Андреевский крест как православный спорт

Татьяна Вольтская,  Андрей Шарый

Опубликовано 17.07.2013 17:58

Поклонение кресту, на котором был распят апостол Андрей Первозванный (средства массовой информации называют этот крест одной из самых почитаемых христианских святынь), как и следовало ожидать, приобрело в России массовый характер. 

В Петербурге за пять дней кресту успели поклониться около двухсот тысяч человек. Верующие часами стоят в очередях к храмам, в которых выставлен крест, – во вторник и в среду в подмосковном городе Одинцове, а с четверга в Дмитрове. Крест по инициативе главы корпорации РЖД Владимира Якунина, который уже завозил таким образом в Россию пояс пресвятой Богородицы, доставили из греческого города Патры, где, согласно преданиям, ученик Христа и был распят в 70 году нашей эры. Андрея считают выдающимся христианским миссионером, за свою подвижническую жизнь обошедшим огромные пространства от Рима чуть ли не до Киева и Новгорода, где несколько веков спустя поселились славяне. О значении для православных верующих Андрея Первозванного и его креста говорит настоятель собора Федоровской иконы Божьей Матери, председатель информационно-издательского отдела Санкт-Петербургской епархии Александр Сорокин.
 
– Среди всех апостолов личность Андрея Первозванного выделяется. Уже из текста Евангелия следует, что его с особым вниманием почитали. Андрей зовется Первозванным: по Евангелию от Иоанна он, действительно, был призван первым из учеников Христа, и именно он призвал своего брата, апостола Петра. В послеевангельскую эпоху с именем Андрея Первозванного связаны многочисленные предания – о том, как он прибыл на будущую южную окраину русских земель, с его именем связано представление о распространении Благой Вести по всей вселенной. Судя по преданиям, Андрей побывал везде. Не знаю, как ему это удалось сделать без современных средств передвижения. Конечно, все это требует проверки, но предания такие есть. Археологически факты присутствия Андрея Первозванного на территории нынешних России и Украины вряд ли удастся подтвердить, но, как к ним ни относиться, за этими благочестивыми фантазиями стоит уверенность: Благая Весть далеко за пределами Святой земли соответствует тому, что действительно звучало из уст апостолов. 

Сколько ни золоти крест, сколько ни украшай его драгоценными камнями, он не перестает быть крестом, символом страданий. И Андреевский крест – прежде всего крест, он может выглядеть красиво и необычно, в виде буквы Х, но он остается крестом. Апостол был распят вниз головой, он не считал себя достойным быть распятым так, как Христос. Известна и история того, как сохранились эти части креста. Был момент, когда их хотели уничтожить, когда они почти потерялись, но тем не менее сохранились, и теперь выстроены с помощью киота в виде креста Х-образной формы. Поклоняться кресту люди могут, вкладывая в этот ритуал разный смысл, в том числе языческий, но христианам это не должно быть свойственно. Мы поклоняемся не вещам, а единственному чудотворцу, который способен изменить нашу жизнь. А крест – вещественное доказательство, зримые знаки того, что Божье присутствие в мире реально, – считает Александр Сорокин. 
 
О  причинах массового поклонения религиозным святыням в России и самих этих святынях я беседую с православным священником, автором и ведущим программы РС "С христианской точки зрения" Яковом Кротовым.
 
– По большому счету в христианстве вообще нет реликвий. Единственная реликвия, если понимать под реликвией святую память, – это Воскресение Христово, единственной реликвией являются святые дары, тело и кровь Христовы в таинстве литургии. Все остальное – это материальные напоминания о главном таинстве христианства, о Воскресении. Конечно, на практике, поскольку базой христианства во многом остается языческая традиция, магическая жажда приобщения к материальному объекту, который подкрепил бы веру, не иссякает. И, к сожалению, в современной России она выходит на первый план.
 
– С чем вы это связываете?
 

– Россия до революции была достаточно культурной страной – по-европейски, по-гречески, по-византийски, по-болгарски.  Материализм в религии был распространен, и то избирательно, в социальных низах. Образованное сословие, интеллигенция, верующая интеллигенция (как Василий Осипович Ключевский, чтобы далеко не ходить) – конечно, эти люди не бегали по разным монастырям и храмам, разыскивая, что бы им поцеловать.

