Когда всё – незачем

Дмитрий Быков о современной русской литературе и жизни

Повествовательные техники современной русской прозы старомоднее, чем в позапрошлом веке. Выстраивать увлекательный сюжет с неожиданным финалом русская проза никогда толком не умела, но сейчас разучилась и тому, что наработали советские беллетристы. Живых героев, имена которых становились бы нарицательными, у нас нет уже лет двадцать.

Есть смысл поговорить о причинах такого положения дел, но боюсь, что и причина общеизвестна: отсутствие мотивации. За прозу обычно берешься, надеясь либо решить мировую проблему, либо справиться с интересной технической задачей, либо, на худой конец, позабавить читателя и заработать денег. Но всё это надо делать всерьез, а не спустя рукава. В современной же России спустя рукава работают даже опричники, у которых есть, по крайней мере, садомазохистские или материальные стимулы. Все прочие настолько непрофессиональны, что анализировать их действия унизительно.

Там, где слово ничего не весит, у автора нет стимула… Сегодня слово стоит так мало, а попрание простейших правил так тотально и очевидно, что вкладываться в столь сомнительное занятие, как поиск смысла или борьба с пороками, не станет и самый упертый идеалист.

Писание хорошей литературы – удовольствие для очень немногих, и сегодня число писателей почти совпадает с числом читателей.

Строительство утопии, увлекательный рассказ, расправа с пороками – всё это возможно там, где человек знает, зачем живет.

В современной России сама постановка такого вопроса приравнивается к экстремизму, ибо создание качественного текста само по себе нарушает гомеостазис (его у нас называют стабильностью). Всё сколько-нибудь качественное сегодня является политическим вызовом, ибо главная примета времени – государственная установка на посредственность.

Выход из этой ситуации очевиден: начнется жизнь – появится и литература. Нельзя бесконечно жевать русские вопросы – они неизменны в последние пять веков. Нельзя повторять один и тот же круг – он надоедает и читателю, и писателю, и стороннему наблюдателю. Все слова сказаны, а ситуация неизменна. Никакому айпаду, айфону, интернету не обновить российскую ситуацию, в которой «новых людей» не было со времен «Что делать».

Русской прозе не о чем говорить – всё сказано. А чтобы двинуться в глубь героя – нужен этот герой. Производственный роман нельзя написать без производства. Семейную сагу невозможно написать в условиях полного разложения семьи – а климат в обществе, прежде всего моральный, таков, что людям трудно просто терпеть друг друга.

Всё – незачем. Любое движение, как в цугцванге, ухудшает ситуацию: нам как бы уютно в этой грязце и воньке, а если мы шевельнемся, то, не дай бог, случится революция.

Точно так же и хорошую детскую литературу почти невозможно писать там, где нет образа будущего: хотим мы того или нет, но дети – все-таки будущее, а мы о нем ничего не знаем и знать не хотим…