Маленькие смешные песенки

Постом о частушках навеяло )))

Это мой самый первый рассказик, опубликованный в Гайдпарке два года назад. Прощу пощады и снисхождения, менять ничего не стала, так интереснее )))

В середине девяностых город, в котором я жила, посетила группа американцев-гринписовцев для проведения экологических семинаров. Одну гостью - скромно говорящую по-русски Мэри из штата Юта - мне нужно было поселить у себя и опекать в течение недели.

Заокеанская Мэри была неприхотлива и любознательна, как подросток; с удовольствием поедала борщи, пельмени и пироги, хвалила русскую кухню и критиковала российскую власть, не уделяющую внимания нашим экологическим проблемам.

В один из вечеров собралась у меня в квартире весьма пестрая компания: сосед Виталя, обаятельный шалопай, страдающий дежурным еженедельным похмельем; жена соседа, красавица Любаша, крепкая, здоровая и румяная, как свежее яблоко; местное "гестапо"- тетя Зина, соседка с нижнего этажа, явившаяся по мою душу с претензиями на шум и несанкционированное пенье "в ночь-полночь". И разумеется, мы с Мэри из штата Юта.

Первым нашу с Мэри "дружбу народов" нарушил Виталя, заглянувший дабы стрельнуть полтинник на опохмел. Увидев стол с блинами, икоркой и запотевшей бутылкой водки, хитрец Виталя передумал одалживаться и громогласно возопив - О! рашен бухло! буду третьим! - молниеносно десантировался на кухонную табуретку.

Через пару минут он уже наливал Мэри, восклицавшей:

- Лариса! как это - бух-ло? на-пи-ток? водка?

- Вод-ка! - радостно орал Виталя - мат-реш-ка! ба-ла-лай-ка!

- Уймись! - шипела я, - не позорь страну...

- Ви-та-лья, - улыбалась в ответ, уже порозовевшая от выпитого Мэри - вы оччен... как это... живы!

Затем гостья из штата Юта попросила нас с соседом спеть "маленькие смешные песенки".

- Какие маленькие песенки? - удивилась я, но Мэри быстро вспомнила слово...

- Час -туш-ка! да... как это... мат-рьеш-ка, час-туш-ка - повторяла Мэри и в руках у нее появился небольшой диктофон.

- Частушки! Счас я тебе насыплю! - переполненный энтузиазмом сосед расправил могучие плечи, тряхнул русыми кудрями, изображая Ивашку-песельника, и радостно заголосил:

Мимо тещиного дома

Я без шуток не хожу...

- Идиот! - взревела я, как раненый бык, - она же все записывает!

- Нет, а я че? я частушку пою - народное творчество! - веселился Виталя, - пусть знают в Америке, что мы с тещами тоже воюем! Теща - международное зло!

Перепалку нарушила трель дверного звонка.

- Контора! - ахнул Виталя, - след взяла!...

- Как это... контора? - удивилась Мэри, - офис?

"Конторой" Виталя именовал красавицу-жену. На мои недоуменные вопросы о нелепости прозвища он, как правило, загадочно ронял - "а ты поживи с ней..."

"Контора" была сердита и к общению явно нерасположена. Но присутствие "международных наблюдателей" сделало Любашу несколько добрее, а просьба спеть "маленькие смешные песенки" окончательно развеселила.

- Лор, зачем это? - удивлялась она, - и записывать будет? ой, да неловко мне...

- Пой! - требовал Виталя, - ты ж их сколько знаешь...

- Энциклопедия! - гордо доложил он Мэри, скосив хищный глаз на "рашен бухло", поскольку гроза успешно миновала...

Любаша осуждающе посмотрела на мужа и запела неожиданно звонким девчачьим голосом:

Меня маменька рожала,

Вся деревня набежала -

Посмотреть хотелося,

Как она вертелася!

- Я ж говорю - контора! - попенял Виталя жене, но Любаша, наклонив голову и глядя круглыми карими глазами, продолжала твердо и слегка вызывающе:

Я любила тебя, гад,

Четыре годика подряд,

А ты - четыре месяца,

И-то хотел повеситься!

- С тобой повесишься... - хохотал Виталя в ответ.

Печку письмами топила,

Не подкладывала дров.

Все смотрела, как горела

Моя первая любовь!

- горестно сообщила Любаша и передохнув, продолжила:

Два крылечка, два крылечка

В памяти осталися -

На одном поцеловались,

На другом - рассталися!

Виталя, дождался паузы и проскандировал в ответ:

Я зазнобу догонял,

Во дворе бревно обнял,

Думал в кофте розовой,

А это пень березовый.

Диктофон работал. Довольная американская гостья, сияя глазами, слушала русские частушки.

Еще один звонок раздался в прихожей.

Явившаяся на шум тетя Зина вид имела откровенно комичный - ее левый глаз настойчиво рвался в квартирные глубины, в то время как более сознательный правый тщетно пытался сфокусироваться на моей персоне.

- Поетя? А время знаитя? - грозно вопросила перекошенная любопытством соседка.

- Знаим - спопугайничала я, но неожиданная идея резко изменила мой тон и ближайшие планы. - Теть Зин, а ты частушки поешь? Выяснилось, что тетя Зина до частушек большая охотница.

