Не всякая модель организации науки подходит для России

Я учился в России, и мне не безразлична судьба нашей науки. Вопрос о модели управления ею встал особенно остро в связи с начатой реформой РАН.

Слепо копировать американскую систему означает добавить к имеющимся серьезным проблемам (тут я опираюсь на мнение коллег, работающих в России) и серьезные недостатки сегодняшней американской модели управления, которая испытывает тяжелейший структурный кризис, хотя снаружи фасад отполирован администраторами до блеска.

При существующей системе американской науке катастрофически не хватает финансирования, что приводит к закрытию многих направлений, массовым увольнениям ученых и специалистов, в том числе и с постоянных позиций в национальных лабораториях, которые считались неприкасаемыми.

Большая часть фундаментальных исследований в США сосредоточена в национальных лабораториях и университетах. В первых работают профессиональные ученые. Это высокооплачиваемые (уже не столь высоко, но все же и не уровень менеджера в McDonald's) специалисты с гарантированными благами (медицинской страховкой на всю семью, пенсией и т. д.). В сегодняшних условиях обходятся они недешево, да, впрочем, наука и не может стоить копейки. Для повышения их эффективности управляющие лабораториями зачастую требуют от ученых написания бесконечных заявок («пропоузалов») для оправдания своей зарплаты. Прежде чем потратить две недели на обсчет какой-либо модели, ученый вынужден написать заявку, чтобы оправдать эти две недели. Заявка должна пройти бесконечный ряд рук начиная от секретарей, которые утвердят формат, и заканчивая высшим руководством лаборатории. После чего становится золотой. Мало того что значительная доля времени ученого уходит на написание ненужных бумаг, с этого кормится целая цепочка высокооплачиваемых бюрократов. Даже вышестоящие коллеги ученых вынуждены тратить львиную долю своего времени на рецензирование этих мелких заявок.

Указанная система выстроена администраторами с целью избежать ответственности за возможные неудачи (как же без них, ведь если ты точно знаешь, что делаешь, — это уже не исследование, а производство!) и подтвердить «эффективное» расходование средств. Усилия администраторов часто приводят к прямо противоположному эффекту — значительному перерасходу ресурсов. Ярким примером является NASA, где поддерживается именно такой стиль работы. «Накладные расходы» в лабораториях NASA превышают десятикратно стоимость тех же работ в университетах, где она и так сильно завышена. В результате в NASA были вынуждены сократить многие проекты фундаментальных и прикладных исследований. Не уверен, что такая модель подходит для российской науки.

Исследовательские университеты США работают по несколько другому принципу. Администрация университетов рассматривает учебное заведение как корпорацию. Соответственно, главной целью является повышение прибыльности, достигаемое, как и в любой корпорации, повышением приходной части и сокращением расходной. Первая часть задачи выполняется приглашением на работу профессоров, которые могут быть наиболее эффективны в выбивании грантов на исследования, ибо с каждого гранта администрация университета забирает более половины средств. Деньги уходят на поддержание административного аппарата, который в большинстве американских университетов уже «съедает» более 50% всего бюджета университета (включая гранты, пожертвования, государственную поддержку, «эндоумент» и плату за обучение, нередко составляющую $50–60 тыс. в год с каждого студента). Некоторые административные расходы навязываются руководством штата, и университет вынужден содержать соответствующий аппарат.

Как принято в эффективной корпорации, для извлечения максимальной прибыли надо сокращать стоимость произведенной «продукции». Вот тут-то и пригождается опыт университетских администраторов, подсмотренный у лидера эффективности и дешевизны — корпорации Walmart. Для отработки грантов на их остатки нанимают студентов, аспирантов и т. н. постдоков. Все они работают за копейки (даже зарплата постдока часто не дотягивает до зарплаты секретаря в том же университете), считаются временными работниками с неполной занятостью, и, соответственно, можно не оплачивать за них медицинскую страховку, не делать пенсионные взносы, взносы в социальную страховку и т. д. (изобретение Walmart). Университеты экономят значительные средства, а временные научные работники, отбатрачив (60–70 часов в неделю не только приветствуются, но и ожидаются), уходят в бизнес, финансы, на пособие по безработице... так и не закрепившись в «научной школе» по причине отсутствия таковой!

