Свидание в полночь
К ровному стуку вспомогательного двигателя я уже давно привык.
За бортом звёздная ночь. Туман струится, немного опережая течение Амура. Луна, улыбаясь, пытается заглянуть ко мне через иллюминатор в радиорубку.
Я задраиваю иллюминатор и бронезаслонки только по тревоге, и не то чтобы это клаустрофобия, - просто люблю смотреть в окно, и слышать вздохи реки обтекающей корпус нашего корабля. А если задраю,- как я увижу ту, красивую китайскую девушку, в жёлтой блузе, которая помахала мне рукой при встрече наших судов. Вдруг, она пойдет обратным рейсом?
Я протяну к ней руку, она протянет свою. Наш командир, и её капитан, увидят это и сойдутся бортами, и мы окажемся в объятьях друг друга. Я надену на неё свой бушлат, бескозырку. Незаметно проведу на корабль и... Что с ней дальше делать, я не знал, то есть, знал, конечно, но где с ней уединиться? В радиорубке нельзя - там у меня, совершенно секретная документация. В каюте командира - исключено. В кубриках - полный комплект. В артпогребе - не развернуться. В ахтерпике – грязно. В машинном отделении – шумно. На ходовом мостике – холодно. Конечно, ребята приводили девчонок, но это было в Благовещенске, на ремонте, ночью, и нас молодых, выгоняли из кубриков на палубу а сейчас мы на боевом дежурстве и недавно была опять перестрелка с китайцами на острове «Култук».
Но что-то я задумался. Меня вызывает база:
- Как слышишь? Проверка связи.
- Слышу хорошо.
- У тебя всё ок?
- Всё ок.
- Жди радиограмму.
- Я на связи.
- Привет оператору Гришину.
- Спасибо.
- До связи.
- До связи.
Из наставления по радиосвязи МО СССР «...радиотелеграфист не имеет права сомовольно выходить в эфир, вести какие либо переговоры, кроме служебных. Передавать информацию следует чётко, в максимально короткие сроки на минимальной мощности радиопередатчика.
Передача информации открытым текстом влечёт за собой уголовную ответственность и рассматривается военным трибуналом.»
Это не означало, что мы совсем не общались. Существует служебная связь, которой пользуются все радисты - таблица дежурного радиста «ТДР». Опуская нюансы, скажу главное: молодцы те умники, которые придумали под видом служебных кодов разговаривать друг с другом. Использовался - Щ код. В английском варианте- Q код.
ЩСА - как слышите меня
ЩСА - слышу вас 2, 3, 4, 5.
ЩВР - имею повреждение радиостанции
ЩРЩ - передавайте быстрее
ЩРС - передавайте медленнее
ЩТК - мне поручено выполнять функции главной радиостанции сети. И т.д.
Использовали частично и международный код:
ДЕ - я
ДЕ? – ты
НОВ - сейчас
ГА - готов
ФБ - прекрасно
АЛ - всё
ХЖ - имею и др.
Позывные менялись два раза в сутки, и набирались по секретным таблицам» Молния-1» и «Молния-2», которые выдавал нам флагманский связист Клименко два раза в месяц, причём из одной таблицы можно было набрать только половину позывного. Мой позывной мог быть, к примеру: щ8йл или а56ь или едф3.
Разговоры голосом через микрофон, велись через сов.секретную аппаратуру засекречивающей связи -ЗАС. Существовал и самый серьёзный БСС - боевой свод сигналов, специальная таблица, в которой использовались голосовые и цифровые команды: две или три цифры и одно слово из этого свода сигналов могли привести в движение всю военную машину округа или ВС СССР.
Гражданские моряки использовали МСС - международный свод сигналов, через который можно было разговаривать с любым капитаном любой страны мира по любому вопросу.
Ну а нам, военным радиотелеграфистам, оставалось посылать друг другу «портянки» - набор кодов подразумевающий совсем другой смысл. Например: «де нов де? щра щро 73» что означало: « Я сейчас передаю тебе большой привет!»
Умудрялись разговаривать о самых разных вещах!
