О жесте доброй воли израильского правительства. История Ади Мозес.


Вне зависимости от любого мнения по поводу решения израильского правительства освободить палестинских убийц, правительство решило их освободить. И теперь очень важно, чтобы мир понял полный смысл и вес этого решения и то, насколько далеко Израиль готов пойти для достижения мира. Это история Ади Мозес, которая стала жертвой палестинского терракта в возрасте 8 лет, в котором ее мать и младший брат были убиты.

"Вы знаете мою историю. В 1987 году террористы бросили молотов коктейль в автомобиль с моей семьей. Они убили мою мать и моего брата Таль, и ранили моего отца, моего брата, его друга и меня. Это история, которую вы знаете. Но, на самом деле, со мной вы не знакомы.

Мне было 8 лет, когда это произошло. В то время, как мой отец пытался потушить мое горящее тело об песок, я смотрела в сторону нашего автомобиля и видела, как моя мать сгорала на моих глазах. Эта история не закончилась в тот день 1987 года. Эта история - вся моя тяжелая жизнь, что я веду до сих пор.

Мне все еще восемь лет, я госпитализирована в критическом состоянии и кричу от боли. Бинты покрывают мое тело с головы до ног. И моя голова - не та, что прежде, с копной золотых волос. Они сгорели. Лицо, спина, руки и ноги - обгорели.

Я окружена членами семьи, но мама не со мной. Она не обнимает и не ласкает. Она не меняет мне бинты. В комнате по соседству, лежит мой брат Таль и кричит от боли. Я кричу ему, чтобы считал овец со мной - это поможет заснуть. Три месяца спустя, Таль умирает от ран. Я сижу вся в бинтах, на стуле на кладбище, и наблюдаю, как хоронят моего младшего брата.
В течение многих месяцев мне запрещено находиться на солнце из-за ожогов, так что я ношу только длинные штаны и закрытые рубашки в школу. Даже в жаркие летние месяцы. И под одеждой я все еще ношу корсет, предназначенный для предотвращения гипертрофических рубцов. Это больно, жжет и зудит.

Вот мне 12 лет, начало очередной операциии по коррекции рубцов, мешающих моей ноге двигаться. А потом я праздную свою бат-мицву. И моей мамы нету на празднике. Так что, я тихо плачу ночью и пишу ей письмо.

Я взрослею. Мне теперь не нравится, что люди на улице таращатся на меня, не нравится, когда кассир в супермаркете спрашивает - "Ой, девочка, что же с тобой случилось?". Мне не нравится, что от каждого такого взгляда и вопроса хочется бежать и плакать.
Мне уже 14, и я до сих пор живу в Алфей Менаше.
У меня есть отец, старший брат и друзья, я хорошая ученица. Но у меня также есть и невыносимые шрамы. У меня нет матери. Временами, я ложусь посреди шоссе и говорю себе, что, если меня собьет машина - значит, так тому и быть. Но этого не происходит. Так что я беру себя в руки и возвращаюсь домой.

Все эти юные годы мои друзья проводят на море. Но я не иду с ними, потому что у меня есть шрамы, и я их стесняюсь.

Когда мне исполняется 18, и я хочу иди служить, меня не призывают. Армия просто отказывается брать ответственность за мое тяжелое состояние здоровья. Так что я записываюсь волонтером на короткий срок.

После армии я учусь на степень. В колледже я встречаю новых людей, которые, конечно, спрашивают меня, что со мной случилось. Я отвечаю "терракт". И они всегда говорят "Ой, правда? А я думал, тебя в детстве ошпарили кипятком".
А одежда? Рубашки с длинными рукавами сменили футболки с короткими рукавами, но не майки, совсем нет, потому что у меня отвратительный шрам под левым плечом. И уж конечно никаких коротких юбок или шорт - у меня уродливые шрамы на ногах.

Сегодня мне 34 года, именно тот возраст, в котором погибла моя мать. Отныне она всегда будет моложе меня. И все же, по крайней мере, четыре раза в неделю я отвечаю на вопросы о том, что же со мной произошло. И иногда я думаю, что не нравлюсь очередному парню из-за шрамов. И мне всегда нужно рассказать про них, и сказать, где они точно расположены, прежде чем я смогу открыться человеку.

Мне 34, но в последние несколько дней я возвращаюсь к тому дню, когда мне восемь лет, и вижу свою маму в горящей машине.
Ицхак Рабин, бывший в то время министром обороны, обещал моему отцу, что они поймают террориста. И они это сделали. И вынесли ему приговор. Два пожизненных срока и еще 72 года в тюрьме.
А вы, правительство? Легким движением руки вы решили освободить его. Того, из-за кого все это произошло. И вы не убедите меня, что вы понимаете мою боль, потому что вы просто не можете. И никакие рациональные объяснения тут не помогут.


Вы просто бессердечные существа. Ваше решение отпустить убийцу - плевок на могилу моей матери и моего брата Таля. Вы стираете этот эпизод со страниц истории государства Израиль. И что вы получите взамен?

Я умоляю вас, уберите его из списка освобождаемых. Оставьте его в тюрьме. Пусть он сгниет, как и должен. Не зажигайте снова огонь, что он зажег. Не уничтожайте выживших из нашей семьи. Спасите нас. Потому что, если его освободят - мой отец, брат и я больше не сможем жить".