МЕХЛИС: «Посылаю… хороший оркестр. Враг должен трепетать от звуков советского марша».

( как виновных нашли на передовой)

9 сентября 1941 года на Северо-Западный фронт прибыла группа уполномоченных Ставки ВГК в составе: заместителя Председателя Совнаркома СССР Н. Булганина, заместителя наркома обороны СССП, начальника ГПУ РККА армейского комиссара 1 ранга Л. Мехлиса и генерала армии К. Мерецкова. Этот эпизод фактически не рассматривался в военно-исторических исследованиях. Может быть, поэтому появившееся в последнее время упоминание о нем грешат многочисленными неточностями, а подчас откровенными домыслами. В данной публикации предпринята попытка детально раскрыть обстоятельства командировки уполномоченных Ставки ВГК, при этом упор делается преимущественно на архивные документы.

Ключевой фигурой среди них следует, по-видимому, считать Мехлиса, так как Булганин досрочно вернулся в Москву, а Мерецков, для которого эта поездка стала первой после освобождения из заключения, уже 17 сентября получил назначение на Волховский фронт. Мехлис же был на Северо-Западном фронте дольше всех, до 2 октября 1941 года, и на это время принял на себя исполнение важнейших задач. Многие доклады Сталину подписаны им единолично или в качестве первого лица.

Командирование Ставкой своих уполномоченных на Северо-Западный фронт не было случайным. Еще в июле 1941 года Сталин резко отреагировал на донесение об отходе войск фронта и оставлении городов Острова и Пскова: «Ставка Верховного Командования и Государственный Комитет Обороны абсолютно не удовлетворены работой командования и штаба Северо-Западного фронта…

Как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить…»

Однако никакими грозными окриками невозможно было в короткий срок устранить преимущества, полученные противником в начальный период войны. Наши войска продолжали отступать и 15 августа 1941 года оставили Новгород.

Отступление тем не менее не было паническим. Более того, закрывая путь на Ленинград, «34-я армия и часть сил 11-й армии Северо-Западного фронта… нанесли внезапный контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении. К вечеру 14 августа наши войска продвинулись на этом участке почти на 60 км, глубоко охватили правый фланг старорусской группировки противника и создали угрозу удара в тыл другой его группировке, вышедшей в район Новгорода».

К сожалению, контрудар 34-й армии не был должным образом подготовлен: острый недостаток ощущался прежде всего в авиации и средствах противовоздушной обороны.

Поэтому встречному удару противника, сумевшему быстро перебросить в район Старой Руссы танковые, моторизованные и авиационные части, противопоставить было нечего. В результате, как докладывал Сталину член военного совета 34-й армии Воинов, к 20 августа она, «потеряв больше 50% убитыми и ранеными, была настолько деморализована, что побежала беспорядочно». Армия потеряла почти всю артиллерию, из 86 тыс. в строю к 28 августа осталось лишь около 20 тыс. человек».

«Нужно сказать, - пишет по этому поводу бывший командующий фронтом генерал армии Курочкин, - что незавершенность контрудара наших войск под Старой Руссой объясняется не только слабым их прикрытием с воздуха, но и тем, что управление соединениями, особенно в 34-й армии, оказалось далеко не на должной высоте».

К концу месяца оборонительные позиции Северо-Западного фронта проходили по Ильменю и р. Ловати. Но и на этом рубеже противника остановить не удалось. «В конце августа 56-й моторизированный корпус и другие соединения 16-й армии противника вновь предприняли наступление в зоне Северо-Западного фронта. Прорвав его оборону на Ловати, они продвинулись на сотню километров и дошли до озера Селигер. Восточнее р. Полометь гитлеровцы создали демянский плацдарм, за который позже шла напряженнейшая борьба вплоть до конца 1943 года. Такова была обстановка, - отмечает в книге своих воспоминаний Мерецков, - с которой мы столкнулись здесь в начале сентября 1941 года».

Судя по архивным документам, решение Верховного Главнокомандующего обеспечить перелом на этом оперативном направлении через своих уполномоченных не было импульсивным. Сначала в частях 34-й армии по указанию Берии побывал заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник управления особых отделов Абакумов.