В крестьянской среде меньшинство все-таки увлекалось именно тем, что тот же Ключевский называл "православный спорт". Затем произошла революция, случился резкий обрыв культуры, явилась материализация духов. Когда теперь на место социализма, большевизма возвращено православие (в принудительном порядке, поскольку выбора большого нет), то оно возвратилось именно в магической, материалистической части. Раньше был институт марксизма-ленинизма, а теперь – храм Христа Спасителя, с примерно одинаковыми функциями – дать материальные свидетельства истины.
 
– Можете ли вы предположить, что именно заставляет людей часами простаивать на жаре или под дождем, чтобы на мгновение приложиться к поясу Богородицы или кресту Андрея Первозванного?
 
– Для многих людей такая материализация религии – это понижение духовного уровня, но для других – повышение. Для многих это путь от чистого безбожия к духовному возрождению. Очередь одна, стоят внешне одинаковые люди, но внутри у них все очень по-разному. Речь идет о  возрождении нормального язычества в христианской упаковке. Это даже трудно назвать двоеверием, потому что здесь нет веры в Христа, той веры, как ее понимает церковь. Ведь люди, стоящие в этих очередях, в повседневной жизни смиряются с насилием, с несвободой, с господством ненависти и агрессивности в человеческих отношениях. Если бы у них была вера в Христа – та, которая зудит, горит, – то они бы, выйдя из храма, конечно, вели бы себя несколько иначе.
 
– Может быть, речь идет и о попытке найти простой способ обретения духовных ценностей – вот ты вроде бы страдаешь, постоишь несколько часов, отречешься на это время от мирских развлечений и получишь больший шанс испросить дар у святыни?
 
– Прежде всего надо твердо сказать, что святыня эта – фальшивая, как и пояс Богородицы, как все святыни, которые заботами Якунина привозятся в Москву, как и благодатный огонь. Потому что единственный настоящий благодатный огонь – это невидимый огонь Духа Святаго. Но люди, конечно, относятся к этим подделкам как к настоящим реликвиям. Очевидно, присутствует момент своего рода религиозного мазохизма. Это попытка торговли с Богом: вот я тебе ограничения, самоограничения, страдания, а ты мне взамен что-то. Само по себе это не криминал, и в духовной жизни, и в любви, и в отношениях мужчины и женщины должен быть элемент самопожертвования, за которое иногда каждому воздается. Лишь бы не зашкаливало, но здесь, к сожалению, как мы видим, еще зашкаливает. Те же самые верующие спокойно переносят и господство в церкви авторитаризма, и слияние православия с военным духом, и организацию каких-то православных военно-патриотических детских лагерей. Эти же самые люди приветствовали закон об уголовном наказании за богохульство. В основе этого стояния – идея "Я господствую над миром". Вот они не стоят, они в кафешках сидят – поэтому они должны слушать меня, свое отстоявшего. Это классическое фарисейство.
 
– Принесение в Россию пояса Богородицы и креста Святого Андрея вроде освящено официальными представителями РПЦ. Вот вы, священник, говорите: это нельзя назвать настоящей реликвией. Патриархия этого не понимает?
 

– То, что Андреевский крест или пояс Богоматери поддельны, я вам говорю не как священник, а как историк. Любой историк скажет ровно то же самое, если будет честен. Позиция официальной церкви, я думаю, в этом отношении не меняется веками – фальшивость святынь понимается прекрасно, но клир уступает народному суеверию. Есть тяжелый опыт: во время московской чумы конца XVIII века архиепископ Амвросий Каменский приказал убрать Казанскую икону, чтобы ее не целовали и тем самым не разносили заразу. Так вот толпа его растерзала. Современная российская толпа никого не растерзает, она целует то, что ей  дают. Проблема в другом. Современная православная иерархия Московской патриархии достаточно образованна, чтобы понимать: речь идет о фальшивках. Но дело в том, что инициатива исходит часто и как правило не от церкви, а от светской номенклатуры, которая таким образом проявляет свою набожность. Патриарху с этим классом конфликтовать боязно: у нас в стране нет клерикализации, но есть цезарепапизм, когда светская власть, царство кесаря, использует церковь в своих целях. Ну и, конечно, церковь побаивается: сегодня ты – патриарх, а завтра кто-то другой – патриарх. Дело-то быстрое, – говорит священник и сотрудник РС Яков Кротов.