Балагурная сказка (продолжение темы: небылица)

Балагурная сказка

В копилке небылицы есть сказка, которая называется балагурной (например, в собрании А. Нечаева "Иван меньшой – разумом большой"). Я балагурной сказки настраивает слушателя на шутливый лад и плетёт небывальщину, а кто владеет древними знаниями, тот без труда проникает в её божественную мудрость.

Как-то раз заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком.

У невестки с золовками был бой большой: в том бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна во полон полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили.

А я на тот бой не поспел, на лавочке просидел.

В ту пору жили мы, шесть братьев, и все Агафоны, батюшка наш был Тарас, а матушка уж и не помню, как звалась.

Я-то родом был самый меньшой, да разумом большой.

Вот поехали люди землю пахать, а мы, шесть братьев, руками махать.

Люди думают: мы тоже пашем да на лошадей руками машем, а мы промеж себя управляемся.

А батюшка наш навязал на кнут одно гречишное зерно, махнул кнутом и забросил то зерно далеко-далеко.

Год был урожайный, и родилась у нас гречиха предобрая.

Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах лежать. До обеда пролежали, после обеда проспали и наставили много хлеба: скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Обмолотили, и вышла целая горсть гречихи.

На другой год батюшка спрашивает:

– Сынки мои возлюбленные, где нам нынче гречиху сеять?

Я, хоть брат и меньшой, да разумом большой, говорю родителю:

– Посеем на печке, потому что земля та порожняя, всё равно круглый год гуляет.

Все на том согласились, посеяли на печке.

А изба у нас была большая: на первом венце порог, а на другом – потолок. Окна и двери буравом наверчены. Хоть сидеть в избе и нельзя, да глядеть гоже.

Батюшка наш был больно заботлив, рано поутру вставал, – чуть заря занимается, – и всё на улицу глядел.

Мороз-то и заберись к нам в окно да на печку, – вся гречиха и позябла.

Ну, я хоть родом и меньшой, зато разумом большой.

– Надобно, – говорю, – гречиху скосить да в омёт свозить.

– Где же, – батюшка спрашивает, – нам омёт метать?

– Как, – отвечаю, – где? Да на печном столбе: место порожнее.

И сметали большой омёт. А была у нас дома кошка лыса. Почуялось кошке, что в гречихе крыса. Бросилась ловить да прямо в печной столб лбом, чуть столб не свалила. А омёт упал да в лохань попал.

На ту пору пришла наша кобыла сера и всю гречиху съела. Мы на кобылу закричали. Она кинулась бежать да в дверях-то завязла.

Таково-то с гречихи у ней брюхо распёрло. Задние ноги в избе, а передние на улице. Зачала она скакать, избу по улице таскать, а мы сидим да глядим: что-то будет. И до тех пор избу таскала, покуда брюхо не опало. Тут кобыла и выскочила на улицу. Я следом выбежал, сел верхом и поехал в кабачок, выпил там винца на пятачок и за полтину у целовальника ружьё купил. Поехал в дубовую рощу за дичью. Гляжу – сидит тетерев на дубу. Я прицелился, а кремня-то нет.

Что делать? Коли в город за кремнем ехать – далеко, птица улетит.

Думаю, гадаю, около дуба разъезжаю и невзначай задел полушубком за дубовый сук. Кобыла рванулась с испугу да как треснет меня головой о дерево – так искры из глаз посыпались.

Одна искра упала на полку, ружьё выстрелило и убило тетерева. Тетерев вниз упал да на зайца попал, а заяц-то как выскочит да сгоряча столько разной дичины набил, что я целый обоз в Саратов отвёз. Торговал-продавал, на пятьсот рублей дичины сбывал.

С той поры и зажил припеваючи. Женился, взял славную хозяюшку: коли вдоль улицы пройдёт, всю подолом заметёт. Малые ребятишки её встречают, поленьями кидают. Не надо покупать ни дров, ни лучины, и живу я без всякой кручины.

Балагурная сказка повторяет сюжет небылицы, в ней используются тот же метафизический язык. Я балагурной сказки, как и Я небылицы, – это бессмертная душа.

