Николя Бонналь: Русское искусство спасет мир от Леди Гаги

Я жду прихода казаков и Святого Духа
Леон Блуа

У нас больше не осталось христианского искусства. И моральный упадок западного общества берет свое начало как раз от искусства. В своем блестящем эссе об упадке искусства граф Л.Н.Толстой объясняет, что искусство перестало служить христианству и моральному воспитанию человека. И это негативное явление берет свое начало с эпохи Возрождения. 

Другой писатель идет намного дальше в своих рассуждениях: покинув христианское вдохновение, искусство вновь обернулось к своим давним демоническим практикам. Таково суждение Леона Блуа — великого писателя-провидца начала прошлого века, его суждение, без сомнения, пришлось бы по духу патриарху Кириллу. С другой стороны мы видим крах римско-католического искусства, этому краху, вне сомнений, уже несколько столетий. Можно утверждать, что сегодня римско-католическое искусство полностью исчезло. Чтобы яснее понять, о чем именно говорит Блуа, думаю, нужно представить себе в полной красе великие языческие фрески Голливуда, то есть все те роскошные фильмы на античные сюжеты, которые изображают великое подкрепление с приходом гигантских змеев, Молоха и обнаженных танцовщиц среди звериного декора, колоссальную обольстительность Вавилона или Шумера.

Русское слово "искусство" обозначает также и испытания духовного плана — "искушение", "искус". И хотя Леон Блуа и не был русскоговорящим, но, кажется, он понял зловещее и тревожное значение термина "искусство"; в своем труде "Гладиаторы и свинопасы" он пишет:

"Искусство — это паразит-абориген на шкуре первобытного Змея-искусителя. От такого происхождения оно получило в наследство свою безмерную гордость и яркую мощь… Кроме того, оно непокорно ни поклонению, ни подчинению, и ничья воля не может склонить его к какому бы то ни было алтарю. Так и быть, оно может согласиться подать милостыню излишеств от своей роскоши для храмов или дворцов, если найдет нужный счет, но не следует просить у него даже легкого подмигивания сверх должного".

После таких замечательных строк Блуа напоминает нам об ужасной солидарности, существующей между искусством и древним язычеством, потому что пышные храмы служат теперь алтарями для человеческого жертвоприношения:

"Древние языческие обряды имели с ним больше сродства и находили его более гибким. Между ними и им была некая мистическая солидарность в грехе и в богохульстве, чтобы затемнить образ Иеговы и стереть с человеческого духа исконные озарения.

Это было переплетение божественных чудовищ в опасных криптах гигантских Серапеумов и в испачканных кровью святилищах жуткой Азии. В те давние времена Искусство было расточительным в его самых грандиозных химерах и беспощадной красоте, служа к повсеместному умножению мук идолопоклонничества".

Это варварски жестокое представление об искусстве (что заставляет вспомнить об Иллюминатах, Ваале, о модном сегодня культе Астарты) продлится тысячелетия. Затем внезапно придет христианство и сможет убавить аппетиты языческого соблазнителя, но лишь через нескольких столетий; это дало тысячу лет Средневековья и его сокровище духовного и гармоничного искусства.

"Итак, мы воздвигали соборы. Разрезали на пласты горы, чтобы в них звенели, как в лесах, "воздыхания Святого Духа". Нарушили целость камней и металлов, чтобы они произвели на свет небесные или адские лики — чего раньше никогда не бывало".

Такое приведение в порядок идеалов и вдохновений человека затрагивает также и технику. Блуа тут упоминает о живописи и иконах, которые появляются на исходе первого тысячелетия:

"Немного позднее мы начали живописать, и в течение примерно трех возвышенных веков христиане могли себя убеждать, что они, наконец, пред лицом Иисуса Христа одолели древних приспешников ужасных богов".

А затем, как писал граф Л.Н.Толстой, все рушится в момент наступления эпохи Возрождения — из-за некоторых действий пап и римской элиты того времени. Даже язычник Ницше поймет волю и прихоть возрожденческих пап Римской церкви низвести к язычеству общество своих современников!

"Ренессанс в один прекрасный день пострадает от своих собственных заблуждений. Искусство, укрощенное на некоторое время юношеским рвением Средних Веков, в резком и всесильном скачке встанет на дыбы, лишь только перестанет ощущать на себе уздечку этой невинности".

Однако христианское искусство выжило в православной России. Чтобы поддержать "казацкую" интуицию Блуа, воспользуюсь текстами другого французского писателя, старшего на целое поколение, поэта, художника и литератора Теофиля Готье — автора великолепного "Путешествия в Россию", составленного и опубликованного около 1860 года, во время правления великого Александра II.

Конечно же, Готье не православный, однако и он, свободомыслящий католик, одержимый идеей "свободы" художника, изумлен чистотой, строгостью и непреходящим характером русского искусства — или греческого, византийского, как его тогда называли:

"Византийское искусство стоит на особом месте и не соответствует тому, что понимается под этим словом у народов Западной Европы или у исповедующих латинскую религию. Это иератическое, неизменное искусство, в котором ничего или почти ничего не остается на долю фантазии, выдумки художника. Формула его точна, как догма".

Тут нет ничего удивительного: искусство должно быть подчинено священнику! Лишь при этом единственном условии мы сможем уразуметь Великие Таинства Христианства и не оказаться в мире Диснея, Лары Крофт и Леди Гага!
Искусство больше не вознаграждает оригинальность художника, а ценит лишь капиталистическую и кабалистическую привлекательность новизны, а ведь оно может заставить нас забыть непосредственное ничто человеческой хрупкости и приоткрывает нам Вечность.

"Итак, можно было бы сказать, что в этой школе нет ни прогресса, ни упадка, ни эпохи".

Художник, как и в античные времена, находит в себе качества мастерового, изготовителя, покорного некоторым правилам, и именно это качество позволило древнему искусству выжить и пройти через столетия, в то время как сегодняшние артисты длятся один сезон, в течение одного модного порыва, как последняя модель Apple. В любом случае, это не мешает показать себя… как хорошего исполнителя!

"Для господина Дидрона художник — это раб богослова… Греческий художник движим традицией, подобно пчеле, которая движима своим инстинктом. Ему принадлежит лишь исполнение, потому что изобретение принадлежит отцам, богословам, Православной Церкви".

И в заключение вспомним формулу Андре Жида, еще одного друга России: искусство рождается в завоевании, живет в борьбе и умирает в свободе!