Русский язык и украинская мова: две большие разницы

Книжный  церковнославянский язык обладал  удивительным свойством: всё, сказанное на этом языке, казалось русским аборигенам необыкновенно торжественным и вызывало глубочайшее уважение. Возможно, это следует считать предрассудком, недоразумением, ошибкой, но это было так. И по сей день – так же. По непонятной причине любому русскому человеку кажется, что старославянское слово «злато» звучит торжественнее исконно русского слово «золото». И так во всём. Ведь это был национальный и исторический выбор русского народа. Такое встречается и в других языках. Например, «…английский язык облечен также и в Богослужебную форму, относящуюся по времени своего совершенствования к эпохе гения словесности Шекспира, т.е. к рубежу XVI и XVII веков. Это вовсе не тот грубый, пошлый, вульгарный глобальный английский современных сделок международного бизнеса. Напротив, это — самая возвышенная и изысканная форма английской речи, форма, в которой Триединый Бог, Пресвятая Богородица и святые могут достойно быть воспеты и прославлены в странах, где английский язык многим знаком» [Филлипс Э. Святая Русь и Англия // http://www.katehon.ru/html/top/eccleo/sv_rus%27_i_angliya.htm]. Также очень часто в роли торжественного языка, украшающего основной, выступает не-родственный язык (у японцев — китайский, у иранцев — арабский, у иудеев — арамейский [1]).

Некоторые исконно русские формы и слова русский язык полностью потерял, а украинский и белорусский их сохранили. В русском языке они заменены на старославянские. Например, русские не говорят «идучий», а  по-старославянски — «идущий», не по-древнерусски «переворотить», а по-старославянски «превратить». Таких примеров очень много [2].

Так получилось, что белорусский язык и украинский практически не испытали на себе влияния старославянского языка. Отсюда – поразительный эффект: любому русскому человеку совершенно искренне кажется, что украинская речь недостаточно торжественно звучит (именно по причине отсутствия в ней элементов старославянского языка). Русскому человеку совершенно искренне кажется, что украинский язык — это всего лишь деревенский вариант русского. Примерно то же самое русские люди испытывают и при контактах с белорусским языком. Отсюда и взаимные обиды.
Русские испытали культурное влияние со стороны балканских славян, и оно для русских очень дорого; украинцы и белорусы испытали культурное влияние со стороны поляков, и они тоже дорожат этим наследием.

Да, семиотический рок Украины определяется тем, что ей, “как запредельной остальному миру реальности”, необходим более чем один язык (минимально два) для отражения этой “запредельной реальности” и чтобы пространство реальности охвативалось не одним языком в отдельности, а только их совокупностью, как бы накладываясь друг на друга, по разному отражая одно и то же, создавая качественно новое, построенное на противоречии между внешностью и сущностью [Лотман Ю.М. Культура и взрыв. — М.: Гнозис; ИГ "Прогресс", 1992. — С.9-10]Этим Украина, скорее всего, хранит преданность первоначалу индоевропейской культуры, где царствуют одновременно два языка (т.н. «диглоссия») — “язык богов” и “язык людей” (вернее, один “двуипостасный” язык, “гетерогенное одноязычие”) [3], обслуживая разные сферы культуры (украинский литературный язык и варианты разговорного украинского языка), встречу разных миров, как земних между собой, так и метафизического брака Земли и Неба. Употребление внутри храма иного наречия, чем в миру, дает возможность быстрее воспринять и поддерживать особенное состояние сознания, дарует чуткость к таинству. Настраиваясь на иную лексику и стиль речи — легче отсекать суету и попечение о мирском, оставляя все это за церковным порогом.

Более того, украинцы и белорусы остались верны своему изначальному бинарному составляющему идентичности: «объективной», т.е.  идентичности себе подобным (mêmeté), и «субъективной», т.е. идентичности самым себе (ipséité). Первая составляющая находит свое подтверждение в данных лингвистики, фольклористики, юриспруденции, вторая же — в изучении генеалогии, культе предков, теории непрерывного наследования. Русская же идентичность потеряла вторую составляющую именно из-за причины, на которую указывает Р. Уортман: «… Присутствие народа в имперском сценарии представляло угрозу  образу царя как божественно установленной силы, чьи властные полномочия имели внешнее или божественное происхождение, будь то санкция провидения или воплощения разума.