Дом вечности – изба большая: "на первом венце порог, а на другом – потолок. Окна и двери буравом наверчены. Хоть сидеть в избе и нельзя, да глядеть гоже". В этой большой избе (в кирпичике Прави) батюшка и я посеяли жизнь. Батюшка, как и дед небылицы, – сам Творец. Он и его внук – я сметали большой омёт на печном столбу, да кошка лыса (солнце) уронила омёт в лохань. Тогда и лопнуло яйцо вселенной – родилась Навь, а кобыла сера (луна) выскочила на улицу – на простор ночи вселенной. Как только навьи жители выпили винцо (мёд-пиво), тогда божественная искра Свят Духа батюшки и упала в души людей: ружьё выстрелило. Так было озвучено единение плоти со славной хозяюшкой душой-девицей.

В избах деревенской Руси повторяется идея большой избы божественной семеюшки. Батюшка наш был больно заботлив, рано поутру вставал, – чуть заря занимается, – и всё на улицу глядел. А глядел батюшка через окошечко дома Прави. Через это окошечко, которое буравом наверчено, он наблюдает за вселенной, и видит всё, что происходит за дверью избы (в Нави и Яви). Это окошечко ещё называют кутисе, потому что через него душа – кут перелётывает из Прави в Явь (и обратно). В деревенском же быту его зовут кутным, поскольку оно располагается в куту (в углу избы) напротив печи, его ещё именуют волоковым: "Маленькое, задвижное оконце в избах. Встарь, избы в деревнях располагались уступами по ступенчатой черте, так, чтобы в боковое волоковое окно каждый хозяин мог наблюдать за своими воротами и видеть, кто стучится, а также мог бы глядеть вдоль всей улицы" (ТС). По этой улице и проложена прямоезжая дорога из Прави в Навь и Явь.

Фольклор родов представляет многообразие небылиц. Марийский эпос тоже смешит своей небывальщиной, и повторяет рассказ о творении вселенной и человека во плоти.

Сторож пчёл

Когда-то у моего отца была пасека. Всем своим пчёлам отец давал имена: одну звал Анной, другую – Майрой, третью – Тайрой. Всем дал он какое-нибудь имя. Однажды послал меня отец караулить пчёл. А пасека, надо сказать, была за речкой Вяткой.

Подошёл я к речке и вижу: на том берегу Вятки огромный медведь поймал пчелу Тайру и раздирает её на части. Что делать? Я туда, сюда. Бегал-бегал, искал лодку – не нашёл. Схватил я себя за волосы и перебросил на другой берег. А медведь совсем уж Тайру разодрал, только валяются на земле её крылья.

Собрал я пчелиные кости и стал складывать из них поленницу. Складывал-складывал – выросла моя поленница до самого неба, упёрся я головой в облако. Тут подул ветер, и я рухнул вниз, на землю. Упал я вниз, угодил в болото и увяз в нём по пояс. Барахтался-барахтался – никак не могу выбраться. Что делать, думаю? Сбегал домой за железной лопатой, еле-еле откопал себя. А если бы не откопал, наверно, там и погиб бы я.

А медведь к этому времени съел Тайру, объелся – пошевелиться не может. Развалился он на лужайке да греет своё толстое брюхо на солнышке.

– А-а-а! – закричал я. – Попался!

Медведь вскочил – и бежать! Медведь бежит, я – за ним, медведь – бегом, я – скоком, медведь – скоком, я – бегом. Вот-вот догоню его. Да тут оказался на пути дуб, а в том дубу – дупло. Медведь – туда! Подошёл я к дубу, смотрю: дупло-то маленькое, даже мой палец – и тот не лезет. Что делать? Тогда разбежался я и прыгнул в дупло с разбега – прямо к медведю. Схватил его за бороду и говорю:

– Вот теперь попался!

Хотел его оттуда вытащить, да дыра в дупле мала: и самому не выйти, и медведя не вывести. Что делать? Подумал, подумал я, сбегал домой, принёс пилу с топором, свалил дуб и вышел из дупла. Вышел сам и медведя вытащил.

Стал медведь со мной бороться. Я тогда ещё маленьким был, силёнки было мало. Разодрал меня медведь и проглотил.

Вот сижу я в животе у медведя и задыхаюсь. Что же делать? Сбегал домой, принёс острый нож и распорол медвежье брюхо. Распорол его, снял шкуру, внутренности вытащил, разрезал кишки. Еле-еле отыскал себя в медвежьем желудке. Если бы не нашёл, наверно, там бы и сдох.

Спас себя от медведя и пошёл на пасеку пчёл сторожить.

