фольклор о душе
На модерации
Отложенный
ФОЛЬКЛОР о ДУШЕ
Ученье о душе составляет основу родительского наследия. В Толковом словаре Даля дано понятие души: "безсмертное духовное существо, одарённое разумом и волею".
Следующая сказка в образах Шмат-разума и птицы-горлицы знакомит с даром души "разуметь".
Поди туда – не знаю куда и принеси то – не знаю что
В некотором государстве жил-был король, холост-неженат, и была у него целая рота стрельцов; на охоту стрельцы ходили, перелётных птиц стреляли, государев стол дичью снабжали. В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, и за то любил его король пуще всех его товарищей. Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранёхонько, на самой заре; зашёл он в тёмный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица. Федот навёл ружьё, прицелился, выпалил – и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял её стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку. И возговорит ему горлица: "Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдёт на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь – и добудешь себе великое счастье!" Крепко удивился стрелок. "Что такое? – думает. – С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало..."
Принёс птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил её наотмашь легохонько – пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Другой подобной красавицы во всём свете не бывало! Говорит она добру молодцу, королевскому стрельцу: "Умел ты меня достать, умей и жить со мною; ты мне будешь нареченный муж, а я тебе богоданная жена!" На том они и поладили; женился Федот и живёт себе – с молодой женой потешается, а службы не забывает; каждое утро ни свет ни заря возьмёт своё ружьё, пойдёт в лес, настреляет разной дичи и отнесёт на королевскую кухню.
Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: "Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам да по болотам, всегда мокрёхонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, всё дело поправим". Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принёс к жене. "Ну, – говорит она, – купи теперь на все эти деньги разного шёлку". Стрелец купил на двести рублей разного шёлку. Она взяла и сказывает: "Не тужи, молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее!"
Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу – и тотчас явились перед ней два неведомых молодца: что угодно – приказывай! "Возьмите вот этот шёлк и за единый час сделайте мне ковёр, да такой чудный, какого в целом свете не видывано; а на ковре бы всё королевство было вышито, и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озёрами". Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковёр – всем на диво; отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их не было! Наутро отдаёт она ковёр мужу. "На, – говорит, – понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри; своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери".
Федот взял ковёр, развернул, повесил на руку и пошёл по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает: "Послушай, почтенный! Продаёшь, что ли?" – "Продаю". – "А что стоит?" – "Ты торговый человек, ты цену и уставляй". Вот купец думал, думал, не может оценить ковра – да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвёртый... и собралась их толпа великая, смотрят на ковёр, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошёл и говорит: "Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости! О чём речь у вас?" – "Так и так, ковра оценить не можем". Комендант посмотрел на ковер, и сам дался диву. "Послушай, стрелец, – говорит он, – скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковёр?" – "Моя жена вышивала". – "Сколько же тебе дать за него?" – "Я и сам цены не ведаю, жена наказала не торговаться, а сколько дадут – то и наше!" – "Ну, вот тебе десять тысяч!"
Стрелец взял деньги и отдал ковёр, а комендант этот всегда при короле находился – и пил и ел за его столом. Вот он поехал к королю обедать и ковёр повез: "Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил я сегодня?" Король взглянул – всё своё царство словно на ладони увидел; так и ахнул! "Вот это ковёр! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам". Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковёр во дворце повесил. "Ничего, – думает комендант, – я себе другой ещё лучше закажу".
Сейчас поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и, как только увидал стрельцову жену – в ту минуту и себя и своё дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал; перед ним такая красавица, что век бы очей не отвёл, всё бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: "Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем владал? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин на мне положон, а такой красоты нигде не видывал!" Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени совсем не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе; и ест – не заест, и пьёт – не запьёт, всё она представляется!
