Не в свои сани...

                                                                 НЕ В СВОИ САНИ

     «Мы такие поросята, распрекрасные ребята!» - весело заверещал будильник. Ой-йй, мы уже не поросята, это животное по-другому называется… Голову даже приподнять невозможно. Эх, пошли бы вы поросята за меня на работу, глядишь – и от сковородки бы спаслись! Боже, что ж в голову только с похмелья не полезет? Так, полувертикальное положение принять удалось, и шо мы с утра имеем? Ну- ка…

Огромное зеркало было тяжко ранено прошлогодней бутылкой шампанского. Из травмированного верхнего угла подло расползлась огромная паутина. Но даже она не могла исказить той красоты, которой, и положено было в нем отражаться. А отразился там доктор, наконец-то, черт возьми, доктор, и практически шикарный мужчина – Павел Михайлович Свинарик. Совсем красивым он станет, когда забытой кем-то из девиц и специально для таких целей сохранённой пудрой, замажет огромный, во всю скулу синяк, происхождение которого пока не вспоминалось. Нельзя же начинать первый рабочий день в новой должности со следами прошлой, такой плебейской жизни простого фельдшера.

Отойдя от зеркала и стараясь не смотреть вокруг, Павел Михайлович быстро схватил три самые ценные в этой квартире вещи. Во-первых, предусмотрительно убранный в прозрачный файл новенький диплом, во-вторых, роскошное черное пальто а’la Крестный Отец, и, в-третьих, единственный дорогой галстук, привезенный бывшей любовницей из Милана. Хотя нет, все-таки, во-первых, пальто и галстук, а потом уже и документ. Мозг начал медленно выплывать из гигантского озера вчерашнего рома и уже послал первую трезвую мысль о том, что именно без двух этих предметов, драгоценного диплома могло и не быть.

Ну, теперь уже настроение можно себе не портить, хотя перепугался он тогда по настоящему. Пришла таки расплата за пять лет безделья. Проблемы обучения Паша решал строго по мере их поступления. На первых курсах цветами и конфетами, безбожно паразитируя на внешнем сходстве с молодым Элвисом. В середине учёбы - на жалости тех преподавателей, которые ему еще верили, загружая их рассказами о спасенной на прошлом дежурстве бабушке и тяжких буднях «Скорой помощи». Ну а на финишной прямой, когда все стали взрослыми – просто американскими деньгами. Доллары, ежемесячно приобретаемые на полученные от благодарных пациентов гонорары, ближе к сессии аккуратно переселялись в барсетку какого-нибудь ботаника, тратящего лучшие годы на составление курсовых работ для нежадных сокурсников.

Так что, получение высшего образования могло оставить исключительно приятные воспоминания, если бы не итоговый зачет по реаниматологии. Провалив его вдребезги, и умертвив трех потенциальных больных, Паша огорчился лишь потому, что золотые девочки института, дочки главных врачей и готовые будущие доктора наук что-то чуть меньше стали радоваться его шуткам и демонстративно увиливали от приглашений на прощальные вечеринки. А вот это зря, ведь такая невеста значилась одной из основных ступеней будущего Пашиного благополучия. Понимали бы что, дуры.

Ну да ладно, это уже в прошлом, да и в реаниматологи он не собирался. Первый рабочий день в новом статусе хотелось провести как-то по особенному. Для начала не опоздать бы. Хорошо, успеваем, 7.30. только. И с парадного крыльца сегодня пойдём, не через водил. Хотя, ребят тоже не забыть надо.

- Привет студенчеству… Фельдшер Геночка, звезда провинциального медучилища, быстро стушевавшийся на фоне распущенных столичных нравов, торопливо сбегал с крыльца подстанции. - Хрен вам, неучи! Отмучился! – О, чего это с тобой? Сопроводиловку дай. «- 25 лет температура, боли в суставах, плюс пониженное давление». Диагноз ставлю сразу - попал ты, зайчик. Сначала в наркологию повезёшь, оттуда выкинут, и прямиком в третью инфекцию. Да не парься, к вечерней электричке может и успеешь. Чем же ты так провинился, опять за сухарики денег снял? Эта история давно стала притчей во языцех на станции и вечным укором для Геночки.

