Пресечение антисоветской агитации, пропаганды и негативных слухов в годы войны.

(на примере Южного Урала)

 В годы Великой Отечественной войны, особенно на начальном ее этапе, в стране сло­жилась непростая психологическая ситуация. С одной стороны, преобладающим на­строением среди населения являлась вера в достижение победы, а с другой — отсутствовала правдивая информация, что и порождало разного рода слухи. Поэтому одной из главных за­дач органов НКВД в указанный период являлась борьба со слухами, пораженческой агитаци­ей, которые в советское время квалифицировались как контрреволюционные преступления, предусмотренные статьей 58 УК РСФСР1.

В ходе войны органы внутренних дел организовали сбор фашистских листовок, усили­ли политический контроль почтово-телеграфной корреспонденции и т.д. Однако советская военная пропаганда умалчивала о реальной обстановке на фронте, а порой ее просто ис­кажала. Причина такой позиции заключалась в том, что верховная власть не верила в стой­кость, патриотизм граждан, опасаясь, что любая информация об истинном положении на фронте может вызвать не только растерянность среди населения, но и антиправительствен­ные настроения. Однако без объективной информации идеологическая работа не может быть продуктивной, и в данных условиях стали возникать негативные слухи2.

Ведущее положение в Наркомате внутренних дел занимали подразделения, которые ведали вопросами обеспечения безопасности и защиты функционирующего политическо­го режима в СССР. Обеспокоенность власти возможностью антисоветских выступлений вызвала ужесточение государственных репрессий. Так, секретное Постановление ГКО № 0903 от 17 ноября 1941 г. дало Особому Совещанию НКВД СССР право выносить при­говор вплоть до расстрела по делам о контрреволюционных и особо опасных преступлени­ях против порядка государственного управления3. По УК РСФСР 1943 г. контрреволюцион­ным признавалось всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими на основании Конституции Союза ССР и конституций союзных и автономных республик рабоче-крестьянских правительств Союза ССР, союзных и автономных республик, или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных за­воеваний пролетарской революции4.

В годы Великой Отечественной войны под категорию опасных антисоветских элемен­тов подпадали бывшие кулаки, добровольцы белой армии, церковники, исключенные из ВЛКСМ и ВКП(б), бывшие военнопленные, а также их родственники. В ряде случаев, ког­да распространялась информация о бездарности, некомпетентности руководителей страны, объективное расследование о распространении слухов было невозможно. Такого рода не­гативные суждения расценивались как провокационные, а не ложные, и их распространи­телей привлекали к уголовной ответственности на основании директивы НКГБ от 28 июня 1941 г. «О мероприятиях по пресечению распространения среди населения провокацион­ных слухов в связи с военной обстановкой»5.

На основании постановления ГКО от 21 ноября 1941 г. НКВД СССР издал приказ № 001613, в соответствии с которым Особому Совещанию при НКВД СССР предостав­лялось право с участием Прокурора Союза ССР по возбужденным в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела6.

Одним из самых распространенных видов контрреволюционных преступлений в юж­ноуральском регионе в годы Великой Отечественной войны являлась антисоветская про­паганда или агитация.

В первые дни войны в Чкаловской области — с 23 июня по 2 июля 1941 г. — арестова­ли 173 человека, которых обвинили в контрреволюционной агитации. В основном контин­гент арестованных относился к лицам, находившимся в разработке органов НКГБ. Наиболее характерными фактами контрреволюционной деятельности являлись следующие: 30 июня 1941 г. арестовали А. П. Мазымова, 1915 года рождения, уроженца города Брауншвейга (Гер­мания), по национальности немца, в 1938 г. в административном порядке высланного из Ле­нинграда. Работал на кирпичном заводе № 4 города Бугуруслана. С 1939 г. систематически проводил среди рабочих антисоветскую агитацию, восхваляя Гитлера. Во время митинга рабочих на заводе А. П. Мазымов 22 июня 1941 г. по вопросу объявления войны Германией говорил: «Если Гитлер победит, то я первый буду вертеть головы тем, кого ненавижу».