В терминах социальной стратификации было невозможно вписать народ в качестве исторической силы в монархический сценарий, прославлявший власть царя в виде идеализированной правящей элиты» [Wortman RScenarios of PowerMyth and Ceremony in RussianMonarchy. — Princeton, 1995. — Vol.IFrom Peter the Great to the Death of Nicholas I. —P.222].

Увы, пока Россия остается в сознании украинца Империей — этим вторым языком будет русский. Но как только Украина обнаружит, что она — этакое «свободно ассоциированное с ЕЭС» «европейское Пуэрто-Рико», сразу же руссофонию за одно поколение сменит, например, франкофония —  “Paroles, paroles». Рембо, Верлен, Гоген, Роден, Сартр, Камю, Сент-Экзюпери, Тейяр де Шарден, Милен Фармер, Элен Сежар и остальные друзья из Сен-Тропе  окажутся теми Ангелами [4], провозглашающими на действительно том другом, ангельском языке Весть о Блаженстве и Милосердии, о Любви, Братстве и Жизни.

1. Согласно средневековой Аггаде, молитва «Каддиш» произносится на арамейском языке, дабы архангелы, не понимающие его, не завидовали народу, сложившему столь величественную хвалу Господу (Тосафот к Бр. За; ср. Шаб. 12б).

2. В граффити княжьего Киева ХI-ХIII вв. фиксируем такие сугубо украинские грамматические признаки: звательный падеж существительных: владико, Стефане, голово; окончание «у» в родительном падеже единственного числа мужского рода: спору (з того спору); форму глаголов без «т»: пече; глаголы прошедшего времени, заканчивающиеся на «в»: писав, ходив, молив; глаголы с окончанием «-ты»: долучиты, писаты, скончаты; мягкое «ц» в конце слов: чернець, (помилуй) Валерця, помоги Архипцю; прилагательные теряют на конце «я»: многопечальна, благодатніша. Вот надпись XI в., которую читаем в книге историка Сергея Высоцкого, вынужденно изданной в брежневские времена на русском: «Мать, не желая ребенка, бежала прочь…». Фотооригинал удостоверяет: «Мати, не хотячи дитичя, біжя гет…». В граффити «Господи, помози рабу своєму Луці, владичину дяку…» имеем переход «к» в «ц» в дательном падеже единственного числа (Лука – Луці). И изменение согласной «к» перед суффиксом «-ин» на «ч» (владыка – владичин) – в полном соответствии с современным «Українським правописом».

3. Так называемый «русский мат», это показатель не бескультурья, а скорее наоборот – наличия параллельных культур. Мат питает мощный субстрат «параллельного языка». Мат крайне вариабелен: порождает десятки тысяч словоформ с прихотливой семантикой. И в то же время очень стабилен: основные лексемы существуют сотни, если не тысячи лет. Говорят, этимология мата «праиндоевропейская», ностратическая. То есть – никакая! Матерные слова не происходят ни от каких слов (допустим, татарских, латинских), они сами по себе. Вероятно, в их основе лежат архаичные эмотивные возгласы, звукоподражания, которые были сакрализованы (http://community.livejournal.com/anthropology_ru/284723.html). А вот так называемый «олбанский» («албанский») или  «падонковский» язык « … — это же лепет, щебет дитяти — и слова-то не выговариваются, и ругань младенцу не стыдна, и вера в чудо жива. Мама, пусть этот «йопаный автар выпьет йаду!» Ну, пожалуйста, мама, сделай так, чтобы еще «апстол» ударился…» [Пищикова Е. Карамельные штучки: Разобраться с москвичками // http://www.rulife.ru/index.php?mode=article&artID=910].

4. Когда миром правит жестокость, когда скорбь заменяет радость, когда страдания затмевают мечты – на землю должен спуститься ангел, чтобы раз и навсегда покончить с несправедливостью. Могущество этого ангела в его песнях, а имя его – Нажуа Белизель (Najoua Belyzel).