Молодой фельдшер из заштатного городка в ста пятидесяти километрах от Москвы, получивший работу на одной из лучших станций города, да ещё сразу после федерального повышения заработной платы, так обалдел от счастья, что упустил несколько важнейших моментов из внутренней жизни коллектива. Роковой для нового сотрудника стала просьба диспетчера смены «купить хлеба». Да, нужно было просто купить хлеба. Батон и половинку чёрного… Отдав заказ и на вопрос «сколько должны?», честно ответив – пятнадцать рублей, неосторожный провинциал навсегда лишился благоволения «карточных дам».

В карты они не играли – играли картами, выездными. Не угодив, можно было за десять минут до окончания рабочей смены уехать на третий инфаркт к ветерану всех войн, родственники которого, как правило, считали за честь, обеспечить по первому инфаркту и бригаде «скорой». Или вот как Генка, получить вот такого пыжика на утро.

Хотя бывало и по-другому. Можно поспать часика три в самое разгонное время, можно получить вызов, на котором заплатят суточный заработок, да много чего можно. И поэтому святым законом было не брать с диспетчеров денег за хлеб и мороженое. А по праздникам не забыть поделиться копейкой из левого дохода и привезти шампанского или конфет. Только Гене об этом никто как-то не рассказал, а сам он оказался не наблюдательным. И теперь вот, уже полгода, каждый последний вызов уходящей смены – его.

- Дружить надо с девчонками! – Друг в беде не бросит, вызовок не сбросит, денежку не спросит… - Понял, Плотников! Иди, работай! Обиженно хлюпнув носом и вырвав из рук Пашиных рук карту, Генка кинулся в гараж, откуда практически сразу раздался недовольный бас водителя, оторванного от игры в домино. – Ну и чё дальше, ну не сдохнет за пять минут. Понаехали тут. Последнее было обращено явно не к будущему пациенту…

7.35. Нормально. Врач не должен стремя голову нестись на линию, теряя из карманов халата шприцы и сигареты. - Чёёрт, халат! Таак, что мы ещё забыли? - Любочка, солнышко, стой! Стой вредина, я проставляюсь сегодня!

Сестра-хозяйка, уже проигнорировав первое обращение, скрывалась в бельевой. Ну, тут несложно, вся станция знает, какими словами можно обратить это непробиваемую тётку в соляной столб. - Любаш, ну с бодуна, дай халатик чистый, в следующую смену верну, правда, принесу. Солнышко, шампусик с меня до конца суток.

- Дёшево отделаться хочешь, доктор. Вместе с последним словом Любочка выплюнула из ярко-малиновых губ струю такого дерьмового дыма, что пришлось уткнуться в воротник, чтоб не стошнило. До чего ж баба жадная, только что, с последнего вызова на рынке, целый блок нормальных сигарет ей привезли, так, наверное, хачикам их и загнала потом за полцены. Н-да, круговорот всего в природе…

- Наберёшься на вас, кобелей, халатов. Размеров таких не бывает. И величественно отвернувшись, принялась рыться в кипах сложенного белья. - Уже 7.40. – Люб, тоже, что ль не похмелилась, поправим с первой ездки, давай быстрей только. - Повыпендривайся мне тут, доктор. - А то щас к какому-нибудь синяку блевотину собирать в своём кашемире поедешь, понял?

Вот сука. Да и халат такой, будто его только что из-под этого обещанного клиента и вытащили. А с чего он собственно взял, что с сегодняшнего дня с ним станут обращаться по-другому? Тут ещё до начала смены так доведут, что у самого тремор начнётся. Так, "уши" на месте, лицо умное - можно появиться в присутственных местах. И Марийка уже здесь.

Из-за неплотно прикрытой двери кабинета заведующей доносился её методично бубнящий фальцет. - Виталий Владимирович, я и вышестоящее руководство уже устало проводить с вами воспитательные беседы. Остаётся только метод воздействия рублём! Старший врач региона подпишет приказ о лишении вас ночных доплат на квартал. Слышите, на квартал!

- Марин Васильна, согласен. Только я больничный возьму на этот квартал. И напряжёнку снимут уже с вас, за то, что не обеспечили наличие запасного невропатолога в штате. Оно надо нам, Марин Васильна?