В период Великой Отечественной войны не утратила своего значения директива НКГБ СССР от 26 июня 1941 г. «Об аресте и предании суду военного трибунала распро­странителей политических слухов, пытающихся дезорганизовать тыл», согласно которой распространителей слухов следовало считать фашистскими агентами7.

6 июля 1941 г. выходит Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответствен­ности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». В данном документе было указано, что за «распространение слухов в военное время, возбуждающих тревогу среди населения, виновные караются по приговору военно­го трибунала тюремным заключением на срок от 2 до 5 лет, если это действие по своему характеру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания»8.

В течение Великой Отечественной войны принимались новые секретные директивы. Так, в указании НКГБ СССР от 31 августа 1943 г. «О разработке антисоветских элементов, распространяющих слухи» предписывалось всем местным органам госбезопасности акти­визировать разработку антисоветских элементов, возможно, связанных с разведывательны­ми органами иностранных государств, распространяющих провокационные слухи о якобы предстоящей сдаче заводов и рудных ископаемых СССР в концессию Англии и США9.

В годы войны имело место распространение анонимных листовок, писем. Авторов привлекали к уголовной ответственности по статье 58-10 УК РСФСР. По данным НКГБ СССР, всего за военные годы на территории Советского Союза зарегистрировали 2419 слу­чаев распространения 27 489 экземпляров листовок и анонимных писем, из них раскрыто 1286 случаев, установлено 2247 человек, взят в агентурную разработку 1531 человек, про­филактировано 447 человек10.

6 июля 1941 г. в Чкаловской области были арестованы Портянко и Пешкин с сообщни­ками за изготовление 4-х экземпляров антисоветских листовок, которые они намеревались распространить среди населения11. В большей части в листовках содержалась информация о реальном бедственном положении населения, критика местных и центральных органов власти, которые не всегда могли защитить интересы трудящихся.

30 октября 1941 г. в Челябинской области был арестован В. И. Аррас. Следствие уста­новило, что в августе 1941 г. его зачислили в истребительный батальон в Эстонской ССР. Аррас пытался перейти на сторону врага. Для этой цели при нем находилась фашистская листовка. Будучи эвакуированным из Эстонской ССР в Увельский район Челябинской об­ласти, он читал листовку, заявляя, что якобы красноармейцы насилуют женщин, а немцы хорошо обращаются с пленными. В результате Арраса приговорили к высшей мере нака­зания — расстрелу12.

Одним из важнейших направлений в деятельности органов НКВД стало выявление и задержание шпионов и диверсантов, в том числе и в тыловых районах страны. Так, Юж­ный Урал, хотя и находился в глубоком тылу, стал объектом для проведения акций дивер­сионного характера, так как указанный регион превратился в кузницу вооружения, а через его территорию проходили эшелоны оборонного значения, воинские поезда, направлялись эвакуированные. Поэтому акты диверсии на железной дороге могли нанести существенный урон фронту. Органы НКВД в первые же дни войны выделили группы и заслоны на Орен­бургской железной дороге. Создавались оперативные отряды для пресечения деятельности уголовно-преступного, шпионско-диверсионного, антисоветского элемента. 11 июля 1941 г. начальник Дорожного отдела милиции НКВД Оренбургской железной дороги старший лей­тенант милиции Бондаренко сообщал, что с начала войны выделено 8 оперативных групп в количестве 24 человек на линии Оренбургской железной дороги. Вместе с тем создавались оперативные заслоны из сотрудников милиции на станциях: Бузулук — 25 человек, 375 км Оренбургской железной дороги — 13 человек, Оренбург — 14 человек, Илецк — 20 человек. В задачу данных групп и заслонов входила проверка граждан на поездах северного, южного и орского направлений, а также на станциях.

Кроме того, для предотвращения возможных актов диверсионного характера под кру­глосуточную охрану взяли объекты оборонного значения: станционные пути, депо, теле­графные и телефонные линии, склады, электростанции, мосты, водокачки и т.д. Так, были взяты под круглосуточную охрану 20 наиболее важных объектов Оренбургской железной дороги (мосты железнодорожные на 69 км, 83 км, 109 км, 361 км, 456 км Оренбургской же­лезной дороги; водокачки на станциях Переволоцк, Маячная, Илецк, Саракташ, Дубинов­ка; паровозные депо на станциях Бузулук, Оренбург; электростанции на станциях Бузулук, Ново-Сергиевка и т.д.)13.