Заприметил король и стал его выспрашивать: "Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?" – "Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену, такой красоты во всём свете нет; всё об ней думаю: и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!" Пришла королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит – красота невообразимая! Кто ни взглянет – старик ли, молодой ли, всякий без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная. "Чего, – думает про себя, – хожу я холост-неженат? Вот бы жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою".
Воротился король во дворец и говорит коменданту: "Слушай! Сумел ты показать мне стрельцову жену – красоту невообразимую; теперь сумей извести её мужа. Я сам на ней хочу жениться... А не изведешь, пеняй на себя; хоть ты и верный мой слуга, а быть тебе на виселице!" Пошёл комендант, пуще прежнего запечалился; как стрельца порешить – не придумает.
Идёт он пустырями, закоулками, а навстречу ему баба-Яга: "Стой, королевский слуга! Я все твои думки ведаю; хочешь, пособлю твоему горю неминучему?" – "Пособи, бабушка! Что хочешь, заплачу". – "Сказан тебе королевский указ, чтобы извёл ты Федота-стрельца. Это дело бы неважное: сам-то он прост, да жена у него больно хитра! Ну да мы загадаем такую загадку, что не скоро справится. Воротись к королю и скажи: за тридевять земель, в тридесятом царстве есть остров; на том острове ходит олень золотые рога. Пусть наберёт полсотню матросов – самых негодных, горьких пьяниц, и велит изготовить к походу старый, гнилой корабль, что тридцать лет в отставке числится: на том корабле пусть пошлёт Федота-стрельца добывать оленя золотые рога. Чтоб добраться до острова, надо плыть ни много ни мало – три года, да назад с острова – три года, итого шесть лет. Вот корабль выступит в море, месяц прослужит, а там и потонет: и стрелец и матросы – все на дно пойдут!"
Комендант выслушал эти речи, поблагодарил бабу-Ягу за науку, наградил её золотом и бегом к королю. "Ваше величество! – говорит. – Так и так – можно наверно стрельца извести". Король согласился и тотчас отдал приказ по флоту: изготовить к походу старый, гнилой корабль, нагрузить его провизией на шесть лет и посадить на него пятьдесят матросов – самых распутных и горьких пьяниц. Побежали гонцы по всем кабакам, по трактирам, набрали таких матросов, что поглядеть любо-дорого: у кого глаза подбиты, у кого нос сворочен набок. Как скоро доложили королю, что корабль готов, он в ту же минуту потребовал к себе стрельца: "Ну, Федот, ты у меня молодец, первый в команде стрелец; сослужи службу, поезжай за тридевять земель, в тридесятое государство – там есть остров, на том острове ходит олень золотые рога; поймай его живого и привези сюда". Стрелец задумался, не знает, что и отвечать ему. "Думай не думай, – сказал король, – а коли не сделаешь дела, то мой меч – твоя голова с плеч!"
Федот повернулся налево кругом и пошёл из дворца; вечером приходит домой крепко печальный, не хочет и слова вымолвить. Спрашивает его жена: "О чём, милый, закручинился? Аль невзгода какая?" Он рассказал ей всё сполна. "Так ты об этом печалишься? Есть о чём! Это службишка, не служба. Молись-ка богу да ложись спать; утро вечера мудренее, всё будет сделано". Стрелец лёг и заснул, а жена его развернула волшебную книгу – и вдруг явились перед ней два неведомых молодца: "Что угодно, что надобно?" – "Ступайте вы за тридевять земель, в тридесятое царство – на остров, поймайте оленя золотые рога и доставьте сюда". – "Слушаем! К свету всё будет исполнено".
Вихрем понеслись они на тот остров, схватили оленя золотые рога, принесли его прямо к стрельцу на двор; за час до рассвета всё дело покончили и скрылись, словно их и не было. Стрельчиха-красавица разбудила своего мужа пораньше и говорит ему: "Поди посмотри – олень золотые рога на твоём дворе гуляет. Бери его на корабль с собою, пять суток вперёд плыви, на шестые назад поворачивай". Стрелец посадил оленя в глухую, закрытую клетку и отвёз на корабль. "Тут что?" – спрашивают матросы. "Разные припасы и снадобья; путь долгий, мало ли что понадобится!"
