об аварии было принято находящейся на позиции "С-270" под командованием капитана 3 ранга Свербилова. Командир "эски" оставил позицию и полным ходом направился по указанным координатам. В 14 часов 4 июля он подошел к борту атомохода. Уровень радиации достигал здесь 7 рентген/час. На вопрос, в какой нуждаются помощи, Затеев попросил обеспечить связь с берегом и принять на борт тяжелобольных. Так как лодки, уходя в море, оставляют свои сходни на пирсе, эвакуировать пострадавших с атомохода пришлось по отваленным носовым рулям, под которые Свербилов загнал форштевень своей "эски". Троих - Корчилова, Рыжикова и Ордочкина - перенесли по ним на носилках, восемь перебежали сами (пока еще сами). Все одиннадцать были размещены в 1-м отсеке, уровень радиации в котором сразу достиг величины 9 р/час, пострадавших рвало, врач Юрий Салиенко оказывал им посильную помощь.

  Дело заключалось в том, что первым на борт "эски" (еще до эвакуации носилочных пострадавших) перескочил один из членов экипажа атомохода. Свербилов, обратившись к нему как к матросу (я думаю, он знал, что перед ним не матрос), поручил передать на борт Затееву квитанцию о переданной радиограмме, на что услышал, что тот - никакой не матрос, а старший офицер одного из управлений штаба флота и назад на аварийную лодку не пойдет. Тогда Свербилов приказал ему следовать в первый отсек "эски". Но получив и на этот раз отказ, приказал своему старпому вынести пистолет на мостик и расстрелять бунтовщика у кормового флага. Сообразив, что с ним не шутят, штабник, подчинился. 

 В воспоминаниях командира "эски" есть этот эпизод. По его словам он не называет имени струсившего потому, что "позже за участие в указанных событиях тот был награжден орденом, а у нас зря орденами не награждают"...... >>

Источники информации:-

http://www.peoples.ru/military/navy_fleet/nikolay_zateev/history1.html

http://www.litmir.net/br/?b=118505

http://www.konkurent.ru/starii_print.php?id=474