Необходимую предварительную информацию накапливал и Мехлис. Кроме копии доклада Абакумова на его стол легли вышеупомянутое письмо члена военного совета армии Воинова, направленное Сталину, с резолюцией вождя: «Маленкову, Мехлису. Разобраться прошу. И. Сталин»; доклад начальник Северо-Западного направления Оперативного управления Генштаба полковника Карпухина о боевых действиях 34-й армии с 12 по 22 августа 1941 года, политдонесение политуправления фронта о состоянии частей армии.

Первое донесение Сталину Булганин, Мехлис и Мерецков отправили на следующий день после прибытия на Северо-Западный фронт. Обстановку, сложившуюся здесь, они оценивали как «крайне неблагополучную»: в результате прорыва немцев 8 сентября был захвачен Демянск, противник, продвигаясь на север, вышел в тылы 27, 34 и 11-й армий, возникла реальная угроза Валдаю и тылам Новгородской оперативной группы. К тому же силы фронта были ослаблены: отмечались малочисленность большинства дивизий, отсутствие танковых батальонов. По мнению уполномоченных Москвы, остро требовались хотя бы танковая бригада и 3 танковых батальона, одна свежая стрелковая дивизия.

«Командующий фронтом Курочкин (лишь за две недели до этого сменивший генерал-майора Собенникова) еще не овладел обстановкой. Штаб фронта не знает точного расположения дивизий и их действий», - так завершили свой доклад уполномоченные Ставки.

Маршал Мерецков вспоминал, что обстановка настоятельно требовала стабилизировать линию фронта, укрепить позиции и не дать врагу пробиться к Вышнему Волочку, откуда он мог бы обойти советские соединения, стоявшие у Волхова. Больше всего уполномоченных Ставки ВГК обеспокоил левый фланг 11-й армии и весь участок, занимаемый 34-й. именно здесь, в удобном для продвижения и маневра войск месте, на пути в Кресцы, Валдай и Бологое, можно было с наибольшей вероятностью ожидать очередного удара немцев, а у штаба фронта как раз и не было связи с 34-й армией.

Второй эшелон штаба армии был обнаружен только 11 сентября в тылу советских войск недалеко от д. Заборовье. Здесь оказались командарм-34 генерал-майор Качанов и начальник артиллерии армии генерал-майор артиллерии Гончаров. «Оба они, - пишет Мерецков, - ничего толком о своих войсках не знали и выглядели растерянными».

Свои мемуары полководец опубликовал четверть века спустя, время, конечно, сгладило их остроту. Не все тогда можно было сказать. Что же осталось за рамками воспоминаний?

Уполномоченные Ставки установили, что генерал Качанов вопреки приказу командующего фронтом самовольно отдал приказ об отходе частей с занимаемого рубежа: р. Шалковка, р. Полометь, Костьково, Таболка, р. Пола. Потеряв управление войсками, он даже не знал, что большая часть соединений, в том числе 163-я мотострелковая, 257-я и 259-я стрелковые дивизии, 270-й корпусной артиллерийский полк и другие, попали в окружение. Не зная этого, естественно, не принимал мер к выводу войск из вражеского «мешка» (эту задачу удалось решить впоследствии самому Мерецкову).

О результатах расследования действий командовании уполномоченные Ставки информировали Сталина 12 сентября, в том числе и об аресте Качанова (Мерецков лукавит, когда пишет: «Л.З. Мехлис доложил в Ставку о его поведении, и на этом карьера командарма окончилась»). Под докладом Верховному стоят подписи всех уполномоченных, в том числе и самого Мерецкова. Здесь же Сталину сообщалось о расстреле генерал-майора артиллерии Гончарова.

Вот текст сохранившегося в архиве приказа войскам Северо-Западного фронта № 057 от 12 сентября 1941 года (написано рукой Мехлиса): «За проявленную трусость и личный уход с поля боя в тыл, за нарушение воинской дисциплины, выразившееся в прямом невыполнении приказа фронта о выходе на помощь наступающим с запада частям, за непринятие мер для спасения материальной части артиллерии, за потерю воинского облика и двухдневное пьянство в период боев» начальник артиллерии 34-й армии Гончаров на основании приказа наркома обороны № 270 расстрелян публично перед строем командиров штаба армии».

По имеющимся данным документ был оформлен «задним числом» для придания видимости законности личному произволу начальник ГПУ. Говорить об этом позволяют воспоминания полковника в отставке В. П. Соловьева, которыми он поделился в личной беседе с автором этих строк.

