Москва не место для перебежчика

Наверное, Эдвард Сноуден не осознавал этого, улетая в прошлом месяце из  Гонконга, но он стал частью многолетней традиции, которая возникла еще до начала  сбора метаданных в интернете, до Wikileaks и до появления самого Агентства  национальной безопасности. Он стал американским диссидентом, направляющимся в  Россию.
Сегодня уже третья неделя пребывания Сноудена в подвешенном  состоянии, и этот человек, раскрывший миру тайны программы АНБ «Призма»,  наверняка испытывает чувство тревоги из-за оказанного ему приема, который не  является  ни теплым, ни холодным, а каким-то странным образом оказался ни  то, ни се. Если бы он ознакомился с историей других американцев, оказавшихся под  сомнительной защитой Кремля, это не стало бы для него неожиданностью. История  американцев, бежавших в Москву, долгая и не очень счастливая – ведем ли мы речь  о тех, кто хотел укрыться в советском социалистическом раю, или кто просто  надеялся, что враждебное отношение Владимира Путина к Вашингтону позволит ему  мирно полететь дальше в Эквадор.
Возьмите техника из Кливленда Роберта  Уэбстера (Robert Webster), который приехал в СССР в 1959 году. Он должен был  участвовать в подготовке американской национальной выставки в Москве, но  влюбился в работницу гостиницы «Украина» (через какое-то время он оставил свою  семью, чтобы вернуться домой.) Или католического священника Гарольда Коха  (Harold Koch), променявшего Бога на Маркса и приехавшего в 1966 году из Чикаго в  Москву, чтобы протестовать против войны во Вьетнаме (три месяца спустя он  изменил свое мнение). Затем был американский военнослужащий Джозеф Дутканич  (Joseph Dutkanich), служивший в Западной Германии; был фотограф ВМС, он же  осведомитель КГБ Гленн Саутер (Glenn Souther). Дутканич бежал в СССР в 1960  году, и со временем убедился в том, что Советы пытаются свести его с ума. В  конце 1963 года он был найден в состоянии белой горячки и скончался в львовской  больнице. Саутер, ставший одним из последних перебежчиков холодной войны, бежал  в СССР в 1986 году. Три года спустя он совершил самоубийство. Был даже коллега  Сноудена по АНБ аналитик Уильям Мартин (William Martin), бежавший в Советский  Союз в 1960 году. Он думал, что его поступок навсегда изменит мир. Мартин  ошибался.

Самым знаменитым американским беглецом в Москву был  Ли Харви Освальд (Lee Harvey Oswald). Подобно Уэбстеру и Коху, он поехал в СССР,  веря в то, что его там будут приветствовать и даже чествовать. Он тоже едва не  погубил себя. К 1962 году он уже вернулся домой.
Что так манит всех этих  людей в Москву? Во времена холодной войны перебежчики убеждали себя в том, что  они не только бежали от своей прежней жизни, но и нашли противоядие от двуличия  якобы свободного Запада. Они воображали, что Россия это синоним чего-то  благородного и прогрессивного, и они были уверены в том, что эта страна затмила  Америку в грандиозном историческом смысле. Америка, как считали перебежчики,  прогнила до основания, и только Россия, ставшая официальной противницей  американского мифа, может распутать эту ложь. Перебежчики в разной степени  считали себя участниками этого метафизического перетягивания каната. Все они  настаивали на том, что смотрят на Россию через очки идеологии.
29-летний  Сноуден только-только пошел в начальную школу, когда эти идеологические очки  разбились вдребезги. Даже полностью заблуждающемуся активисту и борцу с  секретностью трудно было ощутить в таких условиях какое-то родство и близость с  российским государством. Но Сноуден приехал в Москву в силу вполне конкретных  проблем – он скрывался от ареста. В этом смысле он почти ничем не отличается от  своих предшественников, таких как Уэбстер, который хотел спать с симпатичной  русской девушкой, или Освальд, которому хотелось подальше сбежать от своей  матери.
Поэтому они упали в ножки КГБ. Они рассказывали трогательные  истории. Они говорили русским, что будут передавать им любые разведывательные  данные, какие только сумеют собрать. И все, что они просили взамен, это дать им  возможность  провести остаток своей жизни в Третьем Риме. КГБ обычно  вознаграждал их веру в великий советский эксперимент тем, что отсылал  американских просителей в какой-нибудь провинциальный городок, чтобы они не  слишком заражали людей своими сумасбродными идеями. Он давал им работу, давал  квартиру, что было неплохо и даже очень хорошо по российским меркам.

И КГБ  постоянно шпионил за ними, выжидая, когда они развалятся на тысячу кусков, что  случалось почти всегда. Затем, когда перебежчики на коленях ползли в  американское посольство и умоляли вернуть их домой, Советы начинали решать,  разрешить им ехать или нет. Обычно разрешали, но к тому времени перебежчик был  уже бледной тенью себя бывшего. Остаток их жизни почти всегда был несчастным. 