С начала войны сотрудниками транспортной милиции проводились регулярные про­верки состояния бдительности рабочих и служащих, работающих на Оренбургской желез­ной дороге. Проведенная с 25 по 28 сентября 1942 г. проверка показала, что почти везде охрана объектов на дороге поставлена неудовлетворительно. Благодаря целенаправленной деятельности органов НКВД, уже в первые дни войны удалось предотвратить попытки ди­версии на Оренбургской железной дороге. Так, 24 июня 1941 г. обнаружили, что в зазор стыка рельсов на перегоне Кувандык — Канчерово перед проходом воинского эшелона была забита вертикальная накладка, могущая вызвать крушение поезда. Арестованы ви­новные Безрусов В. К., 24 лет, и Безрусов Ф. Г., 16 лет. Оперуполномоченный Тугилов (Актюбинское линейное отделение милиции) 21 июля 1941 г. при осмотре состояния путей вместе с обходчиком Байниязовым на 697 км Оренбургской железной дороги обнаружил в зазоре стыка рельсов металлический клин. Тугилов установил, что на данном участке пути находились сыновья пастуха Паликова. При допросе выяснилось, что задание по органи­зации диверсии они получили от спецпереселенца из Бессарабии Павлученко, получив за это деньги14.

На Южный Урал прибывало огромное количество эвакуированных граждан. Среди них были и шпионы, и диверсанты, завербованные немецкой разведкой. Но есть и факты пере­хода лиц, причастных к диверсионной работе, через линию фронта. Так, в спецсообщении начальнику Отдела железнодорожной милиции (ОЖДМ) ГУМ НКВД СССР майору милиции Бунину и секретарю Чкаловского обкома ВКП(б) Дубровскому от 2 ноября 1941 г. начальник дорожного отдела милиции НКВД Оренбургской железной дороги старший лейтенант мили­ции Бондаренко докладывал, что 31 октября 1941 г. оперативным заслоном на 375 км Орен­бургской железной дороги был задержан неизвестный, одетый в красноармейскую форму. Задержанный показал, что в последних числах сентября 1941 г. сдался в плен на Гомельском направлении. После психологической обработки в немецкой разведке он согласился сотруд­ничать с фашистами, и в числе девяти диверсантов его перебросили через линию фронта. Он имел задание взорвать крупный мост через Волгу.

В докладной записке секретарям горкомов и райкомов партии секретарь обкома Г. А. Денисов сообщал, что в марте — апреле 1943 г. на станциях Оренбургской железной до­роги, в прилегающих к ней населенных пунктах и проходящих поездах органами УНКВД задержано значительное число агентов немецкой разведки, засланных в советский тыл для шпионской и диверсионной работы. В частности, 18 марта 1943 г. на станции Илецк задер­жали прибывшего из Саратова Х., одетого в военную форму. Следствие установило, что он являлся агентом немецкой разведки, переброшенным вместе с другими диверсантами на самолете через линию фронта, снабжен взрывчатыми веществами и имел задание осущест­влять диверсионные акты на Оренбургской железной дороге и на предприятиях оборонного значения, а также собирать сведения шпионского характера.

9 апреля 1943 г. среди пассажиров поезда № 74 задержали С., находившегося на вре­менно оккупированной территории, который ехал в Среднюю Азию без проездных доку­ментов и пропуска. Следствие установило, что С. предал врагу 10 советских граждан. При отступлении немцев получил задание проводить террористические акты против команди­ров Красной Армии, советских и партийных работников, диверсионные акты на предпри­ятиях15.