По приказу Мехлиса работники штаба 34-й армии были выстроены в одну шеренгу. Уполномоченный Ставки быстрым, нервным шагом прошел вдоль строя. Остановившись перед начальником артиллерии, выкрикнул: «Где пушки?» Гончаров неопределенно махнул рукой в направлении, где были окружены наши части.

«Где, я вас спрашиваю?» - вновь выкрикнул Мехлис и, сделав небольшую паузу, начал стандартную фразу: «В соответствии с приказом наркома оборону СССР № 270…»

Для исполнения «приговора» он вызвал правофлангового – рослого майора. Тот, рискуя, но не в силах преодолеет душевного волнения, отказался. Пришлось вызвать отделение солдат…

Вопреки утверждению Мерецкова в эти же сентябрьские дни окончилась не только карьера, но и сама жизнь генерала Качанова. Расправившись с Гончаровым, Мехлис дал указание осудить к расстрелу и командарма-34, что военный трибунал и исполнил 26 сентября в присутствии Мехлиса.

Остается добавить, что Кузьма Максимович Качанов, и Василий Сафронович Гончаров посмертно реабилитированы.

Как ни цинично это прозвучит, но по «традиции» приезд столь высокой комиссии на фронты всегда или почти всегда сопровождался экстраординарными мерами (достаточно напомнить хотя бы о комиссии Ставки ВГК на Западный фронт в октябре 1941 года, когда угроза расстрела нависла над его командующим Коневым).

Интересен в связи с этим найденный в архиве проект весьма лояльного приказа Ставки по 34-й армии. Здесь Качанову объявляли всего лишь строгий выговор, а о Гончарове нет и упоминания. Поскольку в проекте предусмотрено также освобождение генерала Собенникова от должности командующего фронтом (а это фактически произошло 23 августа 1941 года), есть основание считать, что данный проект приказа Ставки был подготовлен еще до выезда Мехлиса на Северо-Западный фронт. На месте же, очевидно, решили действовать по-другому. В жертву репутации высоких представителей приносились человеческие судьбы, а то и жизни.

Рассмотрение справок на «скомпрометировавших себя» командиров соединений и частей 34-й армии, подготовленных начальником особого отдела капитаном госбезопасности Белкиным, взял на себя армейский комиссар. О результатах его работы свидетельствует отредактированный Мехлисом (вместе с Булганиным и Курочкиным) доклад Сталину от 24 сентября 1941 года: «Командиры дивизий 33-й стрелковой генерал-майор Железняков, 262-й стрелковой генерал-майор Клешнин и 54-й кавалерийской полковник Вальц не справились с командованием во время операций 34-й армии в августе и первой половине сентября (выделенное вписано рукой Мехлиса) проявили безволие, растерянность и неумение управлять частями, в результате чего потеряли дивизии…

Нами они отстранены от командования дивизиями. Считаем возможным назначить их на должности командиров полков, чтобы искупали вину.

Просим снизить генерал-майоров Железникова и Клешнина в звании до полковника, а полковника Вальца до майора и утвердить наше решение о назначении их командирами полков».

Участь комдивов была решена. Генералу Клешнену не помогло ни заступничество прежнего члена военного совета 34-й армии Воинова перед Сталиным, ни новых командующего и члена военного совета армии генерал-майора Алферова и дивизионного комиссара Базилевского перед Мехлисом. Кто-кто, а уж Мехлис приказ наркома № 270, требовавший жестоко расправляться с теми, кто без приказа оставляет позиции, не проявляет стойкости, выполнял не за страх, а за совесть.

С командными кадрами уполномоченные Ставки ВГК разбирались одновременно с восстановлением боеспособности частей. Путем «вычистки» тылов была сформирована 188-я стрелковая дивизия, правда, слабо вооруженная. Понимая, что этими силами валдайское направление не прикрыть, Булганин, Мехлис и Мерецков взялись за восстановление 163 сд и 33 сд (из состава 34-й армии), в которых после минувших боев осталось всего по 500-600 человек. Для укомплектования дивизий они 15 сентября просят у Сталина срочно выделить 24 маршевые стрелковые роты с оружием, 8 маршевых специальных рот, 3 танковых батальона, 2 артиллерийских полка стрелковых дивизий с материальной частью, 54 орудия калибра 45 мм, 324 станковых пулемета и другое оружие».