Я включил громкую связь и поднялся наверх, в ходовую рубку. В динамике уже привычно и уютно булькал эфир, я всё контролировал и мог пообщаться с моим другом Юрием – радиометристом, главной обязанностью которого было обслуживание локатора и приборов ночного видения. Тишина. Только ровный стук генератора и скрип крутящегося кресла.
Два корабля, наше звено - на охране государственной границы.
Наш дивизион обязан контролировать границу, почти, от Нерчи до Черняево. Наша задача - обеспечить огневую и радиотехническую поддержку в случае прорыва противника в наш тыл.
В рубке нас двое. В артиллерийской башне дежурит - Володя Сандул. В машинном отделении дежурит Миша Филиппов. На ходовом мостике - сигнальщик Власенко. Остальные десять человек спят. А нам и спать не хочется! Мы с Юрой любим свою работу. И главная наша задача,- хорошо выполнять нашу работу. Это в учебном отряде в Анапе, мы мечтали поспать подольше утром, а здесь, совсем другое дело.
- Юра смотри! - сказал я, глядя на экран локатора - Слева двадцать приближается какой-то предмет. Разбудим командира?
- Да, - сказал он, - явная засветка. Но, какая-то странная: то появляется, то исчезает…
- Пловец?- предположил я.
- Точно!- сказал Юра - Возьми багор, идём на палубу, а то он сейчас в мёртвую зону уйдёт!
Мы вышли на палубу.
- Вы куда, бедолаги? - спросил Сандул.
- Тише! - Юра приложил палец к губам – смотри слева двадцать!
- Подцепляй! Тяни!
- Ух, чёрт, это просто ватник китайский. Видал, какая чувствительность станции?!
- Да - сказал я, – хорошая.
- Пойду, проверю как швартовы, – ушёл в темноту Сандул.
Я, немного обучал Юру радиоделу, а он показывал мне, как управлять радиолокационной станцией. На корабле только один радист, и один радиометрист. И командир у нас один,- без помощника. Ночь, через ночь, вахту несём, и днём конечно, работаем.
«А всё-таки, красивая женщина тогда, в Черняево, к нам на корабль приходила! Улыбается так хорошо! Они стояли на палубе, держась за руки, командир смотрел на неё:
- Лена…Лена…
Она ритмично и нежно сжимала его ладонь.
«Незнакомка под вуалью!» Нет, лучше «Женщина на корабле плохая примета». И почему, считается, что женщина на корабле,- плохая примета… Во всяком случае, наш командир, после мучительного развода с женой, стал приходить в себя.»
Комендор Маслов ей письма от командира носил, во время каждого захода, для дозаправки, в Черняево. Говорил,- она в библиотеке в селе работает».
Я спустился в радиорубку, меня ждал томик «Поэзия Декабристов».
- Как слышишь? Проверка связи.
- Хорошо.
- Всё о к?
- О к.
- До связи.
- До связи.
Радиотелеграфист второго корабля нашего звена Слава Гришин отдыхает. Я на вахте.
«Почему, всегда, уходят лучшие?! Вова Петров был лучший радиотелеграфист. Хотелось бы верить, что после бутылки выпитого спирта на двоих можно не утонуть.
Говорят, перебежчик, китаец, когда его спрашивали о русском матросе, клялся, что видели его, в одном китайском селе.
Свидетелей этой трагедии не было. На пограничном судне номер 19 отмечали День рождения. Уже сильно нетрезвый Вова, встал из-за стола, и с трудом стал подниматься по трапу на палубу:
- Что мне Амур! Я Неву, запросто, переплывал!
Он вышел на палубу и прыгнул за борт. Чёрная быстрая вода, с радостью подхватила молодое размякшее тело и бросала его из стороны в сторону, яростно облизывая и тёмные курчавые волосы, и лоб, и лицо, и губы… И понесла, течением переворачивая корпус, то задирая тельняшку до самого горла, то разглаживая её и выравнивая полоски: синяя-серая-синяя…
Больше его не видели.
В третьем кубрике собрались свободные от вахты.
- Да, достаётся нашему командиру без помощника!
- И без жены!
- А кто ж сюда поедет? Они, как в ссылке здесь! Условий никаких!
- Ну не скажи.
- Что не скажи! К Бахрушину приехала жена? Нет! А, к Антипину? А к Добровольскому?