В начале войны были случаи, когда лица, мобилизованные в Красную Армию, вы­сказывались против той политики, которую проводил Советский Союз. Так, Г. И. Сухачев, будучи мобилизованным в армию, 6 июля 1941 г. следовал на пункт отправки на станцию Оренбург. В связи с поломкой автомашины совершили вынужденную остановку. Сухачев среди местного населения высказывал пораженческие идеи: «Вот я еду воевать, т.е. не еду, а меня насильно посылают, но я воевать не буду, а буду бить своих, перейдя на сторону немцев. Пусть немцы, что хотят, то и делают, но и здесь дома у нас тоже не жизнь, нас мучают, мы ничего хорошего не видим». В результате Сухачева арестовали и привлекли к уголовной ответственности16.

Ситуация в регионе осложнялась тем, что продуктов населению не хватало, в стране была введена карточная система. В связи с этим стали распространяться не только все­возможные слухи, но и саботажи рабочих, недовольных снабжением продуктами питания. Так, 1 сентября 1941 г. на кирпичном заводе № 1 Чкаловской области бригада Горева долж­на была работать с 6 утра до 18 часов вечера, но после восьмичасовой работы бригада в количестве 26 человек прекратила работу, так как ведущий рабочий карьера Маклашов бросил работу и заявил: «Нам все равно погибать, лучше возьмите и сейчас заройте нас, потому что на 600 граммов хлеба жить нельзя». Вслед за Маклашовым работу бросили другие рабочие. Вслед за бригадой Горева перестали работать бригады Токарева и Мозжухина. Рабочий карьера Дудченко, прибывший с Дальнего Востока, заявил: «На этом хлебе (600 граммов) можно только сидеть дома, а не работать». Вследствие саботажа всех бригад завод с 1 по 4 сентября 1941 г. не работал 27 часов17.

В ноябре 1942 г. органы правопорядка задержали группу рабочих на станции Теренсай Оренбургской железной дороги в составе трех человек — Дубинка, Чернова и Киселева, которые среди рабочих МПС вели пораженческую агитацию. Например, Чернов выступал против требований о выполнении производственных норм: «Мне эта норма совершенно не нужна, от нее нет никакой пользы, а убивать себя работой и в то же время голодать я не буду. Этот фронт мне совершено не нужен». В итоге Дубинка, Чернов и Киселев были арестованы18.

Необходимо отметить, что распространение данного вида преступления, особенно в начальный период войны, объясняется следующими причинами: Красная Армия терпела одно поражение за другим, а сообщения Совинформбюро не всегда правдиво отражали обстановку на фронте, что приводило к распространению слухов, так как раненые, которые возвращались с фронта, беженцы рассказывали совсем другое.

В связи с этим у части насе­ления возникло неверие в победу над сильным врагом и недоверие к власти. А всевозмож­ные слухи могли спровоцировать антиправительственные настроения, вызвать массовые беспорядки.

Наибольшее распространение изучаемый вид преступления получил в 1942 г. Люди по­теряли надежду, не верили в победу. В этой связи на многих предприятиях фиксировались антисоветские высказывания, многие из которых были объективны.

Так, 9 ноября 1942 г. в цехе текущего ремонта депо Оренбург, во время обеденного пере­рыва, в группе рабочих на предложение начать читать доклад Сталина слесарь А. Л. Суханов, 1909 года рождения, заявил: «А зачем читать, ничего в докладе жизненного нет. Еще четыре дня не поедим и подохнем». Преподаватель Полтавского ТПС В. С. Кириллов 11 ноября 1942 г. высказал свое мнение насчет доклада Сталина: «В докладе Сталина чувствуется понижение тона. Когда он выступал в прошлом году, то ясно указал — возможно, годик или полгодика пройдет и будет час расплаты, а в этом году о приближении конца войны не указано. Вероят­но, затянется война»19. Златоустовским горотделом НКВД Челябинской области в мае — июне 1942 г. были ликвидированы две контрреволюционные группы. Одна из них ставила своей задачей вооруженное свержение советской власти путем организации вооруженного восста­ния на Урале; другая — шпионаж в пользу Германии и организованный переход через линию фронта на сторону врага. В результате органам НКВД удалось ликвидировать эти две группы, за что шестеро сотрудников Златоустовского городского отделения (ГО) НКВД получили бла­годарность20.