Настало время кораблю отчаливать от пристани, много народу пришло пловцов провожать, пришёл и сам король, попрощался с Федотом и поставил его над всеми матросами за старшего. Пятые сутки плывёт корабль по морю, берегов давно не видать. Федот-стрелец приказал выкатить на палубу бочку вина в сорок вёдер и говорит матросам: "Пейте, братцы! Не жалейте; душа – мера!" А они тому и рады, бросились к бочке и давай вино тянуть, да так натянулись, что тут же возле бочки попадали и заснули крепким сном. Стрелец взялся за руль, поворотил корабль к берегу и поплыл назад; а чтоб матросы про то не сведали – знай с утра до вечера их накачивает: только они с перепоя глаза продерут, как уж новая бочка готова – не угодно ль опохмелиться.
Как раз на одиннадцатые сутки привалил корабль к пристани, выкинул флаг и стал палить из пушек. Король услыхал пальбу и сейчас на пристань – что там такое? Увидал стрельца, разгневался и накинулся на него со всей жестокостью: "Как ты смел до сроку назад воротиться?" – "А куда ж мне деваться, ваше величество? Пожалуй, иной дурак десять лет в морях проплавает да путного ничего не сделает, а мы вместо шести лет всего-навсего десять суток проездили, да своё дело справили: не угодно ль взглянуть на оленя золотые рога?" Тотчас сняли с корабля клетку, выпустили золоторогого оленя; король видит, что стрелец прав, ничего с него не возьмёшь! Позволил ему домой идти, а матросам, которые с ним ездили, дал свободу на целые шесть лет; никто не смел их и на службу спрашивать по тому самому, что они уж эти годы заслужили.
На другой день призвал король коменданта, напустился на него с угрозами. "Что ты, – говорит, – али шутки со мной шутишь? Видно, тебе голова твоя не дорога! Как знаешь, а найди случай, чтоб можно было Федота-стрельца злой смерти предать". – "Ваше королевское величество! Позвольте подумать; авось можно поправиться". Пошёл комендант пустырями да закоулками, навстречу ему баба-Яга: "Стой, королевский слуга! Я твои думки ведаю: хочешь, пособлю твоему горю?" – "Пособи, бабушка! Ведь стрелец вернулся и привёз оленя золотые рога". – "Ох, уж слышала! Сам-то он простой человек, извести его нетрудно бы – всё равно что щепоть табаку понюхать! Да жена у него больно хитра. Ну да мы загадаем ей иную загадку, с которой не так просто справиться. Ступай к королю и скажи: пусть пошлёт он стрельца туда – не знаю куда, принести то – не знаю что. Уж этой задачи он во веки веков не выполнит: или совсем без вести пропадёт, или с пустыми руками назад придёт".
Комендант наградил бабу-Ягу золотом и побежал к королю; король выслушал и велел стрельца позвать. "Ну, Федот! Ты у меня молодец, первый в команде стрелец. Сослужил ты мне одну службу – достал оленя золотые рога; сослужи и другую: поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что! Да помни: коли не принесёшь, то мой меч – твоя голова с плеч!" Стрелец повернулся кругом и пошёл из дворца; приходит домой печальный, задумчивый. Спрашивает его жена: "Что, милый, кручинишься? Аль ещё невзгода какая?" – "Эх, – говорит, – одну беду с шеи свалил, а другая навалилася; посылает меня король туда – не знаю куда, велит принести то – не знаю что. Через твою красу все напасти несу!" – "Да, это служба немалая! Чтоб туда добраться, надо девять лет идти, да назад девять – итого восемнадцать лет; а будет ли толк с того – бог ведает!" – "Что же делать, как же быть?" – "Молись богу да ложись спать, утро вечера мудренее. Завтра всё узнаешь".