Есть весьма простое объяснение такого диссонанса,  когда идеалистически настроенные американцы попадают в далекое от идеализма  российское государство. Американцы, смотревшие на Россию через оптику кажущейся  духовности, никогда не придавали особого значения мрачным фактам истории и  геополитики, а русские ни о чем ином кроме таких фактов даже думать не могли.  Американцы утверждали, что видят в России нечто такое, чего в действительности  не было, а русских заботило лишь то, что американцы могут им дать. Когда из  американца выкачивали всю информацию и политическую пользу, он был русским  больше не нужен, и они хотели, чтобы он уехал.

Освальд был типичным примером в этом отношении. Он попытался убедить КГБ  позволить ему остаться в Советском Союзе, предложив разведчикам якобы совершенно  секретную информацию о самолете-шпионе U-2, поскольку служил на базе морской  пехоты в Японии, где были такие машины. Но русским эта информация была не нужна.  Им нужна была ракета, способная перехватить U-2, который летал слишком высоко и  был недосягаем для советской ПВО. Освальд не мог дать им ракету, и они сказали  ему, чтобы он уезжал. В ответ он вернулся в свой гостиничный номер и полоснул  себя бритвой по запястьям. Тогда КГБ, не желая неприятностей, разрешил ему  остаться. Но Советы хотели сначала убедиться в том, что он не является  самоотверженным и преданным агентом ЦРУ. Поэтому они проинструктировали его не  покидать номер в гостинице «Метрополь», где он принимал пищу и учил русский  язык. А спустя восемь недель, в январе 1960 года они посадили его в поезд до  Минска. Для любого москвича это было подобно неудачной шутке. Сначала ты пытался  покончить с собой, потом мы отправили тебя в Белоруссию.
Эдвард Сноуден  сегодня близок к тому, чтобы пойти по пути Освальда. Подобно Освальду, он стал  кем-то вроде лица без подданства, поскольку  американцы аннулировали его  паспорт, а русские видимо решили, что он может остаться – а может и нет.  Владимир Путин во время пресс-конференции в понедельник сказал, что Сноуден  может остаться в России лишь в том случае, если он прекратит выдавать русским  секретную информацию. Это немного абсурдно. «Если он захочет остаться здесь,  есть одно условие: он должен прекратить свою работу, направленную на то, чтобы  наносить ущерб нашим американским партнерам, как это ни странно прозвучит из  моих уст», - заявил российский президент. Но это также наглядно показывает, в  каком сложном положении оказался Сноуден. Он останется в своем страшном  чистилище, предположительно в аэропорту Шереметьево в новом терминале D или Е,  или в отремонтированном терминале F, пока не сдастся полностью Соединенным  Штатам либо Российской Федерации. Либо он даст согласие на арест американскими  властями, либо останется в России и согласится исчезнуть навсегда где-нибудь в  Сибири. Наверное, русские не станут вынуждать его поступать тем или иным  образом. Они подождут, пока он сам примет решение и сделает выбор. А ждать они  умеют. Это будет усиливать его многочисленные страхи и опасения, его уверенность  в том, что на него давит весь мир.

Сноуден не коммунист, а Россия это уже не  Советский Союз, но это лишь мелкие детали. Подобно Освальду и большинству  американцев, бежавших в Россию во времена холодной войны, Сноуден допустил  катастрофическую ошибку, поверив в то, что в российском государстве есть что-то  хорошее и добродетельное, что в Москве есть высокопоставленные люди, которые  посчитают возможным оставить его. А как еще можно понимать его длительную  остановку в России? Безусловно, из Гонконга можно было лететь в Гавану или Кито  (в Пхеньян, Тегеран, Рейкьявик) без посадки в Москве. Москва это ненужный пит  стоп, свидетельствующий о надежде и уверенности Сноудена в том, что в России  есть люди, сочувствующие его крестовому походу против американского государства  тотальной слежки.

Увы, это едва ли не преступная неосведомлённость. Российское государство  это и не государство вовсе, а слабо скрепленное объединение воров и бандитов,  которое со времен Петра I находится в постоянной оппозиции к российскому народу.  А российское государство слежки, происходящее непосредственно от советского  государства всеобщей слежки, это главный инструмент, при помощи которого Кремль  борется с революцией. Иными словами, Сноуден пытался протестовать против  бесчинств своего собственного государства, отправившись в страну, которая  гораздо чаще совершает те же самые преступления.
Настоящая трагедия это,  конечно, не Сноуден. Истинная трагедия заключается в том, что вполне законные и  обоснованные дебаты, возникшие после разоблачений Сноудена, дебаты о мерзком и  необузданном американском чудовище затмил собой этот московский спектакль. Три  недели тому назад Сноудена считали благородным разоблачителем. Сейчас его  изображают наивным, дискредитировавшим себя человеком, который попался в эту  некрасивую ловушку. Если бы он изучил историю бежавших в Москву американцев,  такого бы не произошло.