За первое полугодие 1942 г. органами НКВД Чкаловской области было арестовано 207 человек по статье 58 УК РСФСР. Некоторое время спустя 15 дел прекратили. Причина­ми прекращения дел являлись: отсутствие состава преступления, недостаточность улик, смерть обвиняемого. Так, было прекращено дело за отсутствием состава преступления по обвинению А. Т. Барковой по статье 58-10 УК РСФСР. Поводом для возбуждения дела про­тив Барковой послужили материалы, свидетельствующие о том, что она в тот день, когда рабочие должны были трудиться в фонд обороны, призывала рабочих швейной фабрики не приступать к работе. При расследовании данного дела материалы по агитации Барковой не подтвердились21.

В сентябре 1942 г. в городе Орске Чкаловской области органы внутренних дел рас­крыли организацию казахов, которая ставила перед собой цель подрыва мощи Советского Союза. Участники данной организации неоднократно проводили собрания, на которых со­вершали жертвоприношения («Кудайжалы» — путь к аллаху). Жертвоприношения устраи­вались по поводу сдачи немцам советских городов, в честь немецко-фашистской армии. Также они ставили цель: уклоняться от призыва в Красную Армию, а в случае мобилиза­ции — дезертировать. Организация вела подготовку для переброски части казахского на­селения из Советского Союза в Иран и Афганистан. Средства к существованию добывали преступным путем. Они заявляли: «Совхозно-колхозный хлеб и скот — наше, поэтому воровать его не грех. Когда не будет Советской власти, все это поделим, а на казахской тер­ритории восстановим казахское ханство». Руководителями организации являлись Бикбасов (он же Колешев), Сагинтаев, Нурбаев22.

В апреле — мае 1942 г. в городе Орске Чкаловской области управлением НКГБ была раскрыта контрреволюционная группа, которая называлась «Народная трудовая демокра­тическая российская партия». По данным исследователя А. И. Вольхина, данная контрре­волюционная группа являлась самой многочисленной, действующей на территории Урало-Сибирского региона. В результате следствия арестовали 64 участника, из них 63 человека признали себя виновными в антисоветской деятельности. Организатором данной группы являлся техник стройтреста № 1 Наркомата тяжелого машиностроения Мочаров. Органи­зация имела свой устав, программу и план вооруженного выступления против местных властей. Группа возглавлялась бюро в составе 10 человек, работой которого руководили три секретаря. В рядах организации находилось более 100 рабочих, главным образом Ни­келькомбината и треста № 123.

В годы Великой Отечественной войны имели место случаи, когда по радио пере­давались слухи, которые вызывали панику среди населения. Так, 10 августа 1942 г. на­чальник штаба местной противовоздушной обороны (МПВО) г. Кургана М. Ф. Соснин по радио сообщил о налете вражеской авиации на города Челябинск и Свердловск, а также указал на разрушения. В результате данного сообщения в г. Кургане среди насе­ления создалось тревожное настроение, что вызвало панику. Подобного рода заявления со стороны М. Ф. Соснина имели место 23 мая 1942 г. и 13 июля 1942 г. В итоге бюро обкома ВКП(б) постановило: «За распространение провокационных измышлений, вследствие которых было вызвано тревожное состояние и паника среди трудящихся города Кургана, Соснина из рядов ВКП(б) исключить»24. Однако каких-либо дополни­тельных сведений по данному инциденту автору в архивных документах обнаружить не удалось.

В военные годы огромную роль играла Русская православная церковь (РПЦ), так как в экстремальных условиях она заняла патриотическую позицию, а религиозность населения выросла. И в этой связи государство сделало первые шаги по улучшению государственно-церковных отношений. Правительство пошло на уступки: в стране на­чали открываться церкви, во многих регионах страны были созданы комитеты по де­лам церкви. Но в то же время вопрос об открытии церквей решался сложно. Среди ве­рующих города Чкалова распространялись следующие высказывания: «У власти сидят большевики-антихристы, они не верят в бога, поговорить поговорят, пообещают, а церк­ви все-таки не открывают. Это обман, кругом обман». Данные настроения были вызваны тем, что в городе Чкалове не было ни одной действующей церкви. Поэтому в областном центре создавались нелегальные молитвенные дома, всего их действовало одиннадцать. Они попали под контроль органов НКВД, которые выявляли антисоветские элементы среди верующих и духовных лиц25.

