«Приходите в этот суд и плачьте»: еще одна семейная история

Линда Кинстлер родилась в Калифорнии в 1991 году в семье латыша и еврейки с украинскими корнями, пишет журналист Wall Street Journal Тунку Варадараджан. Ее родители эмигрировали в США из советской Латвии в 1988 году. Когда она росла, ей говорили, что ее дедушка по отцовской линии «исчез» после войны. Поскольку дома не было его фотографий, и он редко возникал в разговорах, Кинстлер чувствовала, что семья что-то скрывает. Она знала при этом, что отец одержим идеей все таки выяснить, что же случилось с его отцом на самом деле. Однажды, расстроенный тем, что ничего не получается, он сказал ей: «Ты журналистка. Почему бы тебе не узнать об этом?»

Линда Кинстлер, одаренная писательница и студентка докторантуры в Беркли, приняла этот  вызов. В 2016 году, получив стипендию в Кембриджском университете, она поехала в Ригу, столицу Латвии, чтобы заглянуть в «контуры прошлого» своей семьи. 

Вся страна, пишет она, была «архивом потерь», так что ее собственная тревога не стала чем-то диковинным. В книжном магазине в Риге случайное открытие из текста романа, который она взяла с витрины, заставило ее похолодеть: книга представляла собой шпионский роман о Герберте Цукурсе, латвийском летчике, который принадлежал к «эскадрону смерти» под командованием нацистов. На самой первой странице там был персонаж, носивший фамилию ее дедушки. «Трудно, — пишет Кинстлер, — описать чувство дезориентации, вызванное этой «встречей»».

Евреи в Риге, ок. 1941 годаBERLINER VERLAG/ARCHIV/PICTURE ALLIANCE/GETTY IMAGES

Так начался шестилетний проект, который воплотился в книге под названием «Приходите в этот суд и плачьте: как заканчивается Холокост». Она не узнала, что в конечном счете случилось с ее дедом, но выяснила, что предчувствия о мрачной семейной тайне оказались оправданы. Ее дед убивал евреев в Риге во время нацистской оккупации Латвии. А после войны, в то время как Латвия была частью Советского Союза, действовал как агент МГБ.

Дебютная книга Кинстлер представляет собой исследование того, «как память о Холокосте проникает в настоящее и воздействует на него», пишет автор. Это история Латвии – и ее собственной семьи: латвийских демонов и призраков семьи. 

Ее название взято из заключительной речи Хартли Шоукросса, главного британского обвинителя, произнесенной на Нюрнбергском процессе в июле 1946 года: «Само человечество <…> приходит в этот суд и плачет: «Таковы наши законы — пусть они восторжествуют!»» На языке Шоукросса глагол «плакать» означал произнесение чего-либо вслух или восклицание. Кинстлер, со своей стороны, использует его как синоним скорби, поскольку ее история — это рассказ об «отсроченном, обойденном, несовершенном правосудии».

Правосудию, по ее мысли, помешали именно в деле Герберта Цукурса, известного в свое время как «латышский Линдберг». Перед войной он был национальным героем, совершал перелеты из Латвии в Западную Африку и обратно, а также в такие отдаленные места, как Шанхай и Борнео (там «охотники за головами», по словам Цукурса, снимали скальпы с людей лишь тогда, «когда ты им не нравился»). «Человек в небе» в ту эпоху считался сверхчеловеком, пишет Кинстлер. Он выступал за «порядок, достижения и усилия» — за новую эру человечества. Цукурс был красив и обаятелен, мало чем отличаясь от американской знаменитости, с которой его сравнивали. Как и в случае с Чарльзом Линдбергом, в жизни Цукурса возникло «переплетение авиации и фашизма».

Линдберг был восхищен гитлеровской Германией и настаивал, чтобы США не ввязывались в войну. Цукурс кроваво продемонстрировал свои фашистские наклонности. Он присоединился к группе под названием «Команда Арайса» — полицейскому подразделению, возглавляемому Виктором Арайсом, латышским адвокатом-националистом, выбранным немцами для помощи в ликвидации рижских евреев.