Пришёл и вижу: летает Тайра вместе с другими пчёлами, как ни в чём не бывало. Наверное, и сегодня летает.

Сказка туда, а я сюда.

Сказка черемисов использует всё тот же "метафизический язык", озвученный небылицами родов Руси.

Отец сказки, как и дед небылицы, – Творец вселенной, а я – это бессмертная душа. Дуб – символ дома вечности.

Медведь и пчёлка – образы навьих жителей вселенной. Повествование от лица я начинается с описания образов жителей навьего царства: "Собрал я пчелиные кости и стал складывать из них поленницу".

А когда вновь подул ветер (буря из божьих уст), тогда и наступила третья верста вселенной и родилась Явь. Тогда же я и рухнул вниз на землю, угодил в болото и увяз в нём по пояс. Поскольку на ту пору земля ещё не обсохла от родовых вод. Так что и в этой марийской небылице не обошлось без Я.

В чувашском фольклоре тоже есть небылица.

Спой, спляши и сказочку расскажи...!

Жили три брата: Юхаби, Юскаби и Юркаби. Старшие братья были умные, а младшего все считали дураком. Его так и звали дурак-Юркаби.

Раз пошли братья в лес дров на зиму заготовить. Мать-старуха положила им в плетёный из лыка кошель хлеба-соли и разной провизии для варева.

Приехали братья в лес, принялись за работу. Дуб за дубом валят, сучья очищают и в кучи складывают. День прошёл – не заметили. Вечер наступил, вот-вот совсем стемнеет.

Воткнули братья топоры, начали ужин готовить. А только собрались разжечь костёр, оказалось, что спичек-то у них нет, дома забыли. Как быть? Решили подняться на самый высокий дуб и посмотреть, не видно ли где огонька. Поднялся старший Юхаби, посмотрел – далеко-далеко на востоке мерцает огонёк. Слез с дуба, пошёл в ту сторону.

Долго ли, коротко ли он шёл лесом, пришёл к костру. Около него сидит маленький старичок, руки греет.

– Не дашь ли, дедушка, огонька, костёр разжечь, попросил Юхаби, – а то взялись ужин варить, а спички дома забыли.

– Отчего же не дать, дам, – отвечает старик, – только ты прежде мне спой, спляши и сказку расскажи.

– Ни петь, ни плясать я не умею, а сказки и подавно никогда не рассказывал, – говорит Юхаби.

– Ну тогда для тебя у меня и огня нет, – сказал, как отрезал, старик.

Вернулся Юхаби к братьям ни с чем. Пошёл к старику за огнём средний брат – Юскаби. Сначала он тоже поднялся на высокий дуб, увидел, в какой стороне горит огонь, и пошёл в ту сторону.

Приходит Юскаби к костру, просит у старика огонька.

– Спой, спляши, сказку расскажи, тогда дам огня, – отвечает и ему старик.

– Не научили меня в детстве ни тому, ни другому, ни третьему, – говорит Юскаби.

– Ну, тогда и огня для тебя у меня нет, – сказал старик. Вернулся к братьям и Юскаби с пустыми руками.

Настал черёд идти за огнём младшему брату – дураку Юркаби.

Пошёл было Юркаби наугад, но скоро с дороги сбился. Залез на высокое дерево, осмотрелся, увидел на востоке, где уже заря заниматься начала, огонь горит. Спустился вниз, пошёл на зарю. Приходит к костру. У костра старика видит. Поклонился Юркаби старику в пояс:

– Здравствуй, дедушка! Как живёшь-можешь?

– Спасибо, добрый молодец, живу потихоньку, – отвечает старик. – А ты далеко ли путь держишь?

– Да приехали с братьями дров на зиму заготовить, целый день работали, а сейчас взялись ужин варить, а костёр разжечь нечем, – объяснил старику Юркаби. – Вот и пришёл попросить у тебя огонька.

– Что ж, огонька я тебе дам, – говорит старик, – только сначала покажи себя: спой, спляши, сказку расскажи.

Помолчал, подумал Юркаби, а потом так ответил старику:

– Петь и плясать я не мастак, а вот сказку могу рассказать, только – чур! – сиди и слушай молчком, если перебьёшь меня – даёшь пригоршню угольков и сто рублей в придачу.

Старик кивнул головой в знак согласия и приготовился слушать.