- Клименко с женой приехал!
- А с Клименко, вообще, хохма была. Радисты рассказывали…. Я представляю, что с ними было?! Сидят они на базе, в радиоклассе, мастерство оттачивают. Заходит Клименко. Посмотрел, что почти все есть. Похвалил. Немного напрягся. Чувствует, что-то не то, - тишина стоит гробовая. Носов спрашивает:
« Тов. Капитан - лейтенант вас что, разжаловали?» « Почему разжаловали?»
« А, где ваши погоны?»
Он встал на цыпочки, через плечо смотрит и спиной к ним поворачивается. А у него погоны на спине пришиты! Ну, там вообще было! Клименко, заулыбался и объясняет:
« Жена неправильно пришила. Надо было посередине шва, а она по краю приложила!»
- В ссылке, не в ссылке, а то, что они настоящие морские волки, это точно!
- Согласен. Кто с Балтики, кто с Чёрного, кто с Тихого!
- Нам, плохих не пришлют, – сказал рулевой сигнальщик Власенко, - Мы настоящие мореманы! - и постучал кулаком себе в грудь.
- Это кто настоящий мореман, ты что-ли? Да в твоей Шепетовке, с роду моря не было!
- Моря у нас может и не было, а грецкие орехи отец собирает, во!- он показал кулак.
- Может, у вас ещё и сало есть? – подмигнув, спросил Сандул.
- И сало, и куры, и мьод,- уверенно перечислял Власенко - Ты на Украине был когда-нибудь? Нет, погоди-погоди был?
- Ты сначала пограничник, а потом уже моряк – сказал Филиппов.
- Нет, я сначала моряк, а потом уже пограничник. Мы же называемся как?!
«Морские части пограничных войск Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров СССР!» Правильно? Значит, у нас, морское братство должно быть! Верно?
- Верно Власенко!
- Правильно!
Мы стоим, уткнувшись носом в берег, рядом с 321-м. Наше звено получило приказ две недели нести службу в этой точке. Потом, дня два-три, мы постоим на базе, заправимся топливом, продуктами и снова уйдём на приказ, куда- нибудь вверх, за тысячу километров от Джалинды. Нам ещё повезло, что на базе построена вся структура: и штаб и клуб и казармы, и баня, и слип. А за два года до нас, ребята, которые это всё строили, жили в палатках.
Слышу, в каюту командира спустился командир 321-го капитан-лейтенант Антипин.
- Замятин, – постучал в переборку командир, и я открыл специальный люк, через который мы общались с командиром и передавали друг другу радиограммы, – Мисяченко где?
- Он свободен от вахты. Кино в третьем кубрике смотрит.
Подошёл Юра.
- Сообрази нам, что-нибудь, закусить – попросил его командир.
Из-за переборки из каюты командира доносилось:
- Я к утру буду. Мне, надо её сегодня увидеть! Понимаешь?! Для меня, это вопрос жизни и смерти!
- Ну, смотри сам, Виктор! Нам поставлена боевая задача: прикрывать этот участок границы. Мы не можем разделяться! А впрочем, тебе решать,- ты флагман бригады...
Антипин ушел. Командир постучал в переборку:
- У тебя как со связью?
- Всё в порядке – ответил я.
- Через полчаса уходим!
- Куда идём, товарищ командир?
- В Черняево.
Командир поднялся из каюты, заглянул уже сверху в радиорубку и попросил:
- Приберись здесь, пожалуйста!
По флотскому штатному расписанию, радиотелеграфист обязан делать приборку на своём боевом посту и в каюте командира корабля. Радиометрист - в ходовой рубке, рулевой - на ходовом мостике и в первом жилом кубрике...
Я спустился в каюту, вымыл рюмки, разложил всё по местам.
На ковре, лежал тетрадный листок. Я поднял его. В глаза бросились строки написанные женским почерком: « ...любимый мой, Витенька! Котик!
Целую твой носик и твои голубые глазки тысячу раз!...»... «...хочу, хочу, хочу тебя увидеть...»
И внизу письма «...твоя Лена... »
Я не стал, дальше, читать чужое письмо, и подложил его под лежавшую на столе книгу Эла Моргана «Генеральская звезда».