А ведь с Виталиком уже не работать. Паша понял это только сейчас. Посадят к нему очередную молодую бестолочь, и будет теперь она наблюдать высочайший пилотаж врача и человека. То есть, конечно, он. Слабый пол в бригаде предусмотрительный доктор отрицал. Мужская порядочность не позволяла ему навесить ящик весом в пятнадцать килограмм на женщину-фельдшера, а врачебная деонтология не мешала говорить больному правду словами, приятными нет для всех пациентов. Так что, девушки периодически жалуясь начальству на грубость и резкость доктора, очень тактично забывали упомянуть о неподъёмных ящиках, которые он, единственный из мужчин на станции, носил сам. Ладно, зато теперь они будут встречаться в комнате отдыха в р а ч е й, куда раньше Паша мог заглянуть только на минутку. Плюсы нужно искать везде! 

- Виталий Владимирович, ну почему вы так разговариваете с больными? К чему нам жалобы на имя министра СоцРазвития? Возвращайтесь «домой», со мной поругайтесь, в конце концов! - Как? - Вот как сейчас можно. Я вас всегда выслушаю! - Да нет, как я там с ней разговаривал? Если б я их всех помнил, сам бы уже давно в припадках бился! Которая старая блядь жалуется?

- Доктор Цыркунов, вы опять! - Извиняюсь, извиняюсь, вполне возможно, что она ещё непорочна. Тогда все приступы, как самый частый повод для вызова к этой категории, объясняются гораздо проще! Так чем я барышню обидел, Марин Васильна? Паше видно, как заведующая быстро вскакивает из-за стола и бросается к сейфу, стоящему в углу. Поздно. И Виталик, спокойно прикуривающий следующую сигарету, и Паша, прислонившийся к дверному косяку, замечают прикусанные, чтобы не засмеяться, губы, и слезинку, скатившуюся из-под очков.

Ну, кажется, с Марийкой им повезло. Хоть на бригаде и не работала, но главный закон – «своих берегут», поняла быстро. И народ тоже понял, что даром сдавать не будет. Вздохнули все после предыдущего начальства. Когда последний руководитель, абсолютно разваливший станцию и разогнавший лучшие кадры, вместо увольнения по статье оказался главным врачом «европейского» госпиталя в Пекине, ребята даже нарисовали график, по которому собрались отмечать убыль народонаселения Китая, создаваемую трудами нашего ссыльного. Но, цифры пока держатся, видать усилий одного Яков Николаича там маловато будет. Тьфу, не с начала смены его вспоминать!

- Вот, сказала Марийка, доставая, наконец, из сейфа пухленький файл. Там была уже не одна бумажка, значит, действительно из департамента спустили, уроды. – Вот, что вы сказали по окончании вызова у Татьяны Никифоровны Золотаренко, восьмидесяти трёх лет, инвалида I группы, повод для вызова «спазмы в груди».

- Что? - Читаю: «- В ответ на искреннюю человеческую благодарность за помощь врач вызывающе ответил, что « - Доктору спасибо, что собаке «здрассьте!», чем вызвал у меня повторный приступ спазматических болей», - и так далее Виталий Владимирович! Что возразите?

- Во-первых, боли спазматические у неё в основном от жадности, во-вторых, сказал не ей, а сыночку лет пятидесяти, а в-третьих, посмотрите, числа какого вызов был. - Да, вижу, 7 января. Но они, возможно, не знают, что это праздник? - Не знают, что у всей страны трубы горят, ну совсем не знают. Я вообще уже ушёл, нужны мне их подачки как …, молчу, ладно, так этот сынок меня уже у лифта отловил и стал уговаривать забрать маму в больничку, в неврологию с хорошим уходом, похоже, остаток праздников хотел по-человечески провести. Сказал, что в больнице все проблемы решит, а мне за перевозку пообещал баночку варенья с дачи!

- И? - И я сказал ему, какое место лучше этим вареньем намазать, чтоб зуд прошёл, и в расходы из-за мамочки входить не пришлось. Это, он, случайно, в жалобе не отразил? - Я то всё понимаю, а отписываться как будем? По бумаге это уже на вымогательство при исполнении тянет, подумайте! - А, бумага у нас давно всё терпит…

- Вот только главный врач не всё почему-то. А если он ещё раз вашу фамилию услышит, то по совокупности с бабушкой Григорьевой моментально получите статью о неполном служебном соответствии! Хотя бы об этом вы думаете? Приём был запрещённый и единственный, которым можно было пронять железного доктора Цыркунова. Периодически задумываясь об обеспеченной старости, он раза три в год писал заявление по собственному желанию, и сообщал всем, что уходит на работу в ЦКБ. Туда его действительно брали, как опытного, практикующего невропатолога, но настоятельно советовали оставить на проходной свой острый язык. Но именно его Виталик и ценил дороже всех будущих благ, и, покуражившись две, отпущенные на отработку недели, приходил забирать заявление, милостиво сообщая всем: « - По Конституции каждый имеет равные права на получение помощи от квалифицированного врача, а не от вас, убогих!» После чего немедленно устраивалась новая «прописка» на старое место работы.