– Как-то раз, – начал Юркаби, – когда моих родителей ещё не было на свете, сел я на свою пегую кобылу, засунул за пояс топор и поехал в лес. Много ли, мало ли я ехал, оглянулся – у моей кобылы задних ног нет, должно быть, топор выпал из-за спины и отрубил их. Делать нечего, повернул я кобылу назад, чтобы найти её вторую половину. Доезжаю до табуна, гляжу, а там, среди других лошадей, пасутся задние ноги моей кобылы. Ну, я подъехал к ним, составил с передними и, для прочности, сколотил деревянными гвоздями. Дальше еду...

Старик слушает, свою белую бороду поглаживает. А Юркаби дальше рассказывает:

– Долго ли, коротко ли я ехал, оглянулся назад – из моих гвоздей молодые дубки выросли. А один дубок такой высокий, что почти до самого неба дотянулся. Ну, я, недолго думая, полез по этому дубу, поднялся на самую его макушку, гляжу – как раз передо мной ворота, через которые на небо можно попасть. Вхожу я в эти ворота, иду по небу. Дорога гладкая, как ток. Посреди неба, вижу, красное дерево растёт, а на дереве невиданной красоты птица сидит: в ушах её блестят серьги золотые, на руках браслеты жемчужные, на ногах башмачки Хрустальные, пышный хвост радугой горит, глаза изумрудами сверкают. "Какая красивая птица, – думаю, – вот бы поймать!" Но только руку протянул – птица куда-то исчезла, и сразу стало темно, как в погребе...

Старик слушает, свою седую бороду поглаживает, а Юркаби дальше рассказывает:

– Повернул я обратно, а ни дороги, ни своих следов в кромешной тьме не вижу. "Как бы до ворот добраться?" – думаю. И только так подумал – рядом чудесная птица пролетела и всё кругом осветила. Оказалось, что я около самых ворот и стою. Глянул вниз – не видно подо мной кобылы, куда-то пастись, наверное, убежала. "Как быть? – опять думаю. – Как бы с неба опять на землю спуститься?" Откуда ни возьмись, ветер поднялся и принёс мне целую охапку соломы. Тут я воспрянул духом; свил из той соломы веревку, привязал её за небесные ворота и стал спускаться на землю. Долго мне пришлось спускаться. Но вот верёвка кончилась, а до земли ещё далеко. Вишу на самом конце, ветер меня туда-сюда качает. Покачался я так, покачался, оборвалась верёвка, и полетел я вниз. Думал, что на землю, а, оказалось, попал в ад. Ну, а в аду, известное дело, черти на душах грешников дрова для котлов да навоз возят. И вот гляжу, дедушка, запрягают черти твою душу, а когда запрягли – заставляют меня на ней навоз возить...

– Ну, уж это ты неправду говоришь, – не выдержал старик. – Моя душа при мне.

– Что ж, пусть при тебе и остаётся, – сказал на это Юркаби. – А угольков я у тебя наберу и гони сто рублей в придачу.

Покряхтел старик, почесал в затылке, а только уговор есть уговор. Дал он Юркаби пригоршню угольков и сто рублей в придачу.

С тем и пошёл дурак Юркаби к своим умным братьям.

Имя божественного старика чувашской сказки – Великий Тора. Он, как и дед Сварог, – Творец вселенной, а мать-старуха – это Великая Богоматерь чувашской традиции.

Послала мать сынов за дровами (первородными началами), чтобы в мёрзлой Нави было чем топить вселенскую печь. Собрала она детям в дорогу хлеба-соли. Дорога из Прави ведёт в Навь, а хлеб-соль – это мысли и опыт Великого Тора в воплощении идеи вселенной.

Старшие братья – жители первой и второй вёрст вселенной. Время их бытия закончилось, потому на третьей версте они не могут спеть, сплясать или сказку рассказать.

Юркаби – юный человек третьей версты вселенной (как и батька небылицы), поскольку он ещё только отправился в путь воплощения, то у него нет жизненного опыта, потому и назван дураком.

Птица невиданной красоты – душа Юркаби.

Кобыла Юркаби – это образ ясного месяца. А лес, погреб, темнота – признаки навьего царства.

Чтобы попасть из Нави в Явь необходимо вторичное возбуждение первородных начал. Поэтому божественный старик и даёт огонь (первородное начало) Юркаби, поскольку только самый младший из братьев будет воплощённым жителем (Яви).