Стрелец лёг спать, а жена его дождалась ночи, развернула волшебную книгу – и тотчас явились перед ней два молодца: "Что угодно, что надобно?" – "Не ведаете ли: как ухитриться да пойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?" – "Нет, не ведаем!" Она закрыла книгу – и молодцы с глаз исчезли. Поутру будит стрельчиха своего мужа: "Ступай к королю, проси золотой казны на дорогу – ведь тебе восемнадцать лет странствовать, а получишь деньги, заходи со мной проститься". Стрелец побывал у короля, получил из казначейства целую кису (мешок) золота и приходит с женой прощаться. Она подаёт ему ширинку и мячик: "Когда выйдёшь из города, брось этот мячик перед собою; куда он покатится – туда и ступай. Да вот тебе моё рукоделье: где бы ты ни был, а как станешь умываться – всегда утирай лицо этою ширинкою". Попрощался стрелец с своей женой и товарищами, поклонился на все четыре стороны и пошёл за заставу. Бросил мячик перед собою; мячик катится, а он за ним следом идёт.
Прошло с месяц времени, призывает король коменданта и говорит ему: "Стрелец отправился на восемнадцать лет по белу свету таскаться, и по всему видно, что не быть ему живому. Ведь восемнадцать лет не две недели; мало ли что в дороге случится! Денег у него много; пожалуй, разбойники нападут, ограбят да злой смерти предадут. Кажись, можно теперь за его жену приняться. Возьми-ка мою коляску, поезжай в стрелецкую слободу и привези её во дворец". Комендант поехал в стрелецкую слободку, приехал к стрельчихе-красавице, вошёл в избу и говорит: "Здравствуй, умница, король приказал тебя во дворец представить". Приезжает она во дворец; король встречает её с радостию, ведёт в палаты раззолоченные и говорит таково слово: "Хочешь ли быть королевою? Я тебя замуж возьму". – "Где же это видано, где же это слыхано: от живого мужа жену отбивать! Каков ни есть, хоть простой стрелец, а мне законный муж". – "Не пойдёшь охотою, возьму силою!" Красавица усмехнулась, ударилась об пол, обернулась горлицей и улетела в окно.
Много царств и земель прошёл стрелец, а мячик всё катится. Где река встретится, там мячик мостом перебросится; где стрельцу отдохнуть захочется, там мячик пуховой постелью раскинется. Долго ли, коротко ли – скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, приходит стрелец к большому, великолепному дворцу; мячик докатился до ворот и пропал. Вот стрелец подумал-подумал: "Дай пойду прямо!" Вошёл по лестнице в покои; встречают его три девицы неописанной красоты: "Откуда и зачем, добрый человек, пожаловал?" – "Ах, красные девицы, не дали мне с дальнего походу отдохнуть, да начали спрашивать. Вы бы прежде меня накормили-напоили, отдохнуть положили, да тогда бы и вестей спрашивали". Они тотчас собрали на стол, посадили его, накормили-напоили и спать уложили.
Стрелец выспался, встаёт с мягкой постели; красные девицы несут к нему умывальницу и шитое полотенце. Он умылся ключевой водой, а полотенца не принимает. "У меня, – говорит, – своя ширинка; есть чем лицо утереть". Вынул ширинку и стал утираться. Спрашивают его красные девицы: "Добрый человек! Скажи: откуда достал эту ширинку?" – "Мне её жена дала". – "Стало быть, ты женат на нашей родной сестрице!" Кликнули мать-старушку; та как глянула на ширинку, в ту же минуту признала: "Это моей дочки рукоделье!" Начала у гостя расспрашивать-разведывать; он рассказал ей, как женился на её дочери и как царь послал его туда – не знаю куда, принести то – не знаю что. "Ах, зятюшка! Ведь про это диво даже я не слыхивала! Постой-ка, авось мои слуги ведают".