К сожалению, многие наши соотечественники идут по этому пути, не очень представляя себе детали и конечный результат, лишь отрабатывая гранты для американских профессоров. Научная школа не создается и не поддерживается временными работниками! Именно поэтому мы не слышим об известных американских научных школах, скорее об отдельных наиболее успешных ученых.

Мерилом успеха зачастую является даже не количество опубликованных научных статей. По ним просто отчитываются за гранты, как и по количеству выпущенных аспирантов, «обученных» постдоков и т. д. Понятно, что необходимость опубликовать хоть что-то часто перевешивает научные аргументы. Абсолютным же мерилом успеха является количество долларов, привлеченных ученым в виде грантов. При получении новых грантов профессор может рассчитывать на продвижение вверх по зарплатной шкале университета или на получение постоянной позиции (tenure). По сути, американский исследовательский вуз — это конвейер по выпуску аспирантов, главной целью которого является отработка полученных грантов дешевой рабочей силой. Качество большинства защищенных диссертаций оставляет желать много лучшего. В них редко присутствует оригинальная идея, глубокий анализ проблемы и серьезные расчеты. Чаще всего это просто отчет об отработке гранта.

Если говорить об эффективности научных исследований как о количестве статей (цитирований или еще по каким-то показателям), то стоимость работ, проведенных в США, с учетом всех накладных расходов оказывается значительно выше, чем в России.

О качестве работ, конечно, можно спорить до следующего коллапса Вселенной (или замерзания оной — в зависимости от модели).

Качественные работы тонут в море посредственных статей-отписок. Впрочем, каждый современный ученый обладает способностью быстро оценить уровень работы, бросив лишь беглый взгляд. Сразу становится понятно, стоит ли тратить время на детальное изучение.

Мне очень трудно оценить результаты своей собственной научной деятельности. Как и большинство ученых, работающих в США, я пишу немыслимое количество заявок, отчетов, выступаю на конференциях, стараюсь публиковаться сам и в соавторстве. Я довольно скептически отношусь ко всяким индексам цитирования, h-индексам и т. д. Об их существовании, как это ни смешно, я узнал совсем недавно, и именно из обсуждений реформ науки в России. В научной среде лучше всего работает «сарафанное радио». Коллеги, как правило, знают, кто чем занимается и кем непосредственно выполнена та или иная работа. Даже с учетом того, что в коллективной работе список авторов принято публиковать в алфавитном порядке. Всевозможные индексы, наверное, помогают оценить уровень ученого тем, кто очень далек от данной области науки или от науки вообще. За неимением гербовой... Коллеги могут найти соответствующие индексы, отражающие мою научную деятельность, сделав запрос в интернете и самостоятельно решить, какой вес придать моим словам.

Итак, модель американских национальных лабораторий нам не подходит по причине крайней неэффективности расходования средств. В то же время модель вузовских исследований по американскому типу в дополнение к сильно завышенным административным расходам не подходит еще и по причине отсутствия перспектив создания и сохранения научной школы. Но критиковать легко. Сложнее предложить что-то полезное. Я попробую.

1. Необходимо сохранить и укрепить уникальную российскую научную школу, рассматривая ее отличия от западных моделей не как недостаток, а как серьезное конкурентное преимущество. Россия выпускала высококлассных инженеров, ученых, исследователей. Не беда, что в России не существовало звания бакалавра и в школе учились 10 лет, а не 12. Западные институты легко подстраивались, принимая наших выпускников, понимая, что их уровень значительно выше, чем уровень их собственных бакалавров — специалистов по отверточной сборке. Это признание качества образования. Пусть и дальше западные институты подстраиваются под российскую модель, а не наоборот.