Минут через десять ко мне в радиорубку спустился Слава Гришин.
- Ну, что, не дали тебе поспать? - спросил я.
- Да, не дали,- улыбаясь ответил он.
-« Возьми базу» я,- в дежурном режиме. Передатчик включать не буду, на том участке, у противника покрытие пеленга. Лишний раз "светиться" не надо!
- Там, у Черняево, провал слышимости.
- Да,- ответил я, – на тридцать процентов. Скалы!
На переходах, из точки в точку, я «развлекался» тем, что сидя на вращающемся стульчике в ходовой рубке, и прислонившись к окуляру «Тромбона» - так назывался оптический прибор оснащённый системой ночного видения и фотоаппаратом ( как перископ на подводной лодке, только без выдвижного устройства) - рассматривал берега: то наш, то китайский. Наверху, синхронно, вращения окуляра повторяет прожектор, и если я переключу тумблер, - то широкий и яркий луч будет светить далеко-далеко, до самых звёзд и они от радости, что их заметили, станут ярче и будут веселее подмигивать друг другу.
Судоходство на реке имеет свои особенности, и осуществляется по створам. Сначала, идут по носовым,- имеющим треугольную форму, а потом, выравнивают курс по кормовым,- в форме трапеции, пока не покажутся следующие носовые створы и как петляет река, так меняет курс и судно.
Люк моей радиорубки открыт и я слышу всё, что делается в эфире. Когда прозвучит мой позывной, я хватаюсь за поручни и проваливаюсь вниз, в царство звуков и цифр. Такое развлечение на переходах, выпадает не часто. Обычно, работы много. А тут ещ,ё флагманский связист, придумал передавать нам учебные радиограммы, - правда с предупреждением, что они учебные.
«Чтобы целкость не теряли!» – как он выражался.
Равномерно и самодовольно урчит двигатель, как сытая и обласканная хозяевами собака. Дрожит палуба, и мы, не включая прожектор и ходовые огни, несёмся со скоростью 29 узлов, по тёмной воде под синим небом, будто на огромном 120-ти тонном ките, который переваливаясь с боку на бок, послушно несёт нас на своей спине.
В ходовой рубке темно. Подсвечиваются только панели приборов. Понятная только мне, симфония звуков в эфире успокаивает. Разговаривать не принято - мы на боевых постах.
Только раздаётся негромкая команда командира:
- Левее два, Власенко. Так держать!
Луч локатора медленно ползёт по кругу, слегка освещая лицо Мисяченко. Центр этого луча,- и есть точка, в которой мы сейчас находимся. Я сижу у всех троих за спиной, и иногда, поглядываю то на командира, то на Юру, то на Власенко. Вообще-то, это место помощника, но мы, уже полгода, обходимся без него, как говорится, «Обещанного три года ждут!»
Минут через десять, мы будем в Черняево. Остался последний поворот, и скоро, за скалой, появятся огни. Черняево - это крайняя нижняя точка, где мы бываем. Дальше, охрана границы переходит к другой бригаде.
Командир и рулевой, прислонив головы, к мягким манжетам приборов ночного видения ведут корабль.
Мисяченко, широко расставив ноги, смотрит на экран локатора.
Я смотрю в «Тромбон», и уже складываю его ручки, – слишком близко утёс, и разрешающая способность прибора не позволяет ничего видеть, – это, как если взять самый мощный бинокль, и смотреть на собеседника.
Мисяченко, отрывает взгляд от экрана и быстро посматривает на Власенко.
Затем, снова на экран.
Снова на Власенко.
Я высовываюсь из-за прибора и вижу, впереди, стремительно приближающуюся громаду утёса, и уже понимая, что произошло непоправимое, я успеваю заметить, как командир стоит, держась рукой за ручку кресла, и слегка покачивает головой в такт небольшой качки, закрыв глаза.
- Командир! Власенко! Лево руля! Стоп машины! – сливаются наши крики.
И уже, последнюю фразу заглушил скрежет днища о камни. И все мы, вчетвером, попадали на палубу ходовой рубки.
Стодвадцатитонный стальной кит задрожал, остановился на мгновенье, как бы раздумывая, и сделал мощный бросок вперёд, окончательно решив выброситься на берег. Остановился, и успокоившись, завалился с креном на правый бок, продолжая ещё равномерно дышать, но уже с жалостливым оттенком.