17 сентября уполномоченные Ставки дважды обращаются к Сталину. В первой телграмме они сообщают ему о решении до конца месяца завершить строительство оборонительной полосы на рубеже оз. Пиросс, Едрово, оз. Михайловское, оз. Шлино, оз. Серемо, оз. Тихмень, оз. Каменное. Во второй – просят дать им одну кавалерийскую дивизию.

По-видимому, получив отказ, Булганин и Мехлис (Мерецков уже убыл на Волховский фронт) 21 сентября сообщают, что на месте восстанавливают 25-ю кавдивизию, правда, без артиллерии, бронемашин и надежных тылов. Чтобы восстановить ее боеспособность через неделю, они просили помочь минометами и автоматическим оружием. 30 сентября армейский комиссар обращается с подобной просьбой, информируя о воссоздании 54-й кавдивизии.

Мехлис широко пользовался и правами заместителя наркома обороны. Он напрямую связывался с командующими родами войск и начальниками главных управлений Наркомата обороны, жестко требовал пополнения личного состава, техники, боеприпасов. Сразу же по прибытии на Северо-Западный фронт он запрашивает у начальника Главного управления формирования и укомплектования Красной Армии армейского комиссара 1 ранга Щаденко 750 младших командиров, у начальника Главного управления кадров НКО генерал-майора Румянцева – 3 командиров дивизий, 8 начальников штабов дивизий, 8 командиров и 12 начальников штабов полков, 600 командиров разных степеней, а также офицеров на другие должности. Начальнику Главного управления связи Красной Армии генерал-лейтенанту войск связи Пересыпкину ставится задача прислать радиоспециалистов и средства связи, начальнику Главного военно-химического управления генерал-майору технической службы Мельникову – пять рот химзащиты.

Максимально использовались и собственные тылы с учетом того, что из-за ожесточенных боев, прежде всего на московском направлении, Ставка не располагала большими резервами. «За время пребывания здесь, - ушел в Москву доклад от 24 сентября, - за счет местных средств сформировали полностью 163 сд, 188 сд, заканчиваем восстановление 33 сд и 182 сд, 25 кд, частично укрепили 262 сд, 245 сд и 259 сд». Вместе с тем своими силами обойтись было трудно. Для завершения работы по восстановлению боеспособности частей фронта требовалось еще не менее 50 маршевых рот, по 4 противотанковые и зенитные батареи, 100 станковых пулеметов и другое оружие.

Являясь начальником ГПУ РККА, Мехлис особо заботился о расстановке политических кадров, организации пратийно-политической работы. По его запросу на фронт прибывали роты политбойцов. «Коммунистов и комсомольцев ни в коем случае не сводить в компактные группы, - дает Мехлис директиву, - а иметь в каждой роте по 8 – 10 человек с тем, чтобы каждый влиял на десяток беспартийных, создавая боевой актив».

Уполномоченный Ставки позаботился о «чистоте» армейских рядов. Так, по его приказу советы всех армий фронта в трехдневный срок должны были удалить из частей военнослужащих «прибалтийской национальности».

Комиссарам частей и начальникам особых отделов НКВД предписывалось также в трехдневный срок организовать проверку всех женщин, занятых на работах в штабах, на складах, станциях снабжения, в госпиталях, учитывая, что нередко «противник использует женщин в качестве агентуры».

На многое хватало сил и энергии у этого человека: по общему признанию, при многих крупных недостатках работоспособностью он отличался поразительной. Не боялся черновой работы, например, большинство телеграмм, приказов, докладов в Ставку написаны его рукой. Мехлис умел вникать даже в то, что принято считать мелочами.

«Посылаю для дивизии хороший оркестр, - телеграфирует он 24 сентября командиру 163 сд полковнику Попову. – Пусть не бездействует и на фронте. Враг должен трепетать и от звуков советского марша».

От своего заместителя по Главному политуправлению армейского комиссара 2 ранга Кузнецова от требует отправки 4 рот коммунистов, присылки звуковещательной станции, оборудования для трех типографий и… 100 гармошек. Что ж, это лишь говорит о неоднозначности личности Мехлиса.

В начале октября 1941 года армейский комиссар 1 ранга был срочно отозван в Москву. Но, видимо, его усилия на Северо-Западном фронте получили «высочайшее» одобрение, коль скоро уже в третьей декаде октября, он вновь прибыл на Северо-Западное управление. И вновь в том же качестве – уполномоченного Ставки ВГК.

Подполковник Ю. В. РУБЦОВ.