- Что бабушка Григорьева, я на труп уже приехал! - Ну и сидели бы тихо, перевозку ждали. Кто вас за язык дёрнул сказать родственникам: « - Кого схоронили, того и вылечили»? - Ды-к, к общей радости примазаться хотел. Они там уже чуть плясать не начали, нотариуса при мне на дом заказывали, наследнички! - Ну вам то что, Виталий Владимирович, в конце концов, поймите…

По второму кругу пошла. Ладно, Виталику не впервой, а время уже 7.50.! Так, а в диспетчерскую, с чем подходить? Ну, идиот! Им то надо «до», а не «после». Вот теперь ясно, почему врач должен зарабатывать гораааздо больше среднего персонала. Напасись тут на всех! Вот, оказывается, о чём ещё заботиться предстоит - о составе бригады!

7.55. Из предбанника диспетчерской доносился громовой хохот. Странно, обычно в этой смене не то, что смешить, смеяться то некому. Кто ж так веселится с утра? А, ещё одна звезда полей, вернее долины, Чуйской.

- Я, рюсский дохтур Ахмедов, не поедет лечить этот чурка. – Бить будут рюсский дохтур! Собравшийся вокруг народ рыдал от смеха. Не дурак, нашел лучший выход. Пресечь насмешки за спиной – рассмеяться первым. Рты всем не заткнёшь, но шутить теперь будут по-доброму. Считай, прописался ты, простой русский парень Ахмедов! Надо будет, потом поближе познакомиться, наверняка родственники передают что-то. Для Мишки так безопаснее будет. Нет, нельзя, нельзя даже думать об этом. Иначе прощай всё. И собственная фирма имени прадеда, и профессорская дочь, да и, в общем-то, всё будущее. Морок, отступи хоть ненадолго…

7.58. – Привет Элвис. Неужели это ещё ему? Людей, помнивших блистательную копию молодого Короля, здесь уже не осталось. Разбежались за эти годы, да и его высшее образование доконало таки. Теперь демонстрируется типаж Элвиса года примерно семьдесят пятого - самому противно. - Ритка!? Ну хоть что-то приятное за утро! – Сядешь со мной? - Конечно, если только «тампаксом» опять не поставят.

Рита Епифанова несколько лет поступала в медицинский институт вместе с дочерью старшего врача станции, и начальство весьма сочувственно к ней относилось. Но в прошлом году Раиса Георгиевна все-таки нашла денег «на репетиторов», двое из которых трудились в этом же «меде» преподавателями, а третий, вообще, зав. кафедрой, и девушка благополучно преодолев все подводные рифы вступительных испытаний, стала студенткой. На сотрудниках это отразилось самым неожиданным образом.

Все, имевшие среднее образование, для старшего врача существовать перестали. А бывшая подруга дочери, во всеуслышание объявленная «бездарью», стала фельдшером-«призраком», вызываемым из глубин штатного расписания по мере нехватки младшего персонала на любой бригаде. - Пошли, договоримся…

- Зинаида Сергеевна, к телефону вас, сказали срочно, девушка какая-то. Доцент Шестакова нехотя оторвалась от документации. С каждым годом приёмные экзамены давались ей всё тяжелее.

У многочисленных знакомых выросли дети, а кое у кого уже и внуки, а профессия врача сейчас так престижна, а мест так мало! Сколько несправедливых слов пришлось уже выслушать, сколько молчаливых проклятий прочесть в глазах отсеянных абитуриентов! А хуже всего было, когда спрашивали про Алёшу. Конечно, он давно должен был закончить учёбу, да пожалуй, уже и защититься. Не слишком близкие знакомые читали, что так и есть. Ой, грехи наши тяжкие! - Иду, спасибо.