Мордовская небылица передаёт тот же сюжет творения мира, и повторяет от начала начал Жизни историю рождения Отца (батьки) – человека во плоти.

             Смехотерия

Хорошо жили мы с дедом, когда отец ещё не родился. Мы жили на пчельнике. Каждое утро выпускали пчёл. Вечером, когда они прилетали, считали их по головам.

Около пчельника протекала река, двести онкет шириною. Наши пчёлы по ту сторону летали мёд собирать.

Однажды вечером вернулись пчёлы, пересчитали мы их с дедом – одной нет. Дедушка говорит:

– Волки задушили, больше некому.

Волки много наших пчёл задушили. Что поделаешь, недаром они волки.

Испугались мы с дедом за пчелу. Я и говорю:

– Не волнуйся дедушка, я её найду.

Дошел я до берега. Переплыть не на чем. Нашу лодку лягушка проглотила. Смотрю я на ту сторону – наша пчела увязла в болоте и не может вылезти. Волки окружили пчелу и хотят задушить её.

Я рассердился. Долго не стал думать. Взял себя за волосы и перебросил на ту сторону. Там я увяз в грязи до носу. Никак не вылезу. Думать некогда было – волки вот-вот пчелу съедят. Ухватил я опять себя за волосы и перебросил обратно на ту сторону, где пчельник. Взял железную лопату – и обратно. Выкопал себя из грязи и – к пчеле. Волки, мор на них, уже успели ей оторвать правое ухо. Испугались они меня, убежали. Я выкопал пчелу, вытащил на твёрдое место и повёл её за рога к воде, там вымыл.

Обратно на пчельник лесом возвращались. Хлынул сильный дождь. Куда спрятаться? Гляжу – толстая липа, а в ней дупло. Вот только опустился на дно, как по горло увяз. Что за оказия? Лизну – сладкое. Мёд! Около двадцати пудов было. Я весь его съел и лёг спать.

Утром проснулся, никак не вылезу из дупла. Что делать? Слышу, кто-то поднимается по дереву в дупло. Протянул руку – шерсть. Догадался – медведь, хвост длиной онкета два был. Я быстрее обмотался хвостом и крикнул:

– Есть!

Медведь испугался. Рванулся из дупла и меня вытащил на волю. Сам медведь от испуга тут же упал и сдох.

Посмотрел: от пчелы остались только кости. Двадцать волков всю ночь жрали её. Понятно, как увидели меня, убежали. Я содрал с медведя шкуру и пошёл на пчельник. Мы с дедом сшили из неё шубы – мне, деду и бабушке, и ещё четыре тулупа, да ещё осталось телегу покрывать.

Зимой в медвежьих шубах очень тепло, а мёду у нас вволю было.

Хорошо жили, чего и говорить. Но родился отец, стал баловаться, хулиганить – разорил пасеку. С тех пор у нас нет ни пчёл, ни пасеки. А из медвежьих тулупов один остался, да и тот – дыра на дыре.

В сказке дедушка и есть Всевышний. Его имя у народа эрзя – Верхний Нишке. Бабушка – это Великая Богоматерь. Я или их внучек и есть бессмертная душа.

Пчельник – вечная обитель (Правь). Продукт пчельника – мёд, на его основе и творится божественный напиток Сурья или мёд-пиво.

Дед, я и бабушка в пчельнике хорошо жили, чего и говорить. Когда же хлынул сильный дождь (разбушевались первородные начала), тогда и случилось движение идеи вселенной. Так началась её первая верста.

Река – переход между царствами вселенной. По другую сторону реки от родительского дома (от вечной обители) находится ночь вселенной. Я взял себя за волосы и перебросил на ту сторону реку. Так закончилась первая верста и началась вторая верста вселенной.

В результате возбуждения первородных начал родилась Навь, а в ней возникли образы всех жителей ночи вселенной. В Нави нет плоти, потому навьи жители и изображены костями пчелы, мёртвым медведем. Навь характеризуется жутким холодом, оттого дед и я сшили себе шубы.

После того, как я нашёл пчелу, он перебросил себя обратно из Нави на отдых в Правь. Так закончилась и вторая верста вселенной.

Когда же пришло утро, тогда началась третья верста вселенной. Возникло царство Яви, а в нём родился отец или батька – человек во плоти, сыном которого и является Я.

