К Юбилею пролетарского поэта Маяковского. Мнение Нобелевского лауреата Ивана Бунина.

   120 лет назад, 19 июля 1893 года, в селе Багдади, что в 25 км от Кутаиси, родился один горлан. Рядовое, в общем-то, явление: младенцы "мужеска пола" бывают весьма горластыми - кто не верит, пусть спросят у мамы. Но этот впоследствии станет самым главным горланом своего времени. А вдобавок - агитатором и главарём. Потому что родился он в семье обедневшего дворянина по фамилии Маяковский.

   Да, а что для нас Маяковский? Памятник на Триумфальной площади в Москве, станция метро да пара строчек, как правило, скабрезных. "Я достаю их широких штанин" - это уж точно все знают и помнят. Может быть, кто-то процитирует вечное предвыборное заклинание любого кандидата в мэры: "Через четыре года здесь будет город-сад!   

   А что говорили про поэта его современники и соратники по писательскому цеху? Перелистывая найденный на свалке томик с "Окаянными Днями" Ивана Бунина (бывает же такое везение!) обратил внимание на заметки, касающиеся недавнего Юбиляра.

   Последний приезд Бунина в Петроград апреля 1918 года, как раз накануне приезда туда из эмиграции Ленина (не без помощи германского генштаба). После посещения выставки картин финских художников Иван Алексеевич оказался на торжестве в честь этого события. Вот его подлинный рассказ:

   "А затем я был ещё на одном торжестве в честь всё той же Финляндии, - на банкете в честь финнов, после открытия выставки.... Собрались на него всё те же - весь "цвет русской интеллигенции", то есть знаменитые художники, артисты, писатели, общественные деятели, новые министры и один высокий иностранный представитель, именно посол Франции. Но над всем возобладал  - поэт Маяковский. Я сидел с Горьким и финским художником Галленом. И начал Маяковский с того, что без всякого приглашения подошёл к нам, вдвинул стул между нами и стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов. Галлен глядел на него во все глаза - так, как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы её, например, ввели в эту банкетную залу. Горький хохотал. Я отодвинулся. Маяковский это заметил.

   -- Вы меня очень ненавидите? - весело спросил он меня.

   Я без всякого стеснения ответил, что нет: слишком было бы много чести ему. Он уже было раскрыл свой корытообразный рот, чтобы ещё что-то спросить меня, но тут поднялся для официального тоста министр иностранных дел, и Маяковский кинулся к нему, к середине стола. А там он вскочил на стул и так похабно заорал что-то, что министр оцепенел. Через секунду, оправившись, он снова провозгласил: "Господа!" Но Маяковский заорал пуще прежнего. И министр, сделав ещё одну и столь же бесплодную попытку, развёл руками и сел. Но только что он сел, как встал французский посол. Очевидно, он был вполне уверен, что уже перед ним-то русский хулиган не может не стушеваться. Не тут-то было! Маяковский мгновенно заглушил его ещё более зычным рёвом"..   

   В своём сборнике Бунин приводит очерк "Маяковский", который до 1992 года в СССР никогда не печатался. Вот краткие выдержки из него.

   "...Думаю, что Маяковский останется в истории литературы большевицких лет как самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства, по части литературного восхваления его и тем самым воздействия на советскую чернь, - тут не в счёт, конечно, только один Горький, пропаганда которого с его мировой знаменитостью, с его большими и примитивными литературными способностями, как нельзя более подходящими для вкусов толпы, с огромной силой актёрства, с гомерической лживостью и беспримерной неутомимостью в ней оказала такую страшную преступную помощь большевизму поистине "в планетарном масштабе".

И советская Москва не только с великой щедростью, но даже с идиотской чрезмерностью отплатила Маяковскому за все его восхваления её, за всяческую помощь ей в деле развращения советских людей, в снижении их нравов и вкусов. Маяковский превознесён в Москве не только как великий поэт. ... Имя Маяковского воплотилось в пароходы, школы, танки, улицы, театры и другие долгие дела. Десять пароходов "Владимир Маяковский" плавают по морям и рекам, это имя было начерчено на броне трёх танков, одном штурмовике, подводной лодке. Имя поэта носят: площадь в центре Москвы, станция метро, переулок, библиотека, музей, район в Грузии, село в Армении, посёлок в Калужской области, горный пик на Памире, клуб литераторов в Ленинграде, улицы в пятнадцати городах, пять театров, три городских парка, школы, колхозы.... Маяковский прославился в некоторой степени ещё до Ленина, выделился среди всех тех мошенников, хулиганов, что назывались футуристами. Все его скандальные выходки в ту пору были очень плоски, очень дешевы. ...

   В день объявления первой русской войны с немцами Маяковский влезает на пьедестал памятника Скобелеву в Москве и ревёт над толпой патриотическими виршами. Затем, через некоторое время, на нём цилиндр, чёрное пальто, чёрные перчатки, в руках трость чёрного дерева, и он в этом наряде как-то устраивается так, что на войну его не берут. Но вот наконец воцаряется косоглазый, картавый, лысый сифилитик Ленин, начинается та эпоха, о которой Горький, незадолго до своей насильственной смерти брякнул: "Мы в стране, освещённой гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина". ...

   Что совершалось под этим небом (СССР -В.Б.) в пору писаний этих виршей? Об этом можно было прочесть даже и в советских газетах:

   "3-го июня на улицах Одессы подобрано 142 трупа умерших от голода, 5-го июня - 187. Граждане! Записывайтесь в трудовые артели по уборке трупов!"

   "Под Самарой пал жертвой людоедства бывший член Государственной Думы Крылов, врач по профессии: он был вызван в деревню к больному, но по дороге убит и съеден". ...

   Но что до того было Маяковским, Демьянам (Бедным - В,Б,) и многим , многим прочим из их числа, жравшим "на полный рот", носившим шёлковое бельё, жившим в самых знаменитых "Подмосковных", в московских особняках прежних московских миллионеров! Какое дело было Владимиру Маяковскому до всего того, что вообще свершалось под небом РКП? Какое небо, кроме этого неба, мог он видеть? Разве не сказано, что "свинье неба вовеки не видать?"...


         Бунин Иван Алексеевич  Окаянные дни. Тула, Приокское книжное издательство, 1992.