8.00. – Ольга Петровна, доктор Свинарик принимает бригаду. - Прошу на сутки фельдшера Епифанову. - Буду благодарен. Краткость - сестра всего! - Пал Михалыч, что ж ты фамилию то до диплома не поменял? Или невеста твою брать будет? А может двойную сделаешь? - Свинарик-Апельсинов, например? Диспетчерша радостно захохотала. Шутки иного пошиба для неё были недоступны, а фамилия такая, веселящая, похоже, одна в списках осталась. То есть, фамилий, конечно, много было разных, и смешных и странных, но все они оказывались нерусскими, и их носителей Ольга Петровна задирать просто боялась.

- У тебя сегодня право «первого утра», выбирай, разрешаю. Паша зашёл в святая святых и заглянул в монитор со стороны диспетчера. Два пришедших последними вызова стоили друг друга. Есть из чего выбирать! Бомжиха в мусорном контейнере, вызывает местная уборщица. Похоже, с перепугу «03» вместо «02» набрала. А ехать кому-то все равно придётся, вдруг она там простудилась. Увольте-с. Так, дальше. Вот - средний возраст, нервный срыв, отравление неясной этиологии, вызов от знакомой. Лучшего тут не дождёшься. - Ну, пусти Свинарика в огород! – Взял вызов и вышел. - Взял и ушёл, забираю отравление. И ещё, Ольга Петровна – всегда ценил ваше чувство юмора! - Иди, обидчивый наш, и отзвониться оттуда не забудь!

- Пашка, помни - сердобольный врач ухудшает страдания! Режь по-живому, но не криво! Виталик, схватившись за обшлаг Пашиной рабочей шинели, быстренько подобрал ритм и методично закачался в унисон с рукавом. Отработав смену, он никогда сразу не уходил домой. Будто не надышался за сутки разбавленным бензином, тяжёлым духом машины, которую только раз в неделю на санобработку отправляют, да и другими, тревожными и невыносимыми для обычного человека, запахами.

- Карту покажь! 34, похоже на абстиненцию, знакомые, ну-ну… - Виталь, брось, давай лучше подвезём, в твоей стороне адрес. А на «психов» тут всё равно не тянет, я ж эту инструкцию первой выучил, еще, когда с тобой работать начинал. Психиатрия принимает вызовы только от ближайших родственников, прописанных с больным на одной жилплощади. Если вызывает посторонний – тянем белого бычка за … рога, положим. Наша бригада плюс потом милиция, потом все вместе дружно ждём этих узких специалистов. А вдруг там соседке показалось? А может ему так сильно плохо, что башкой об стенку и бьётся, люди-то у нас участливые, к кому не следует, особенно. Или просто изоляция в доме хреновая, сериал он ей переорал. Следовательно, нас гнать надо! Всё логично, выдвигаемся. – Раньше я такие выезды любил, и не отвечаешь ни за что, и полдня точно проходит за всеми протоколами и все местные бабушки и девушки «в воздух чепчики бросают», так их эта мразь уже достала, а теперь месяца на полтора закроют точно. Были случаи, что и пирожки тёплые выносили, с благодарностью, помнишь, на Ясеневой?

- Паш, не бойся. Я б тебе выпить, конечно, посоветовал, только для первого дежурства видок и так у тебя не слабый, одну жалобу точно с суток привезёшь. Уже текст вижу: « - Врач был пьян, сделал укол в диван и уехал…» - Ладно, шутка старая, пошли. - Время выезда отметить не забудь, и проверь, чтоб с его совпало, прикурив, Виталий кивнул в сторону водителя. – А то он уже полчаса на пробки приписал, чтоб было, что завтра в свой бензобак залить, а ты потом будешь ходить и доказывать, что не заезжал к подружке. Учёт и контроль – основы капитализма, Павлик! Ладно, посплю пока. Рассосётся – разбудишь.

Рассасываться было чему. Плотнейшая, в четыре ряда пробка, виднелась до горизонта… Сигналить бесполезно - люди не любят «Скорую» и не торопятся пропускать машину. Возможно потому, что искренне считают, что беда случается только с другими, и не допускают самой мысли о том, что бригада может сейчас ехать к их же близким. Так уж были бы последовательны – потом не жаловались, что мы через два часа за пару кварталов приезжаем…

- Рит, как, документы будешь подавать в этом году? Добьёшь их? Стажа то уже сколько, кого принимать, если не тебя? - Не-а, Паш, это они, похоже, меня добили. Знаешь, не от собственной глупости тошно, а оттого, что явно под заказ валят. Там уже таких дураков человек пять на весь список осталось, за которыми никого нет. Свалка идёт на биологии.