2. В рамках укрепления и развития уникальной российской научной школы необходимо предоставить ученым большую независимость. Для этого необходимо предусмотреть выплату небольших стипендий кандидатам наук и докторам наук напрямую из централизованного госфонда, а не через кассу по месту работы. Размер стипендий должен представлять из себя лишь небольшую доплату к средней зарплате ученого. Но выплаты не должны зависеть от администрации института и быть привязанными к МРОТ (скажем, 1–2 МРОТ). Такой системы нет ни в одной стране мира. Пусть Россия будет уникальна в своем отношении к ученым. Данная мера усилит независимость российских ученых, их свободу выбора и, соответственно, заставит администраторов от науки изыскивать способы привлечь ученых в свои институты лучшими условиями труда, экономя на административном аппарате в рамках выделенных бюджетных средств. Что нам и требуется для повышения эффективности.

3. По аналогии с доплатой за ученые степени ввести поощрительные выплаты всем активно работающим ученым за научные публикации, как это делают сегодня некоторые институты РАН и вузы. Выплаты должны производиться с учетом качества публикаций (количества цитирований и прочих показателей, которые сумеют придумать чиновники) и осуществляться упомянутым выше госфондом напрямую ученому после подачи соответствующей заявки и подтверждения появления публикации. Поощрительные выплаты для активных и уважаемых ученых в сумме с доплатами за ученые степени и звания должны обеспечить хотя бы минимальный уровень жизни. Для малоактивных ученых или только начинающих свою научную карьеру выплаты будут небольшой, но приятной прибавкой к зарплате по основному месту работы, стимулом к дальнейшему росту и развитию.

Выплаты напрямую из центрального фонда позволят экономить значительные средства и не должны привести к дополнительной нагрузке на бюджет. Во-первых, не так много ученых в масштабе страны, которые получат указанные стипендии и доплаты. Во-вторых, сегодня, пока эти деньги доходят до ученых, они проходят через многочисленные руки чиновников, и значительная часть средств уходит на «накладные расходы». Выплаты из централизованного госфонда избавят чиновников на местах от хлопот по начислению доплат ученым, а бюджет — от обременительных расходов на эти хлопоты.

Возможные проблемы: а) Фиктивные диссертации — их мизерное количество. И это тема отдельного разговора. За получение выплат по фиктивной диссертации можно ввести ответственность вплоть до уголовной. б) Отсутствие у ученых, получающих серьезные доходы за научные степени и публикации, желания продолжать работать. Надо заметить что понятия «активно работающий ученый» и отдых несовместимы. Активный ученый работает значительно больше 8 часов в день и не за зарплату, а по велению сердца. Скорее, наоборот, наличие стабильного источника дохода даст некоторым ученым возможность поработать в перспективных и интересных им лабораториях даже при отсутствии там свободных ставок, т. е. бесплатно. Ученые быстрее чиновников чувствуют перспективные направления, и отдача от этой возможности будет весьма весома.

4. Российская наука должна помогать развитию прежде всего российской экономики, российской индустрии и российских наукоемких предприятий. Целесообразно установить повышающие коэффициенты по доплатам стимулирующего характера за статьи, опубликованные сначала на русском языке, а уж позднее, возможно, переведенные на иностранные. Если соответствующий интерес появится у иностранных журналов, они сами будут переводить статьи с русского языка, как делали это в прошлом.

Не секрет, что большинству наших промышленников гораздо проще понять работы, опубликованные на родном языке. Именно он и должен быть приоритетным. И не надо бояться снижения рейтинга российской науки в мире. Многие российские ученые работают с западными коллегами, так что поток статей на иностранных языках никуда не денется.

Я иногда слышу от своих коллег, что у меня есть нечестное преимущество — возможность читать статьи классиков российской науки, недоступные им по причине того, что опубликованы они только на русском. Может быть, это и не по-товарищески, но я в глубине души рад, что у меня есть это преимущество. Надо сделать так, чтобы еще много поколений российских ученых имели возможность быть чуть-чуть впереди своих западных коллег, потому что они обучались в России. И чтобы наши западные коллеги говорили эти слова, приезжая поработать к российским ученым.