Первым поднялся Власенко. Он протянул перед собой трясущиеся руки с растопыренными пальцами, и не обращая внимание на текущую изо рта кровь, в шоке, плакал, повторяя с характерным украинским выговором:
- Братцы... Ну, шо...Братцы!
Никто, не сказал ему ни слова упрёка. Я открыл дверь ходовой рубки. В нескольких метрах от нас чернел лес, скала, нависшая над нами, поблескивала кварцевыми отложениями в свете луны. Две большие чёрные птицы взлетели с ближайшей сосны и быстро улетели в тыл, поскрипывая крыльями, подальше от греха.
- Осмотреться в отсеках! – голос командира был, как всегда, спокойным.
Последовали доклады:
- 1-й боевой пост всё в порядке!
- 2-й боевой пост всё в порядке !
- 9-й боевой пост всё в порядке!
- Осмотреться за бортами - сказал командир по внутренней связи, и ухватившись за леера ограждения, стал спускаться вниз, на берег.
- О-ох! – раздалось за бортом.
Комендоры Маслов и Кудрявцев подхватили падающего на камни командира и затащили в ходовую рубку.
- Нога между камней попала – застонал командир.
Маслов уже разрывал индивидуальные пакеты:
- Похоже на перелом…
- Покрепче, покрепче перевязывай!
Рулевой Власенко сидел в командирском кресле, и положив голову на руки, плакал навзрыд.
- Замятин - сказал командир - Передай 321-у чтобы срочно шёл сюда!
Я прыгнул в радиорубку:
- 321-й я 320-й. Как слышишь?
- Я 321-й Нормально!
В этот момент, двигатель перешёл на повышенные обороты и внезапно затих. Вырубилось электропитание. Включилось аварийное освещение. Я поднялся в ходовую рубку:
- Тов. командир! Сообщение передать не удалось. Преобразователь отключился!
- Произошло аварийное отключение обоих вспомогательных двигателей. Нет охлаждения!, – доложил из машинного отделения Филиппов.
- Тов. командир - в рубку зашёл комендор Кудрявцев, – винты из воды торчат!
- Так...- командир полулежал в кресле, вытянув ногу, - Маслов! Возми двоих. Сходите, посмотрите, что вокруг делается? Только недалеко и осторожно!
- Тов командир! – спросил Кудрявцев – Ракетную установку разворачивать?
- Куда ты её развернёшь, Кудрявцев! Смотри,- угол какой! Над нами скала!
Вернулся Маслов:
- Нос к носу с китайским дозором столкнулись!
- Плохо дело! Сколько их было?
- Двое.
- Они по трое ходят. Значит, одного оставили наблюдать. Куда они пошли?
- В тыл.
- Значит так! Минут через десять, пятнадцать они дойдут до телефонного разъёма. Позвонят на заставу. Оттуда, радируют в штаб округа. Это полчаса. Объявят тревогу. Ещё полчаса на сборы. Мисяченко, сколько до их базы?
- 240 километров!
- Катера у них быстроходные. Западногерманские. Плюс течение. Всего времени у нас четыре часа. Это как максимум!
- Тов. командир! Они могут с заставы машины выслать!- сказал комендор Горбунов.
- Могут. И наверняка вышлют. Но ничего предпринимать не будут. Мы им живые нужны! А взять нас можно, только заблокировав с воды! Они наверняка фотокорреспондентов и военных журналистов с собой возьмут. По телевизору нас показывать будут. Замятин, В Черняево наш сторожевик стоит, танкер охраняет. Ты можешь, с него, передать?
- Передам, тов. командир!
- Маслов, спускайте шлюпку. Бери с собой Кудрявцева, Горбунова. Доставите радиста на берег. Сходи на заставу. Скажи начальнику, чтобы шума не поднимал, мы тут сами справимся! Пулемёт захватите и гранаты. Потом, втроём, придёте обратно. Встанете выше нас метрах в трёхстах. Затащите шлюпку на берег. Замаскируйтесь. Сидите тихо, как мыши. Наблюдайте. Если надо, посигналим.