Однако в конце третьей версты вселенной разгулялись земные страсти, тогда-то и произошла неспокойная жизнь. В результате возникшего хулиганства возмутились ветра из божьих уст, случился всемирный катаклизм, и вновь наступила смена вёрст.

Аналогичный сюжет "когда ещё мой отец не родился, не было на свете моей матери, а я со своим дедушкой ходил в лес" присутствует и в мокшанской небылице "Умный дурак".

События в небылице могут быть не поняты некоторыми, поэтому она и имеет такие названия: "Не хочешь – не слушай", "Балагурная сказка", "Сторож пчёл", "Смехотерия", "Умный дурак", "Спой, спляши и сказочку расскажи...!", "Парень носивший шкуру свиньи" и т.д. Существуют сотни вариантов этого сказочного жанра, они передают похожий сюжет о сотворении мира. И все они рассказывают о рождении отца или батьки – человека во плоти, русские Веды именуют его отцом предвечным, поскольку он предшествует последующим людским воплощениям.

С третьей версты вселенной и поныне на Руси празднуется единство Троицы в честь отца предвечного – Батьки, сына – Я и Святого Духа – Бога Сварога.

Ярассказывает, как был подготовлен человек для явленного бытия. Я в Прави был разумом большой, умел оборачиваться в любой навий образ (например, в птичку-пташечку) и перелётывать по вселенной. Затем в Нави были спроектированы пять способностей его будущей плоти (слух, зрение, обоняние, осязание и вкус). Единение способностей плоти и дара нетленной души – разуметь произошло в тот момент, когда батька мой родился.

О воплощении жизни пословица сказывает: "Когда на море камень всплывёт, да камень травой порастёт, а на траве цветы расцветут". Море – это вселенская бездна; камень – Земля, а трава и цветы – её жители.

В пословице молвится: "Богу все чудеса доступны". Повествование небылицы о божественном творчестве Деда и Я позволяет заглянуть от начала начал Жизни в чудеса вселенной. Об этом же упомянуто и в "Не любо, не слушай" (кн. "Народные русские сказки не для печати" А.Н. Афанасьева).

Не то чудо из чудес,

Что мужик упал с небес;

А то чудо из чудес,

Как мужик туда залез!

Здесь мужик и есть батька небылицы или человек во плоти.

Мудрость человечества озвучена общей для всех народов лексикой метафизического языка. Например, окошечко (кутисе, косящато, серебряное), мост (золотой, калиновый), горюч камешек (белый, синий), огненная речка (Пучай, Смородина), вещей причина (первородные начала), встреча по выбору души и другие слова лексики фольклора характеризуют чудо: "явление, кое мы не умеем объяснить, по известным нам законам природы" (Толковый словарь Даля). Знакомство с лексикой метафизического языка делает доступным понимание необъяснимых явлений, происходящих во вселенной (в царствах Прави, Нави и Яви).

Человек во плоти сотворён из сакрального камешка Алатыря, а потому сам является сакральной сущностью и представляет собою все три царства вселенной. А чтобы он не забыл своего предназначения и ответственности, которую возложила на него божественная семеюшка, Сварог начертал в судьбе человека, как на Алатыре, Закон коловращения Жизни: "Прямо пойдёшь – женату быть. Налево пойдёшь – мёртвым быть. Направо пойдёшь – богату быть". Первая запись обязывает каждого пройти прямо из Прави (через Навь) в Явь и обрести опыт воплощения. С женату быть – с единения души и плоти начинается бытие человека в Яви. В сказках это событие именуется свадебным пиром. Вторая и третья записи говорят о неминуемом возвращении души в Правь. Но путь из Яви проходит через ночь вселенной. На левой (навьей) дороге душа освобождается от своей плотской одёжки, которая остаётся в барышах земли-матушки. С помощью бабы-Яги душа очищается в очаге вселенской печи от земных страстей. И затем перелётывает направо – в вечнозелёный сад Прави, где ей богату быть. Там-то она и становится обладательницей бессмертия – бесценного богатства.

Продолжаем формировать словарь метафизического языка: изба большая, город, ветер, огонь, вещей причина, хлеб-соль, восток, ворота, птица невиданной красоты, кромешная тьмя, ад, зима, кости, река, утро,камешек, женату быть, мёртвым быть, богату быть.