В Курганской области организовывались так называемые «нелегальные сборища» ве­рующих, где среди них распространялись письма с призывом не работать в праздничные дни. В письмах высказывалась угроза: «Кто не будет выполнять эти требования, тот понесет суровую кару от бога, верующим, исполняющим заветы бога, будут прощаться грехи, и тот не будет убит на войне». В местечке Тихоновка г. Кургана систематически собирались старо­обрядцы. В июне 1941 г. в д. Прилогино Лебяжьевского района Курганской области Е. Л. По­лукарпова и М. И. Сурикова организовали церковное шествие по полям колхозов26. Однако опасность представляла деятельность различных сект, а также религиозных сектантов. Так, на территории Челябинской области антисоветскую работу вели секты баптистов, «истинно православных христиан», иеговистов, старообрядцев, духоборов. В 1942 г. их работа была парализована органами НКВД. Однако уже к концу 1944 г. в УНКГБ по Челябинской области стали поступать донесения об активизации деятельности баптистов и иеговистов. Органи­заторами групп были сектанты, эвакуированные в область из западных районов Украины и Белоруссии27

­­Необходимо отметить, что по архивным данным достаточно сложно судить о правомер­ности арестов. Нередко в годы войны незаконно привлекали граждан к уголовной ответ­ственности путем фальсификации следственных материалов. Так, в 1944 г. была осущест­влена проверка деятельности НКГБ по Башкирской АССР. Согласно предписанию наркома госбезопасности СССР В. Н. Меркулова от 29 июля 1944 г. в г. Уфу для расследования фак­тов допущенной фальсификации в агентурной и следственной работе НКГБ по БАССР по делам «Горные шакалы» и «Хитрые» направили бригаду НКГБ СССР. Проверка установила, что в марте 1942 г. заместитель начальника СПО НКВД по Башкирской АССР Накоряков на основании донесений агентуры об отдельных антисоветских высказываниях ряда лиц дал указания начальнику Абзелиловского РО НКВД Курбанову «вскрыть центр повстанчества и связь повстанцев с иностранной разведкой». Нарком внутренних дел БАССР А. Г. Со­колов в записке на имя Курбанова указал, что в течение апреля — мая 1942 г. необходимо выявить контрреволюционную деятельность и связи фигурантов разработки. Руководство НКВД по Башкирской АССР разработало план, по которому агентуре дали задание высказы­вать обиды на материальные трудности, призывать население к организованному выступле­нию против советской власти. Таким образом, от провокационно действовавшей агентуры требовали вскрыть «центр повстанчества», «наличие оружия» и т.д. В июне 1943 г. НКГБ по Башкирской АССР и УНКГБ по Чкаловской области, объединив отдельные разработки, завели единое агентурное дело «Горные шакалы» на якобы существующую антисоветскую повстанческую организацию, действующую в горно-лесных районах Башкирии и г. Орске Чкаловской области. НКГБ по БАССР в августе 1943 г. запросило у 2-го Управления НКГБ СССР санкцию на арест 17 человек. Однако материалы дела вызвали сомнение, и руко­водство 2-го Управления НКГБ СССР направило в Башкирию и г. Орск своих сотрудников Агекяна и Ривкина, которые установили, что повстанческой организации не существует, а агентура занимается провокациями. Для того чтобы определить правдивость агентурных материалов, было дано согласие на арест трех человек, но аресту подвергли 11 человек. Следствие проводил заместитель начальника второго отдела Накоряков, который применял меры физического воздействия. Ему удалось получить показания о наличии повстанческой организации в количестве 57 человек. Из арестованных 14 человек совершил побег — 1, умерло от пыток — 4, освобождены в связи с прекращением дела — 9. За фальсификацию следственных материалов приказом наркома госбезопасности СССР В. Н. Меркулова нарко­му госбезопасности БАССР А. Г. Соколову объявили выговор, Накорякова арестовали на 30 суток и понизили в должности28.