Я подозвал Мисяченко, и настроил ему аккумуляторную рацию небольшой мощности, в башне главного орудия:
- Как всё сделаю, тогда сообщу! Наш, голосовой позывной сегодня – «Арника».
- Прыгай в шлюпку! – сказал Маслов.
- Жилет, иди возьми .
- Зачем ему жилет? Ты видал, как он плавает? Прыгай!
«Два-а-а раз! Два-а-а раз!» - негромко командовал Маслов.
- Хорошо, что боезапас не сдетонировал – сказал Горбунов - У меня, в артпогребе, стрингера погнулись!
Отошли от скалы. Уже видны огни Черняево.
Подошли к катеру. Из рубки вышел гл. старшина Аллик Прийт.
- Какими судьбами?
- Проверка – сказал Маслов.
- А чего нас проверять? Нам доверили самое важное дело – охранять баржу, и мы делаем это с честью!
Я поднялся на борт.
- Старшина, мне нужнен Ягушин.
- Ст. матрос Ягушин отпущен мною в увольнение на всю оставшуюся ночь и отбыл в расположение своей дамы сердца!
- Проводи меня в радиорубку!
- Для вас земляк, всё что угодно!- улыбнулся он.
Мы втиснулись в радиорубку.
- А что это?- я смотрел на разложенные лампы и блоки р.ст.
- А это, дорогой земляк, профилактические работы.
- А как же вы, без связи?
- Связь у нас была вчера, а сегодня, нас прикрывает застава, - и показал в сторону заставы, откуда уже возвращался Маслов.
- Ладно, - сказал я, – попробую что-нибудь сделать.
Провозившись с полчаса, я понял, что не хватает нескольких ламп, и работы здесь ещё надолго «Надо идти к Токарю на ПС 19 и связываться с его радиостанции.»
Часы показывали начало двенадцатого.
- А малая р.ст, хотя бы, работает?
- Конечно, работает!
«Надо связаться с Мисяченко, - там переживают. Доложить обстановку.»
- Арника, я Арника – 1. Как слышишь?
- Я Арника. Нормально! Тебе что-нибудь удалось?
- Пока нет. Как большой?
- Терпимо. Ждёт от тебя сообщений.
- Следи здесь. До связи!
- До связи!
Вдруг, катер запустил двигатель и отошёл от берега.
Я бросился в ходовую рубку:
- Старшина, ты куда?
- Спасать твоих товарищей, - ответил Прийт.
- Что ты можешь сделать? Ты в пять раз легче его!
- Попытка не убытка!
- Товарищ старшина, разворачивайте катер, у меня приказ командира! Я должен подняться на борт ПС 19!
- Опоздал, дорогой друг,- пограничное судно номер 19, тоже спешит вам на помощь!
Я посмотрел в иллюминатор ходовой рубки. Танкер был на середине реки.
Время приближалось к полуночи.
«321-му, идти до нас, часа три. Ровно в двенадцать Гришин сменит позывной. Мои таблицы закрыты в сейфе. Своего нового позывного, я не знаю. На прежний позывной, он не имеет права отвечать! Китайские катера могут полным ходом, уже идти сюда.
- Ты, хотя бы, ближе подойди. Я, на него перепрыгну.
Прийд развернул катер в сторону баржи:
- Что он делает? Что делает?
Танкер, слишком круто заложил руль и его закрутило течением..
Я понял, что времени у меня больше нет, и прыгнул за борт.
Как же тяжело плыть против течения! Теперь, как учил меня тренер по плаванию, надо успокоится, дышать ровно и глубоко, вытянуться в струнку и максимально работая ногами делать размеренные и сильные гребки руками. Вперёд, только вперёд! Хорошо, на ногах спортивные кеды, а не рабочие ботинки (на корабле, командование разрешало носить спортивную обувь «во избежание получения травмы»)
Ещё два взмаха, и я уцепился за низкий борт баржи.
Теперь,- "выход силой", как учили. Сначала один локоть наверх, теперь другой, подтянуться и я уже на палубе!
Было половина первого ночи.
Я спустился в кубрик и подошёл к радисту:
- Дима, - попросил я радиста,- мне с 321-м связаться надо!