- Справочник давно б уже выучила наизусть за столько лет! - Умный, куды бечь! А вот про полынь что знаешь, кроме того, что она сложноцветная? И что с ней вообще делают? - В основном заваривают. Иногда настаивают с анисовкой, получается абсент для бедных или что-то похожее на греческую водку «узо». А содержит она абсинтин и горькое летучее масло. Неужели так сложно? Хотя, вопрос конечно не для вступительных.

- Паш, ты извини, не злись, я тут не подумала. - Не подумала про мою оранжерею? Ты и не обязана. Проехали. – Фамилию помнишь? Аппеляцию подавала? - Помню. Шестакова. А подавать и не собиралась. Чтоб ещё глумились? - На нашем потоке она не читала, но разговоры слышал. Баб, говорят, вообще не любит, девчонок, в смысле. – Ой-ё, Саш, тормозни у разворота! – Виталь, приехали!

Доктор Цыркунов выходить не хотел. Уютно свернувшись на закреплённых носилках, и аппетитно посапывая, он наверняка видел во сне что-то лучшее, чем окружающая действительность.

- Слушай, поехали с нами дальше, тебе ж тут спать привычнее? - Пашка, не бойся! Твой первый самостоятельный вызов всё равно когда-нибудь наступит. Да и потом, куда клиента положишь? Со мной, валетом? Спасибо, я не так пьян! А госпитализация у тебя будет, к бабке не ходи! И потихоньку бурча себе под нос Виталий медленно выбрался из люльки носилок и излишне осторожно балансируя стал пробираться к двери. - Ритуль, смотри за нашим недоразумением, теперь ты за него отвечаешь! Позвоните завтра, я как раз проснусь.

- Ну давай. Так, наш поворот следующий. – Кстати Рит, сплетни в нашем добром ВУЗе ходили про эту Шестакову, какие-то с сыном у неё проблемы, то ли из-за невестки бывшей, то ли ещё из-за чего. Толком, никто, конечно, не знал. Может, поэтому лютует?

- Мне что, легче стать должно? Что из-за чьей-то девки который год рубят. Может пожалеть её надо? Я бы уже в ординатуру переходила, и мне бы молодые мальчики ящики таскали, а вот до сих пор приходится ваши шизоидные диагнозы переписывать. – Знаешь, что Ахмедов в прошлое дежурство написал, когда бомж в машине успокоился? - Представляю!

- Неет, он сообщил в статистику, что «- смерть наступил путём приезда «скорой»! – Нормально? А мне вот давно уже, Павлик, не смешно… - Да плюнь, глобализация наступает, скоро все так разговаривать будем. – Так, время прибытия… - Поставь, ящик! Поставь, сказано! Ну, с Богом!

- Где плёнка, оставшаяся после ремонта? Аня, где? Полы нужно застелить в комнате, быстрее. Ковёр, конечно, уже не белый, но всё-таки, стараниями Анечки, ещё светлый. Ужас, как натуральные материалы впитывают грязь! Гораздо сильнее, чем синтетика. А эти врачи не только не снимают обувь, но даже и не вытирают ноги. Вот и не знаешь, куда смотреть, то ли за лечением, то ли за тем, чтобы разгром в квартире не учинили. У них, к сожалению, не введена материальная ответственность за нанесённый ущерб. Да вот ещё, Наталья Марковна, с кафедры химии, рассказывала, что, приехав к её родственнику, фельдшер украл кошелёк из пиджака хозяина, висевшего в прихожей. Доказать, конечно, ничего не удалось, сразу надо было за руку ловить, ну а кто же это ещё мог сделать? - Обязательно, сумку, сумку надо спрятать! Если помогут, потом рублей двести можно и дать. Хватит, им зарплаты и так повысили, по телевидению недавно передавали. Работать надо лучше! И укрепившись в этой нравоучительной мысли, Зинаида Сергеевна принялась запихивать любимый кожаный портфель в шкаф, под коробки с обувью.

