В расовых вопросах все безнадежно и без перемен

Когда Барака Обаму избрали на пост президента, у большинства американцев,  включая представителей Республиканской партии, появилась надежда, что избрание  темнокожего человека главой государства если не устранит, то хотя бы снизит ту  расовую напряженность, которая существует в Америке на протяжении столетий. 
Но этого не произошло. Избрание, и даже переизбрание на пост президента  чернокожего в стране, где 87 процентов населения не темнокожие (такое случилось  впервые в истории человечества), не оказало никакого воздействия на так  называемую «расовую напряженность».
Если на сей счет и были какие-то  сомнения, то реакция на приговор по делу Джорджа Циммермана полностью их  устранила. Разговоры об «открытии сезона» на черных, о том, что чернокожие,  такие как Трейвон Мартин, становятся жертвами расовой дискриминации со  стороны  правоохранительных органов, и о расистской системе уголовного  правосудия насквозь пропитали жизнь чернокожего населения  и левых, то  есть, ведущих СМИ.
Я ставлю словосочетание «расовая напряженность» в  кавычки, потому что  этот термин используется тогда, когда за такую  напряженность несут равную ответственность белые и черные, показывая, что  недоверие с нравственной и фактической точки зрения равноценно. Но это  совершенно не так.

Идея о «расовой напряженности» это ложь,  изобретенная и проводимая в жизнь левыми. Чтобы получить великолепный тому  пример, достаточно обратиться к New York Times, которая черные антисемитские  бунты 1991 года в бруклинском районе Краун Хайтс объяснила «расовой  напряженностью».

Тем, кто об этом не помнит, или читает, смотрит и  слушает исключительно мейнстримовские СМИ, расскажу. Тогда толпы чернокожих три  дня нападали на евреев после того, как еврей-хасид случайно сбил на своей машине  темнокожего мальчика, который скончался.
Историк Эдвард Шапиро (Edward S.  Shapiro) из Брандейского университета назвал эти нападения чернокожих на ни в  чем не повинных евреев «самым серьезным антисемитским инцидентом в американской  истории». Чернокожие бунтовщики зарезали ножом студента-еврея, ранили еще  несколько евреев и при этом кричали «хайль Гитлер!» и «смерть евреям!». В руках  у них были плакаты с надписями типа «Гитлер свою работу не доделал».
А  как New York Times сообщала о «самом серьезном антисемитском инциденте в  американской истории»?
Как о «расовой напряженности».
Одним из  репортеров New York Times, освещавшим эти беспорядки, был Ари Голдман (Ari  Goldman), ныне преподающий журналистику в Колумбийском университете. Спустя 11  лет после этих беспорядков Голдман так отзывался о репортажах своей бывшей  газеты на тему событий в Бруклине: 
В своей репортерской работе во время беспорядков  я ни разу не видел и ничего не слышал о насилии евреев против чернокожих. Однако  New York Times все равно придерживалась своей версии событий: чернокожие и евреи  начали столкновения на почве расовой напряженности.
В редакционной  статье New York Times о нападениях чернокожих нарушителей порядка говорилось  так: «Акты насилия, произошедшие после транспортного происшествия в Краун Хайтс,  напоминают всем нью-йоркцам о том, что в расовых отношениях в городе сохраняется  опасная напряженность».
Вот и все, что смогли сказать левые: напряженные  отношения между чернокожими и евреями. «Расовая напряженность». Виноваты в  равной степени обе стороны.
Когда человек начинает осознавать, что  термин «расовая напряженность» это эвфемизм, за которым скрывается враждебность  черных по отношению к белым, он приходит к пониманию того, почему избрание  чернокожего человека на пост президента не оказало никакого влияния ни на  большинство  черных, ни на левых.

Поскольку враждебность чернокожих и лживые заявления левых о «расовой  напряженности» не имеют никакого отношения к реальному поведению и действиям  подавляющего большинства белых американцев, белая Америка никак не сможет  повлиять на представления многих темнокожих американцев и на клеветнические  заявления левых.