Повесть. Глава 5. Госпиталь. Романтическая встреча.

Ташкентский военный госпиталь.

В госпитальной палате, возле постели Дарьи Клычковой собрался консилиум. Из комы больная вышла, но состояние пациентки было тяжелым. Контузия головы отразилась на деятельности мозга и центральной нервной системы, девушка слабо реагировала на происходящее. Сейчас доктора склонились над снимками мозга, полученными в результате обследований. После обсуждения, начальник госпиталя принял окончательное решение: вести наблюдение и лечить больную, отказавшись от операции.

Даша открыла глаза. Вместе с солнечным светом на нее обрушилась боль, раскаленным жалом вгрызалось в голову, огненной лавой плавила мозги. Даша застонала.

Доктор Тушин, ее лечащий врач, немедленно отдал распоряжения – и медсестры запорхали над ней, словно осы, вонзая свои жала-уколы в безвольное тело...

Лекарства на какое-то время прекращали боль, но на смену приходило видение - огромный кусок скалы, отколовшись, катился прямо на нее, сметая все на своем пути... Эта картинка изматывала страхом.

Александр Петрович Тушин, опытный невропатолог, направляясь в палату Даши, встретил хирурга Антона Сотова, - того, кто вывез контуженую Дарью Клычкову из полевого госпиталя.

– Зайдем к твоей крестнице, две пары глаз лучше, чем одна.

Антон Петрович Сотов, несмотря на молодой возраст- 33 года, считался среди коллег толковым специалистом, у него за плечами был значительный опыт военно-полевого хирурга. О контузиях и черепно-мозговых травмах Сотов знал немало, Тушин это учитывал.

Даша лежала, закрыв глаза. Врачи молча подошли к ее постели.

Сотов, едва увидев Дашу, впился взглядом в бледное и худое девичье лицо. Тогда, в прифронтовой зоне, в зыбком свете госпитальной лампы, он едва рассмотрел ее полумертвое лицо. Теперь, при свете дня, он удивленно, с затаенной болью, глядел на девушку, - это лицо напомнило прошлое...

Юношей он занимался рисованием, посещал художественную школу. Не бог весть какой художник мог бы из него получиться, но некоторые портреты ему удавались. Однажды во сне увидел прелестную девушку – лесную Мавку, прислонившуюся к стволу дерева. Сквозь листву пробивались солнечные лучи и падали на ее нежное, волшебное лицо; ее глаза смотрели проницательно, глубоко, будто читали в тебе самое потаенное. Утром Антон, вдохновленный волшебной картиной сна, нарисовал портрет лесной царевны, назвав его «Ясноглазая». Он никому не показывал картину, девушка осталась его тайной, несбыточной мечтой...  

-          Ну-с, чем порадуете? – услышал он голос Тушина, присевшего на стуле рядом с постелью девушки. Девушка открыла глаза...и Сотов отшатнулся, – немыслимо, но сходство с портретом было невероятным... Ясноглазая! Лесная царевна, о которой мечталось долгие годы... Ему захотелось бежать прочь, но доктор Тушин обратился к нему с каким-то вопросом. Сотов что-то промычал. Удивленно взглянув на мычавшего хирурга, Александр Петрович помог пациентке сесть и снять рубашку. Изучив ее позвоночник, скомандовал:

-          Встаньте, Клычкова, и прижмите руки «по швам».

Она сидела на постели в одних трусиках, с голой грудью. У нее кружилась голова, тошнило, но приказано « встать», значит, она встанет. Поднялась. Стояла ровно, с прижатыми по «швам» руками. Ждала команды «вольно».

Коротко стриженая, как мальчишка, худощавая и мускулистая, с обветренным лицом, она удивила белизной тела, нежностью кожи, стройностью и пропорциональностью фигуры. Сложена была превосходно.

И вдруг покачнулась, снопиком валясь на койку. Доктор Тушин успел ее подхватить и осторожно уложил.

-          Отдыхай, Дашенька, рановато я тебя поднял, - подозвав сестричку, что-то шепнул ей и вышел, торопясь. Сотов присел на стул, не отрывая взгляда от Даши. Пронзительная жалость к девушке и восхищение ее нежной красотой смешались в такой гремучий коктейль, что кровь бросилась в голову.

-          Все будет хорошо, ты справишься...

- только и мог он выговорить. Осторожно, как драгоценность взял ее руку и нежно пожал. Она едва слышно ответила на пожатие.