Хотя… всё это лишь слабые потуги удержаться за прошлое. Зачем хватать руками пустоту, вспоминая былое благополучие. Да и о какой чистоте теперь может идти речь. Ведь эти ужасные люди, приходящие к Алеше в её отсутствие, тоже никогда не снимают обувь. Да и все ценные вещи вынесли из квартиры не врачи. И цепочки грязных следов проложены не по коврам, а по её душе. Но, пока мы живы, живы и иллюзии.

– Анечка, ты иди, врачи приедут, не будем им мешать. Завтра как обычно. - До свидания, Зинаида Сергеевна, я в первую смену буду, приду - всё уберу! А девочка, в общем-то, хорошая. И трудолюбивая. Полдня в детской поликлинике, медсестрой, вторую половину – домработницей у доцента Шестаковой. Как же быстро может измениться жизнь. Ещё год назад и мысль бы такая в голову не пришла, а теперь – пожалуйста, она готова, чтобы Лёшенька даже женился на этой провинциалке. Не так уж она и плоха. Аккуратная, молчаливая, с детьми обращаться уже умеет, в институт с помощью Зинаиды Сергеевны поступит обязательно, на постоянную регистрацию не претендует. Вот какую невестку сразу надо было искать. Вместо этих тварей московских, из-за которых приличные мальчики вены режут и наркоманами становятся. Надо молиться, чтобы сын поправился, а там уж и против Анечки возражать не станет. Сейчас он, конечно, внимания на неё не обращает, да ведь и мать родную не всегда замечает. А всё она – болезнь, болезнь и дрянь эта бывшая. Ну да ничего, с Божьей помощью…

- Лёша, тебе не легче? - Паашла! Дверь закрыла! - Потерпи сынок, скоро укол сделают, отпустит, потерпи…

- Здравствуйте, скорую вызывали? – - Скорую… Сердце Зинаиды Сергеевны ухнуло куда-то в туфли и сделало их немыслимо тяжелыми для уставших ног. Он ведь не сказал «- Врача вызывали?». Следовательно, это фельдшерская бригада. Значит, не помогут. Как можно на отравление присылать недоучившихся бездельников. В том, что это именно они, Зинаида Сергеевна уже не сомневалась. Она верила, что настоящие врачи в бесплатных структурах давно не работают.

Вот и результат, парень явно с похмелья, а девица невоспитанна и неряшлива. Не поздоровалась, халат мятый, каких знаний от них можно ожидать? Да и что может быть хорошего задаром, в наши то страшные времена. Хотя бы приступ сняли, а насчёт больницы ей самой уже придётся договариваться. Лучше бы не здесь, конечно, стыд-то, какой, весь город будет знать, что собственного сына от наркотиков не спасла, а чужим детям про биологические связи рассказывает. Когда же оборвалась её связь с единственным ребёнком?

- Не хотим разговаривать, совсем не хотим. Значит, часов десять уже тут бьёшься. – Ладно, в угадайку поиграем. Мамаша, стул дайте пажалста… Чёрт, как же легко и красиво получалось это у Виталика. И кроме конченых маразматиков никто не обижался. И женщины улыбались.

Нет, ему, Паше, так никогда не научиться. Вот откуда это «мамаша» вырвалось? Она скорее похожа на пожилую барыню или актрису на пенсии. А «мамаша» это что-то плебейское, дворовое какое-то. Сколькому же, оказывается, ещё нужно учиться и кроме профессии! - Извините, стул можно попросить. Спасибо.

Так, продолжим, Алексе-е-й Викторович. Отвечайте, пожалуйста, на мои вопросы, они для вашей же пользы. - Подожди, гадёныш, поговорят с тобой вежливо в городской наркологии! Хотя вряд ли, такая мама в бесплатную больничку не отдаст. Да и не ему обижаться на эту категорию.

Что же не так именно сейчас? Наглость? Да это как раз самое привычное. Неблагодарность? Именно. Избаловал его единокровный. Признательный Мишкин взгляд чудится ему в каждом больном. А покорная и наивная улыбка, появлявшаяся на сумрачном, не по возрасту, лице младшего брата, часто вызывала желание ударить. Но, вместо этого Павел всегда лез в карман и доставал маленький-маленький пакетик, клянясь самому себе, что этот точно последний. Сколько ж их уже было, последних…

- Рит, готовь систему, пока прокапаем, в процессе посмотрим. Раскумар у нас всё равно в ящике не предусмотрен. Рит, не тормози! - Ну, Алексей Викторович, поделитесь, по лесенке не съезжаете? Тогда другую схему применим, легче перенесёте.