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг – откуда только взялись! – набежали всякие звери, налетели всякие птицы. "Гой есте, звери лесные и птицы воздушные! Вы, звери, везде рыскаете; вы, птицы, всюду летаете: не слыхали ль, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?" Все звери и птицы в один голос отвечали: "Нет, мы про то не слыхивали!" Распустила их старуха по своим местам – по трущобам, по лесам, по рощам; воротилась в горницу, достала волшебную книгу, развернула её – и тотчас явились к ней два великана: "Что угодно, что надобно?" – "А вот что, слуги мои верные!
Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на середине – на самой пучине".
Тотчас подхватили они стрельца со старухою, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на середине – на самой пучине: сами как столбы стоят, а стрельца со старухою на руках держат. Крикнула старуха громким голосом – и приплыли к ней все гады и рыбы морские: так и кишат! Из-за них синя моря не видно! "Гой есте, гады и рыбы морские! Вы везде плаваете, у всех островов бываете: не слыхали ль, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?" Все гады и рыбы в один голос отвечали: "Нет! Мы про то не слыхивали!" Вдруг протеснилась вперёд старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит: "Ква-ква! Я знаю, где такое диво найти". – "Ну, милая, тебя-то мне и надобно!" – сказала старуха, взяла лягушку и велела великанам себя и зятя домой отнесть.
Мигом очутились они во дворце. Стала старуха лягушку допытывать: "Как и какою дорогою моему зятю идти?" Отвечает лягушка: "Это место на краю света – далеко-далеко! Я бы сама его проводила, да уж больно стара, еле ноги волочу; мне туда в пятьдесят лет не допрыгать". Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в неё лягушку и даёт зятю. "Неси, – говорит, – эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает". Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и её дочками и отправился в путь. Он идёт, а лягушка ему дорогу показывает.
Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли – приходит к огненной реке; за тою рекою высокая гора стоит, в той горе дверь видна. "Ква-ква! – говорит лягушка. – Выпусти меня из банки; надо нам через реку переправиться". Стрелец вынул её из банки и пустил наземь. "Ну, добрый молодец, садись на меня, да не жалей; небось не задавишь!" Стрелец сел на лягушку и прижал её к земле: начала лягушка дуться, дулась-дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться: "Коли свалюсь, до смерти ушибусь!" Лягушка надулась да как прыгнет – перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою. "Теперь, добрый молодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду; войдёшь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай!"
Стрелец подошёл к горе, отворил дверь – в пещере так темно, хоть глаз выколи! Полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят: "Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас". В ту ж минуту – откуда что взялось! – зажглись люстры, загремели тарелки и блюда и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напились, наелись и приказывают: "Эй, Шмат-разум! Убери всё". Вдруг ничего не стало – ни стола, ни вин, ни кушанья, люстры все погасли. Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул: "Эй, Шмат-разум!" – "Что угодно?" – "Покорми меня!" Опять явились и люстры зажжённые, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.
Стрелец сел за стол и говорит: "Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною; станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно". Отвечает невидимый голос: "Ах, добрый человек! Откудова тебя бог принёс? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за всё это время они ни разу меня с собой не сажали". Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метёлочкой подметает, а бутылки с вином сами поднимаются, сами в рюмки наливаются, глядь уж и пусты! Вот стрелец наелся-напился и говорит: "Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житьё хорошее". – "Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, человек добрый". – "Ну, прибирай всё да пойдём со мною!" Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад – нет никого. "Шмат-разум! Ты здесь?" − "Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану". – "Ладно!" – сказал стрелец и сел на лягушку: лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил её в банку и отправился в обратный путь.
Пришёл к тёще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и её дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за её верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тёщею и пустился домой. Шёл-шёл и сильно уморился; прибились его ноги скорые, опустились руки белые. "Эх, – говорит, – Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал; просто ноги отнимаются". – "Что ж ты мне давно не скажешь? Я б тебя живо на место доставил". Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась. "Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась". – "Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч вёрст позади". Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами...