В ординаторской его поджидал Александр Петрович Тушин. Возбужденно вышагивая по кабинету, заложив руки за спину, доктор в сердцах выругался. Вплотную подошел к Сотову, взял его за рукав и зашипел:

-          И эта беспомощная девчонка, в длинной рубашонке, с мальчишеской челкой и есть Кровавая богиня войны? Нет, Антон, это жертва, - обманутая и обездоленная!

Сотов молчал. – Ты думаешь, я не видел, как ты смотрел на нее? – выпучив круглые глаза, шептал Тушин. – У тебя те же мысли в голове – подлая эта война! - он подошел к окну, достал носовой платок, вытер вспотевшее лицо.

- Сделаем так: переведем ее в отдельную палату, девчонку любой ценой нужно вытащить из пограничного состояния. Поговорю-ка я еще с психиатром. И ты – не спускай с нее глаз. Не мычи, а действуй! – энергично размахивая рукой, доктор направился к начальству «выбивать» привилегированные хоромы.

Дашу перевели в одноместную палату, где большую часть стены занимало огромное окно. На широком подоконнике стояли вазоны с цветами, а за окном рос старый клен, чьи ветви касались оконных рам. В утренние часы, когда солнышко золотило кроны деревьев, слышно было пение птиц в госпитальном саду. Кусочек рая в средоточии боли, страха и затаенных надежд.

Каждое утро на пороге палаты вырастала фигура доктора Сотова. С пожеланиями доброго утра и хорошего дня, он протягивал свою крепкую руку, помогая Даше подняться, и подводил ее к окну, распахивая его настежь. Негромко включал классическую музыку, записанную на магнитофоне, - Даше особенно нравился «Рассвет над Москвой-рекой» Мусорского, «песня Сольвейг» Грига, и вместе с девушкой прохаживался не спеша по комнате. Утренняя разминка включала также специальное дыхание и несколько несложных упражнений на координацию. Затем доктор отправлялся в свое операционное отделение, из которого выбирался поздно вечером. Перед сном он прогуливал Дашу по коридору, беседуя с ней, развлекая врачебными шутками.

Врачи и медицинский персонал, наблюдая опеку доктора Сотова над девушкой, в шутку дали ему прозвище «Доктор Хиггинс», в честь нашумевшего американского фильма-мюзикла «Моя прекрасная леди». Герой фильма, Хиггинс – профессор фонетики, заключил пари о том, что сможет за пару месяцев обучить цветочницу Элизу Дулиттл произношению и манере общения высшего общества.

Профессор Хиггинс и Элиза Дулиттл

 
 Все знали о споре между Сотовым и Тушиным – можно ли вернуть тяжелоконтуженного человека в короткий срок к нормальной жизни. Тушин отрицал, Сотов настаивал – можно! Берусь за это!

Никто не догадывался о скрытых мотивах Антона, о его нежных чувствах к девушке. А чувства крепли, нарастая с каждым днем. В перерывах между операциями, доктор Сотов уединялся, брал карандаш в руки и рисовал портреты Даши, изливая на бумагу нежность, которую тщательно скрывал, ибо амурные отношения доктор-пациент в госпитале были недопустимы.

И только наблюдательный доктор Тушин мимоходом предупредил Антона: Хиггинс-то спор выиграл, но влюбился в свое создание – Элизу, подобно Пигмалиону- ваятелю, влюбившемуся в свою Галатею.

Молодой организм Даши, всестороннее госпитальное лечение и забота ангела-хранителя доктора Сотова, постепенно давали хороший результат: головные боли, вялость, депрессия, понемногу исчезали, уступая место пробуждающемуся желанию жить.

Однажды доктор Сотов принес Даше три яблока.

- Яблочки непростые, со смыслом. Это яблоко номер один – он протянул спелый плод, желто-зеленого цвета. Его съешь сегодня. Почувствуешь новые силы, заработают скрытые в тебе резервы. Поняла?

Даша кивнула, вопросительно глядя на доктора.

- Второе съешь, когда поймешь, что болезнь тебя отпускает понемногу, дает шанс на выздоровление, – он протянул красно-зеленое яблоко.

-Третье, последнее, - на его руке лежало темно-красное большое яблоко. – Его съешь перед выпиской из госпиталя. Означает – ты готова к новой жизни, все в полном порядке. Сделаешь?

- Все, как сказали, сделаю, - прошептала Даша. Сотов ушел. Девушка решительно надкусила первое яблоко - ароматное, сочное, и с каждым новым куском она ощущала, что тело крепло, мышцы напрягались, сердце перегоняло кровь с удвоенной силой. Впервые появилась и крепко засела мысль – Хочу жить! Не сдамся!