- Не будь падлой, уколи нормально. Две цены брошу! – Доставай, доставай. Жалко не всем такие братья достаются!

Черт, да что ж за день! Где он мог видеть этого крашеного блондина, на какую то рожу из телевизора еще похож. Неужели у себя дома? А ведь запросто. Мишкиных друзей он никогда не разглядывал, всех бы так поубивал, не знакомясь… А вот пациент его знает. И следует из этого…

Да ни хрена хорошего из этого не следует. Минимум – жалоба за неоказание помощи. Наркоманы все истероиды. А максимум, обвинение в распространении, уже от мамы. Это если он сейчас предоставит товарищу желаемое, и побыстрее отсюда свалит. Легальные наркотики, выдаваемые на станции под роспись, для подобных случаев не предусмотрены. В объяснительных потом закопают, или вообще, самому употребление припишут, на первом то дежурстве! Следовательно?

- Рита я просил приготовить капельницу с физраствором! Да с тобой то что? Словно очнувшись, фельдшер излишне аккуратно и медленно стала вскрывать одноразовые упаковки системы. Её лицо цветом напоминало халат и выглядело таким искусственным, что Павел испугался. Чтоб закаленный фельдшер в обморок грохнулась? Нет здесь такого повода. А может это её прежний парень, или другие какие дела?

- Девушка, какая у вас квалификация? Вы очень медленно работаете! Я бы вас не приняла в свой институт! Ну зачем она сейчас это говорит? Или тон вершителя судеб просто стал слишком привычным? Кого это сейчас волнует?

- Не волнуйтесь, вы и так не приняли! Если Паша и мог что-то объяснить в событиях этого дня, то только одно. Логичным и закономерным в этой квартире казался только бешеный блеск Риткиных глаз. Он начинал понимать…

- Вот, я никогда не ошибаюсь в людях! Зинаида Сергеевна хотела торжественно развернуться и всем видом продемонстрировать разницу положений, но сдавленный хрип, донесшийся с дивана, раздавил время на сильно неравные части.

Огромную, в которой можно было бодяжить, препираться, обижаться, злорадствовать, и ничтожно малую, тонкую, как кончик иглы, на которой висит капля жизни, или смерти, кому как повезет…

- Доктор, быстрей. Я врач, знаю, нужна трахеотомия. Начинайте. - Женщина отойдите! Не мешайте. Как же легко было вскрывать горло тренировочному манекену. И он, дурак, был уверен, что никогда не придется делать этого на теле живом. Ох, вернуть бы тот курс. Он бы обязательно ходил на занятия, и зачет бы не покупал. Верните! Не может он, не может молодой врач резать горло живому человеку! Не буду! Тётка сказала, что сама врач. Блин, это ж её сын. Нельзя. Самая первая заповедь – не оперировать родственников.

- Не трясись Пашка. Отпишемся. У него в крови столько всего будет, что ещё благодарность вынесут, как санитарам леса. Успокойся. - Ритка, ты что городишь? Смерть в присутствии бригады. Это всё.

- Да что всё, мы не специализированные, не реаниматологи. Надо было повод к вызову чёткий давать. Все проверки с этого начинаются. Проканает. Парень тем временем затих. Бригада молчала. Доктора Свинарика бил озноб. Огромные мурашки, бегущие по всему телу, завершали жизнь на кончиках пальцев, отчего руки так задергались, что пришлось вцепиться ими в металлические углы ящика, якобы удерживая его на коленях. Ему стало страшно не от собственной беспомощности, не от совершенного должностного преступления, а от искренней, ослепительно торжествующей улыбки фельдшера Риты.

Боже, неужели это именно то «Аз воздам?». Не надо, пожалуйста, не надо. Он уволится, он сдаст диплом, он сделает всё, что угодно, только  в о т  т а к  не надо…

Лик Спасителя со старой, ещё бабушкиной иконы, сегодня смотрел на Зинаиду Сергеевну как-то особенно скорбно и укоризненно, и на мгновение, вынырнув из обступающего со всех сторон тёмного ужаса, она успела ещё спросить: - За что Господи?