О чем мечтали барды?

О приближении зари капитализма, отвечает на этот вопрос поэтесса Новелла Матвеева, последний романтик российского поэтического цеха. Она автор песен "Страна Дельфиния", "Какой большой ветер", "Моей любви ты боялся зря", "Кораблик". В интервью газете «Завтра» Матвеева очень точно охарактеризовала бардовское движение, ставшее в нашей стране носителем диссидентства. И даже объяснила суть их взгляда на мир. По большому счету, один человек видит в любом явлении, вещи, событии - идеал, а другой - только дерьмо... Объяснять долго. Лучше прочесть саму беседу. 

- Вы, Новелла Николаевна, не только поэт, вы — символ бардовской песни. Что это была за культура?

- По-моему, бардовская песня была естественным движением назад, к древней лире, от которой и вообще можно было бы не уходить. И не ушли, наверное, если бы не вторглась в мир шумовая "цивилизация", вся эта техника, машины, автомобили, грохочущие поезда, ревущие самолеты, сквозь которые настоящих песен и не слышно. Это ведь шумовой террор! Он отбивает не только слух, но и вкус к песням! И вот в 60-х годах люди догадались укрыться в лесу, благо он был, и там запели. Пели, конечно, не только в лесу, но и в квартирах. У кого-то — благоустроенных, звуконепроницаемых. Видимо, оттуда-то, от той части бардов, которые отродясь наделены благополучием, и понеслись попевки, преисполненные свинской неблагодарностью к России! За её добро, за такое вот княжеское обеспечение самых как раз недостойных! И эти попевки стали преобладать.

- Не была ли бардовская песня романтизацией признания поражения стремлений советского человека?

- Вы знаете, многие субъекты бардовского движения романтизировали самих себя еще задолго до того, как запели. Однако настоящих романтиков всегда было мало. Поэтому певческий массовый "романтизм" сводился чаще всего к антуражности, а больше соскальзывал всё к той же усмешечке. К ехидничанью непрошеных и непонятных судий — над "этой страной"…

Поражение? А в чем, собственно, поражены были барды? Ни среди "шестидесятников", ни среди "семидесятников" вообще-то не было ни бедняков, ни униженных и оскорбленных. Как не было и гонимых. Хотя им страшно хотелось быть гонимыми и они изо всех сил на это напрашивались. А так-то… Все они, или почти все, были неплохо трудоустроены, все при должностях и синекурах: инженеры, геологи, биологи… Значит, и в образовании им не было отказано? Той властью, которую они пытались высмеять. К тому же у всех была бездна свободного времени и для лесов, и для костров. Я не могла их понять! Что это за беранжеры — нипочему?

...Радищев плакал при виде оборванного пахаря. Новые "просветители", наоборот — над ним всегда потешались — вели на него сатиру! И ничего тут пока не изменилось. Особо упоённо продолжает над тем работягой глумиться в своих попевках среднеарифметический бард. (Отдельным же гуманистическим строфам — пусть верит, кто хочет).

- Почему поэты — выразители высоких, гуманистических ценностей — кричали, звали к расстрелу "Белого дома" в 1993 году? И почему бардовская песня оказалась для демократов и для общественности явлением диссидентства?

- Если о бардах в их большинстве, то они (по моим невольным наблюдениям) с самого начала не ту ноту взяли. В ночное время кругами ходили по лесной поляне с зажжёнными факелами и пели:

Джон Браун 

пал на поле боя 

за великое дело своё.

Кабы мы с мужем, Иваном Семёновичем Киуру, не разгадали бы этих факельщиков сразу (чутьем двух поэтов!), так поверили бы, что великие дела у них на уме. А всего и делов-то у них было — что приблизить зарю капитализма! И Джон Браун был тут совсем не при чем. Он даже удивился бы, что его к денежному мешку привязать хотят! — за это ли он "пал на поле боя"?

Призыв к расстрелу "Белого дома" со стороны других, более взрослых, скажем, интеллектуалов — это, видимо, типическое самовыражение воинствующих бездарностей. Ведь "гений и злодейство — две вещи несовместные"...

Матвеева Новелла

Любви моей ты боялся зря

Любви моей ты боялся зря -

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался после плаща.

Ля-ля-ля, ля-ля-ля...

Теченье дней, шелестенье лет,

Туман, ветер и дождь.

А в доме события - страшнее нет:

Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя,

Теченье дней, шелестенье лет,

Мне было довольно, что от гвоздя

Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез

Под кистью старого маляра,

Мне было довольно того, что след

Гвоздя был виден вчера.

Любви моей ты боялся зря.

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И в теплом ветре ловить опять

То скрипок плач, то литавров медь...

А что я с этого буду иметь,

Того тебе не понять.

Ля-ля-ля, ля-ля-ля...

              *   *   *

Какой большой ветер

Какой большой ветер

Напал на наш остров!

С домишек сдул крыши,

Как с молока - пену,

    И если гвоздь к дому

    Пригнать концом острым,

    Без молотка, сразу,

    Он сам войдет в стену.

Сломал ветлу ветер,

В саду сровнял гряды -

Аж корешок редьки

Из почвы сам вылез

    И, подкатясь боком

    К соседнему саду,

    В чужую врос грядку

    И снова там вырос.

А шквал унес в море

Десятка два шлюпок,

А рыбакам - горе, -

Не раскурить трубок,

    А раскурить надо,

    Да вот зажечь спичку -

    Как на лету взглядом

    Остановить птичку.

Какой большой ветер!

Ох! Какой вихорь!

А ты глядишь нежно,

А ты сидишь тихо,

    И никакой силой

    Тебя нельзя стронуть:

    Скорей Нептун слезет

    Со своего трона.

Какой большой ветер

Напал на наш остров!

С домов сорвал крыши,

Как с молока - пену...

    И если гвоздь к дому

    Пригнать концом острым,

    Без молотка, сразу,

    Он сам уйдет в стену.

            *   *   *

Страна Дельфиния

Набегают волны синие.

Зелёные? Нет, синие.

Как хамелеонов миллионы,

Цвет меняя на ветру.

Ласково цветёт глициния -

Она нежнее инея...

А где-то есть земля Дельфиния

И город Кенгуру.

Это далеко! Ну что же? -

Я туда уеду тоже.

Ах ты, Боже, ты, мой Боже,

Что там будет без меня?

Пальмы без меня засохнут,

Розы без меня заглохнут,

Птицы без меня замолкнут -

Вот что будет без меня.

Да, но без меня в который раз

Отплыло судно "Дикобраз".

Как же я подобную беду

Из памяти сотру?

А вчера пришло, пришло, пришло

Ко мне письмо, письмо, письмо

Со штемпелем моей Дельфиний,

Со штампом Кенгуру.

Белые конверты с почты

Рвутся, как магнолий почки,

Пахнут, как жасмин, но вот что

Пишет мне моя родня:

Пальмы без меня не сохнут,

Розы без меня не глохнут,

Птицы без меня не молкнут...

Как же это без меня?

Набегают волны синие.

Зелёные? Нет, синие.

Набегают слезы горькие...

Смахну, стряхну, сотру.

Ласково цветёт глициния -

Она нежнее инея...

А где-то есть Дельфиния

И город Кенгуру.

Автору "Мастера и Маргариты"

Великим стать решили вы?

И тотчас

Произвели великую неточность;

Зачем ваш В. глумится

(эка хитрость!)

Над взяточников жалкою толпой?

Он хуже их гораздо;

— он антихрист!

(А взяточник — само собой).