Кинстлер узнала, что ее дедушка Борис записался в этот отряд, и его свободное владение немецким языком сделало его связующим звеном между группой и нацистскими хозяевами Латвии.

К своему вечному позору, бандиты из «коммандо» сожгли самую большую синагогу в Риге в июле 1941 года. 

«Я не знаю и не могу знать, — пишет Кинстлер, — был ли среди них мой дед Борис, но могу  предполагать наихудшее». 

Огромное количество литовских евреев, бежавших в Ригу из Вильнюса, нашли убежище именно в этой синагоге с деревянной крышей. Они погибли в огне. 

Арайс и его люди, в том числе, по словам очевидцев, Герберт Цукурс, несколько месяцев спустя также активно участвовали в массовом расстреле евреев в лесу Румбула, где за два дня было убито 25 тыс. человек.

«Приходите в этот суд и плачьте» — книга скорее все-таки о Цукурсе, чем о деде Кинстлер, который в повествовании оказывается заслонен фигурой летчика-садиста. 

Если Цукурс сегодня известен за пределами Латвии, то скорее из-за того, что он единственный военный преступник, казненный — или убитый, если предпочесть такую терминологию для описания внесудебной казни — «Моссадом». 

Герберт Цукурс, ок. 1937 годаEYSTONE-FRANC/GAMMA-KEYSTONE/GETTY IMAGES

Цукурс и его семья после войны бежали в Бразилию, где он начал новую жизнь в качестве оператора туристических поездок в Сан-Паулу. Он не пытался скрывать свою личность, открыто общался с местной прессой. Это привлекло внимание еврейских организаций и Израиля. В 1964 году агент Яаков Мейдад, который входил в состав группы, похитившей Адольфа Эйхмана из Аргентины в мае 1960 года, был послан к Цукурсу, чтобы подружиться с ним и заманить его в Уругвай. 

Мейдад проделал все это с безжалостной красотой, месяцами обхаживая Цукурса как  торговец недвижимостью, якобы способный обогатить кровожадного латыша.

Израильтяне не похитили Цукурса и не увезли его в Израиль для суда, как они сделали это с Эйхманом. Они убили его в Монтевидео 23 февраля 1965 года, засунули труп в багажник и предупредили немецкую прессу о его местонахождении. 

Слова из нюрнбергского выступления Шоукросса — «это наши законы — пусть они восторжествуют» — были оставлены на карточке на теле Цукурса в качестве заявления его убийц.

Кинстлер выражает сожаление по поводу того, что Цукурс встретил такой «эффектный конец», который отметил его как «уникального» персонажа. Гораздо лучше, пишет она, было бы позволить ему тихо сдохнуть в камере. Такой конец подтвердил бы его «неоспоримую преступность», не присудив ему — и ревизионистам, чтящим его память — «приза мученичества».

Почему «Моссад» убил Цукурса? Кинстлер предполагает, потому что в Германии истекал срок давности за убийство, что позволяло отсрочить наказание военных преступников. Такое смертоносное возмездие могло побудить немцев отменить временные ограничения для виновных в Холокосте. Эксперт израильской разведки, с которым она разговаривала, предложил более банальную причину: «Моссад» убил Цукурса, потому что мог. Это просто имело внутренний смысл.

Опасения Кинстлер по поводу «ореола мученичества» вполне обоснованны. Многие в Латвии по-прежнему не уверены, что Цукурс совершил то, что совершил. Отсутствие судебного разбирательства породило у некоторых извращенную презумпцию невиновности. И генеральный прокурор страны оправдал его три года назад после расследования, которое можно назвать как минимум спорным. Не оказалось ни одного выжившего свидетеля убийств, приписываемых Цукурсу, между тем как последний свидетель умер в Иерусалиме в феврале 2020 года в возрасте 97 лет.

Реабилитация Цукурса — по крайней мере, в Латвии — оставляет Кинстлер «с разбитым сердцем». «Выжившие рассказывали историю Холокоста на протяжении большей части века, — сокрушается она, — а судьи до сих пор требуют доказательств». 

Что касается ее дедушки, то его призрак продолжает преследовать семью. Для них Холокост так и не закончился.