По данным А. И. Вольхина, за годы Великой Отечественной войны органами госбе­зопасности Советского Союза за антисоветскую агитацию и пропаганду было арестовано 131 178 человек, или 29% от общего числа арестованных. Преобладающее количество аре­стов провели в тыловых регионах СССР — 91 336 человек29.

Таким образом, в условиях Великой Отечественной войны существенно усложнились задачи НКВД по охране общественного порядка и борьбе с преступностью. К функциям органов внутренних дел прибавилась борьба с распространителями пораженческих слу­хов, паникерами, диверсантами и т.д. Под категорию опасных антисоветских элементов подпадали бывшие кулаки, дворяне, дети кулаков, добровольцы белой армии, церковники, родственники лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, исключенные из ВЛКСМ и ВКП(б) и др. Однако ликвидация данного вида преступления показала сущность политической системы государства, а также противоречивый характер ее действия.

Примечания

1. Уголовный кодекс. М., 1943. С. 25.

2. Вольхин А. И., Демидов А. М. Борьба органов НКВД — НКГБ Урала и Сибири с антисоветской агита­цией и пропагандой в годы Великой Отечественной войны // Военный комментатор. Екатеринбург, 2000. № 1. С. 19.

3. История советской милиции. М., 1977. Т. 2. С. 72.

4. Уголовный кодекс. М., 1943. С. 25—31.

5. Вольхин А. И., Демидов А. М. Указ. раб. С. 19—20.

6. Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918—1953). М., 2006. С. 225.

7. Вольхин А. И., Демидов А. М. Указ. раб. С. 20.

8. Уголовный кодекс. М., 1943. С. 118; Правда. 1941. 7 июля; Герман Р. Б. Деятельность российской ми­лиции в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период (1941—1960 гг.). Ростов-на-Дону, 2000. С. 34.

9. Вольхин А. И., Демидов А. М. Указ. раб. С. 20.

10. Там же. С. 25.

11. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 5. Д. 120. Л. 2.

12. ОГАЧО. Ф. Р-1317. Оп. 21. Д. 20. Л. 56—56 об.

13. Хисамутдинова Р. Р. Правоохранительные органы Чкаловской области в годы Великой Отечественной войны // История управления внутренних дел Оренбургской области. Оренбург, 2002. С. 105.

14. Хисамутдинова Р. Р. Указ. раб. С. 113—115; ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 5. Д. 120. Л. 17.

15. Хисамутдинова Р. Р. Указ. раб. С. 115—116; ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 7. Д. 45. Л. 29—30.

16. ГАОО. Ф. Р-1308. Оп. 1. Д. 54. Л. 79—80.

17. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 13. Д. 27. Л. 72—74.

18. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 6. Д. 150. Л. 157.

19. Там же. Л. 154—154 об.

20. Вепрев О. В., Лютов В. В. Государственная безопасность: три века на Южном Урале. Челябинск, 2002. С. 344.

21. ГАОО. Ф. Р-1308. Оп. 1. Д. 77. Л. 9—11.

22. ГАОО. Ф. Р-1308. Оп. 8. Д. 7. Л. 146—147 об.

23. Вольхин А. И. Поиск повстанческих организаций органами НКВД — НКГБ, борьба с террористиче­скими актами и бандитизмом на Урале и в Сибири в годы Великой Отечественной войны // Военный коммента­тор. Екатеринбург, 2001. № 1. С. 50; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 84. Л. 40, 32.

24. ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 8. Д. 36. Л. 28 об.

25. ГАОО. Ф. Р-1014. Оп. 3. Д. 168. Л. 141—141 об.

26. ГАОПДКО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 162. Л. 151—151 об.

27. Вольхин А. И., Демидов А. М. Указ. раб. С. 28.

28. Вольхин А. И. Поиск повстанческих организаций органами НКВД — НКГБ... С. 51—52.

29. Вольхин А. И., Демидов А. М. Указ. раб. С. 35.

В. В. Блинова