Вот летит стрелец над глубоким морем, и гласит ему Шмат-разум: "Хочешь – я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть, да счастье добыть". – "А ну, сделай!" – сказал стрелец и стал опущаться на море. Где за минуту только волны подымалися – там появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум: "Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай; будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчивай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В своё время я к тебе назад вернусь!"
Смотрит стрелец – с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую беседку. "Что за чудо! – говорят, – сколько раз мы тут плавали, кроме воды ничего не было, а тут – на поди! – золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся". Тотчас остановили корабельный ход и бросили якоря; три купца-хозяина сели на лёгкую лодочку и поехали на остров. "Здравствуй, добрый человек!" – "Здравствуйте, купцы чужеземные! Милости просим ко мне, погуляйте, повеселитесь, роздых возьмите: нарочно для заезжих гостей и беседка выстроена! Купцы вошли в беседку, сели на скамеечку. "Эй, Шмат-разум! – закричал стрелец. – Дай-ка нам попить-поесть". Явился стол, на столе вина и кушанья, чего душа захочет – всё мигом исполнено! Купцы только ахают. "Давай, – говорят, – меняться! Ты нам своего слугу отдай, а у нас возьми за то любую диковинку". – "А какие у вас диковинки?" – "Посмотри – увидишь!"
Один купец вынул из кармана маленький ящичек, только открыл его – тотчас по всему острову славный сад раскинулся и с цветами и с дорожками, а закрыл ящичек – и сад пропал. Другой купец вынул из-под полы топор и начал тяпать: тяп да ляп – вышел корабль! Тяп да ляп – ещё корабль! Сто разов тяпнул – сто кораблей сделал, с парусами, с пушками и с матросами; корабли плывут, в пушки палят, от купца приказов спрашивают... Натешился он, спрятал свой топор – и корабли с глаз исчезли, словно их и не было! Третий купец достал рог, затрубил в один конец – тотчас войско явилося: и пехота, и конница, с ружьями, с пушками, с знамёнами; ото всех полков посылают к купцу рапорты, а он отдаёт им приказы: войска идут, музыка гремит, знамена развеваются... Натешился купец, взял трубу, затрубил с другого конца – и нет ничего, куда вся сила девалася!
"Хороши ваши диковинки, да мне не пригодны! – сказал стрелец. – Войска да корабли – дело царское, а я простой солдат. Коли хотите со мной поменяться, так отдайте мне за одного слугу-невидимку все три диковинки". – "Не много ли будет?" – "Ну, как знаете: а я иначе меняться не стану!" Купцы подумали про себя: "На что нам этот сад, эти полки и военные корабли? Лучше поменяться; по крайней мере без всякой заботы будем и сыты и пьяны". Отдали стрельцу свои диковинки и говорят: "Эй, Шмат-разум! Мы тебя берём с собою; будешь ли нам служить верой-правдою?" – "Отчего не служить? Мне всё равно – у кого ни жить". Воротились купцы на корабли, и давай всех корабельщиков поить-угощать: "Ну-ка, Шмат-разум, поворачивайся!"
Перепились все допьяна и заснули крепким сном. А стрелец сидит в золотой беседке, призадумался и говорит: "Эх, жалко! Где-то теперь мой верный слуга Шмат-разум?" – "Я здесь, господин!" Стрелец обрадовался: "Не пора ли нам домой?" Только сказал, как вдруг подхватило его буйным вихрем и понесло по воздуху. Купцы проснулись, и захотелось им выпить с похмелья: "Эй, Шмат-разум, дай-ка нам опохмелиться!" Никто не отзывается, никто не прислуживает. Сколько ни кричали, сколько ни приказывали – нет ни на грош толку. "Ну, господа! Надул нас этот маклак (попрошайка). Теперь чёрт его найдёт! И остров пропал, и золотая беседка сгинула". Погоревали-погоревали купцы, подняли паруса и отправились куда им было надобно.