Усевшись за стол, суровая гостья выпила холодной водки, неспеша съела блин, подперла рукой голову, повязанную вечным шелковым платочком, и пригорюнившись, тоненько жалобно завыла:

Мы с подруженькой живем

Из окна - в окошко.

Полюбили одного,

Поссорились немножко.

И обведя глазами ошеломленную публику, продолжила:

У нас цыгане ночевали,

Пили и обедали.

Одному я подмигнула -

Они все забегали.

После чего, окончательно уйдя в минор, закончила скорбно и сердито:

На завалинке спала,

Тулупом укрывалася,

Никому я не давала,

Куда честь девалася?

- Ну, ты даешь, теть Зин! - восхитился Виталя и тут же получил по шее.

- Охальник! - возмутилась тетя Зина, - я для дела человеку, а тебе бы все зубоскальничать!

Американская гостья зантересованно спросила:

- Лариса, как это - за-ва-лин-кА? Где спал... эээ... герл?

Я принялась объяснять:

- Мэри, завалинка это такая земляная насыпь...

- Какая насыпь! - вскинулся Виталя, - не насыпь, а ... - и задумавшись, умолк.

- Что? - парировала я и продолжила, - Мэри, это насыпь у стены дома, вернее, избы...

- Не насыпь, а скамейка, лавка - наконец сформулировал Виталя.

- Какая скамейка?- насыпь, - поддержала меня Любаша, - насыпАли землю, что бы дом не промерзал, стены заваливали...

- Призба, - неожиданно заявила тетя Зина, - называлась - призба, потому что при избе, и из теса делали, и землей заваливали. Вот и говорили - завалинка.

- Лариса, почему герл... спал... с ту-лу-пОм...? что ест с тулупОм? - вновь поинтересовалась гостья.

- С тулупом? Мэри, тулуп - это шуба... - начала я, но настырный Виталя снова остался недоволен.

- Тулуп - не шуба, ты не путай! Тулуп - это тулуп!

- Боже мой! - возмутилась Любаша, - да не спала она с тулупом... Укрывалась!

- У герл не был... постел... так? герл спал - земля? бед-ност? - уточнила Мэри, и все внезапно стихли.

- Подождите, это бред какой-то получается, - обратилась я ко всем сразу, - за каким чертом она вообще спала на этой завалинке?

- Знаем, за каким... - ухмылнулся довольный сосед, - сначала спят, где не надо, потом честь найти не могут...

- Глупец! - расседилась Любаша, - очень нужны вы нам, что б на завалинках с вами спать!

- Ну, да, - ехидно согласился Виталя, - у нее честь силой отняли...

- Может и снасильничал кто... - задумчиво прокомментировала тетя Зина супружеский спор, - всяко бывало...

- Насил-ник? Маньяк? - внезапно заинтересовалась Мэри, окончательно приведя меня в патриотический ужас.

Я вдруг отчетливо представила, как откармливаемая и опекаемая мною американка возвращается в свой заокеанский штат и делится впечатлениями о малообеспеченных русских девушках, спящих на земле под драными шубейками, и диких русских мужиках - насильниках и маньяках, отнимающих у этих девушек последнее богатство - святую невинность... И тетьзинина забористая частушка звучит в штате Юта, как подлинная и беспощадная правда.

Но строгая Любаша уже защищала Родину-мать от клеветы и позора. Сведя к переносице красивые брови и глядя на заморскую гостью, как солдат на вошь, Любаша гневно чеканила короткие фразы:

- В России под тулупами никто не спит. Спим, как все люди спят, в постели. И живем хорошо. Квартиру еще до перестройки от завода получили. Мебель купили. Дачу построили. Потом машину взяли - по очереди. Все есть, - и неодобрительно взглянув на тетю Зину, закончила - а под тулупами может еще до революции спали...

- Так, конечно, Любушка, - виновато подхватила тетя Зина, - конечно, до революции... Частушки-то еще мама моя в молодости пела, сколько воды утекло...

- Мэри, это шутка - про завалинку, - добавила я, - понимаешь? Это - частушки! Их придумывают, что бы посмеяться.

- Я понимать, Лариса, - стараясь говорить правильно, Мэри помогала себе движением правой руки, - это ест юмор и русский дух... душа... Частушка - загадка, душа- загадка... Я понимать.

- Развели бабскую канитель, - резюмировал Виталя - международные проблемы нужно обсуждать.

- Посредством частушек? - усомнилась я в ответ, - ну, попробуй...

И слегка уже захмелевший сосед запел громко и возмущенно:

Стрелки сдвинули в апреле,

Суета на глобусе,

Раньше хрен стоял в постели,

А теперь - в автобусе!

Дружный женский хохот заполнил маленькую кухню - снисходительно смеялась беспокойная тетя Зина, заливалась звонким смехом Любаша, от души хохотала я сама и скромно говорящая по русски Мэри, глядя на нас, тоже хохотала сверкая голубоватыми заморскими зубами...

Через пару дней маленькие смешные песенки уехали в далекий штат Юта вместе с американской гостьей. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.