Быстро прилетел стрелец в своё государство, опустился возле синего моря на пустом месте. "Эй, Шмат-разум! Нельзя ли здесь дворец выстроить?" – "Отчего нельзя! Сейчас готов будет". Вмиг дворец поспел, да такой славный, что и сказать нельзя: вдвое лучше королевского. Стрелец открыл ящичек, и кругом дворца сад явился с редкими деревьями и цветами. Вот сидит стрелец у открытого окна да на свой сад любуется – вдруг влетела в окно горлица, ударилась оземь и оборотилась его молодой женою. Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать. Говорит стрельцу жена: "С той самой поры, как ты из дому ушёл, я всё время по лесам да по рощам сирой горлинкой летала".
На другой день поутру вышел король на балкон, глянул на сине море и видит – на самом берегу стоит новый дворец, а кругом дворца зелёный сад. "Какой это невежа вздумал без спросу на моей земле строиться?" Побежали гонцы, разведали и докладывают, что дворец только стрельцом поставлен, и живёт во дворце он сам, и жена при нём. Король пуще разгневался, приказал собрать войско и идти на взморье, сад дотла разорить, дворец на мелкие части разбить, а самого стрельца и его жену лютой смерти предать. Усмотрел стрелец, что идёт на него сильное войско королевское, схватил поскорей топор, тяп да ляп – вышел корабль! Сто разов тяпнул – сто кораблей сделал. Потом вынул рог, затрубил раз – повалила пехота, затрубил в другой – повалила конница.
Бегут к нему начальники из полков, с кораблей и ждут приказу. Стрелец приказал начинать сражение; тотчас заиграла музыка, ударили в барабаны, полки двинулись; пехота ломит королевских солдат, конница догоняет, в плен забирает, а с кораблей по столичному городу так и жарят пушками. Король видит, что его армия бежит, бросился было сам войско останавливать – да куда! Не прошло и полчаса, как его самого убили. Когда кончилось сражение, собрался народ и начал стрельца просить, чтобы взял в свои руки всё государство. Он на то согласился и сделался королём, а жена его королевою.
На заре или в самом начале странствия душа-девица – птица-горлица и молодец-стрелец (отцовское семя) находились в Прави, затем Федот и горлица перешли в лес – в ночь вселенной. Душа-девица умеет говорить человеческим голосом, она просит молодца: "как только найдёт на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь – и добудешь себе великое счастье!" В традиции Руси ударить правой рукою наотмашь или чесануть в правое плечо, как это сделал Никола Можайский в былине "Садко", означает намеренно отправить душу в то или иное царство вселенной. Федот исполнил волю души, он поделился с горлицей жизненной силой: "ударил её наотмашь легохонько – пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!" Так стрелец и его душа прибыли в Явь. Упала горлица в сердечушко молодца и молвила: "Умел ты меня достать, умей и жить со мною; ты мне будешь нареченный муж, а я тебе богоданная жена!" Встреча в Яви души с плотью стрельца означает исполнение первого наказа прописанного в Законе Жизни ("прямо пойдёшь – женату быть").
Кто живёт в контакте со своей богоданной душой, тот всегда счастлив. Увидел генерал стрельчиху и вздумал: "Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем владал?" И короля защемило от её прелестей. Тогда и замыслили господа именитые извести молодца, чтобы самим душевной красотой владеть.
События повествования происходят в начале третьей версты. Об этом и говорит стрельчиха: "бродишь по лесам да по болотам, всегда мокрёхонек домой ворочаешься". Болото – это земля-матушка, она ещё и просохнуть-то не успела от родовых вод, а дом – это сама Явь.
Зло всегда обращается за помощью к потустороннему миру. Потому комендант и ходил пустырями, да закоулками в навьем преддверии, пока не повстречал Ягу. Навий страж наперёд жителей Яви все думки ведает, Яга и подсказала коменданту, как извести Федота.
Задал король Федоту задачу, которую можно исполнить, лишь побывав в Нави, а оттуда для жителя Яви нет возврата. Во время отсутствия Федота его богоданную душу силой хотели взять, но она ударилась об пол (Яви), вновь обернулась горлицей и улетела в Навь, где и ожидала возвращения удальца-стрельца. Удариться об пол или упасть с дерева на сырую землю означает одно и то же действие – мгновенно переместиться в иное царство вселенной.
Сказка утверждает, что завистливой власти и порочным людям не владеть душевной красотой. Для них закрыты и врата вечности. Это в их адрес пословица сказывает: "Не барину тот пир, куда бредёт весь мир".
В путешествиях по окиян-морю (по Прави и Нави) Федота представляет только его душа. Она советуется с волшебной книгой – это её опыт предыдущих странствий по вселенной, а потому она и знает, как справиться с господскими поручениями. В странствиях по дворам вселенной душа Федота перелётывает огромные пространства. Буйные ветры несут стрельца так шибко, что с головы шапка свалилась. И через минуту оказалась шапка за пять тысяч вёрст позади. Поход за тридевять земель занимает три года, и столько же затрачивается на обратную дорогу. Здесь год – продолжительность странствия по каждому царству вселенной.
В одном из вариантов этой сказки стрельцу было приказано: "на тот свет дойтить" (в Навь) и узнать, как поживает покойный батюшка царя. Наш герой находит в ночи вселенной душу прежнего царя. На ней два чёрта везут дрова – большущий воз! Через Федота передал бывший царь наказ своему наследнику и всем именитым: "Плохое моё житье. Чтобы служил по моей душе панихиды; авось господь меня помилует – освободит от вечной муки. Да накрепко ему моим именем закажи, чтобы не обижал ни черни, ни войска; не то бог заплатит!"
Для исполнения второго задания короля Федот отправился туда – не знаю куда (в Правь), а чтоб туда добраться, надо девять лет идти. Горлица в Нави шила шелковыми нитями судьбу стрельца, по этому шитью его и узнали богоданные родственники. Они-то и направили стрельца туда, где находится Шмат-разум или то – не знаю что. Чтобы вернуться назад в Явь, ему надо снова идти девять лет из Прави в Явь. Итого ему восемнадцать лет находиться в пути. Здесь дважды по девять лет – это время путешествия его души туда и назад по царствам Прави и Нави (в мерах Нави), и это время совсем не соответствует мерам царства Яви.
В начале пути было неведомо будет ли толк с этого путешествия. Когда же вновь повстречались удалец-стрелец и душа, тогда и начали они есть-пить вместе. Здесь Шмат-разум и есть "безсмертная" душа стрельца. А потому и сказано, что захочет его душа, то будет мигом исполнено. Душа Федота исполнила Закон Жизни: познала прямой путь – опыт воплощения, побывала налево – в Нави, там она очистилась от земных страстей, и затем ушла направо – в Правь. Так она возвратилась в родительскую обитель, где ей "безсмертной" или богату быть.
Когда богатырь стрелец вновь вернулся в Явь, тогда собрался народ и начал стрельца просить, чтобы взял в свои руки все государство. Федот исполнил желание людей и уничтожил господское зло. Так он добыл великое счастье для народа.
Первородные начала участвуют в переновлении всех жителей вселенной. Души матросов и Федота странствуют по окиян-морю, поэтому они и возвращаются в Явь переновлёнными. В своём последующем воплощении они обрели свободу, и никто не смел их и на службу спрашивать, по тому самому, что они уж эти годы заслужили.
Существуют множество версий этой сказки (из примечаний Афанасьева): "Русских вариантов – 76, украинских – 8, белорусских – 7", а также латвийских, башкирских и сказок других народов.
Комментарии