- Давай, - сказал он, - только меня, здесь не было - и ушёл из кубрика.
«Димка, Димка - что же ты, тогда, Вовочку не остановил?!»
- Дрожащими руками настроив передатчик на частоту, я стал слушать,- может быть, Гришин работает с базой?
В эфире было тихо. И без всякой надежды, я взялся за телеграфный ключ:
- 321-й я 320-й - как слышишь?
Спросил я, используя старый позывной.
И по двум первым буквам я узнал почерк Гришина:
- Кто ты?
Я повторил свой старый позывной.
- Я оператор З.
Он стал спрашивать, почему меня так плохо слышно? Я ответил, что я работаю с другой р.ст .
- Что имеешь?
«Двигайся в район 456 створ», и передал ещё несколько кодов.
- Ты будешь следить здесь всё время?
- Нет! Здесь я работу закончил. Сообщи начал ли движение?
- Двигаюсь к тебе.
- Конец связи.
- Конец связи.
- Арника я Арника - 1 как слышишь?
- Я Арника слышу тебя 3...4. Удалось передать?
- Всё передал. Ждите.
- Большой спрашивает: ты подтверждение получил?
- Подтверждение получил. Ждите. Идут.
В половине первого ночи ст. матрос Гришин спустился в каюту командира корабля и тронул его за плечо:
- Товарищ командир! 320-й на связь вышел. Просит помощи. С командиром что-то случилось. Хода нет. Просит срочно идти к ним, в район 456 створ.
Капитан-лейтенант Антипин сел на койке.
- Где помощник?
- В ходовой рубке, на вахте!
- Скажи Колабашкину, «Боевая тревога!»
Я сидел на палубе баржи, свесив ноги за борт. Рабочее платье почти высохло.
Сторожевик ушёл в темноту ночи. Баржа вернулась и ошвартовалась у берега.
Где-то вдалеке, за скалой, вспыхивало небо, и из-за леса вырывался луч прожектора, опережая рассвет. Над водой тонкой плёнкой струился пар, прикрывая мириады белых мотыльков на поверхности реки. Они прожили всего один день, и теперь сложив крылья, станут добычей более жизнестойких существ. Например, рыб или тех больших чёрных птиц, которых мы здесь потревожили. Тихо. Самыми приятными в жизни звуками, стали для меня скрежет металла о камни, и едва уловимое «Ура!», расплескавшееся в этой трудной и долгой ночи.
Соперничать с ними мог лишь шёпот моей Тани, в сквере, у театра Оперы и балета, и нежные прикосновения её носика к моему уху.
320- й привели на буксире в Черняево. Через полчаса запустили двигатели. Командир объявил большую приборку. Славик Гришин подошёл ко мне, улыбаясь:
- Я тебя по почерку узнал!
- Я тебя тоже,- ответил я,- Моя смена. Иди, отсыпайся!
Капитан-лейтенант Антипин стоял за спиной, сидящего в кресле, командира в ходовой рубке, положив руки ему на погоны:
- Ну, держись, старик!
Я спросил «Добро», спустился в каюту командира, включил радиолу, поставил пластику, переключил на внешний громкоговоритель.
« Мама... Всё богатство на свете дарю я тебе. Мама...»- пел Арсен Дедич на сербско-хорватском языке. «Из-за ста морей, ты меня ждала...»
Песня разносилась далеко-далеко, она обогнула уже весь земной шар и вернулась к нам.
Под эту мелодию мимо нас, на полной скорости, прошли три надувные китайские лодки с сотней вооружённых бойцов.
Я принял смену и сразу услышал:
- 320-й я база. Как слышишь?
- Прекрасно!
- Срочная радиограмма.
- Готов.
Через иллюминатор радиорубки я увидел, как мимо нас прошли, ещё два китайских сторожевых корабля.
Я сидел в «красном уголке» бригады и писал рапорт.
- Значит, Вы нарушили устав и открытым текстом вышли в эфир? – спросил нач. штаба кап. 2-го ранга Добровольский.
- Я передал сообщение служебным кодом, а согласно «Наставлению по радиосвязи МО СССР», действия оператора, направленные на спасение жизни людей в мирное время, освобождаются от ответственности.
«Как кстати, упала к моим ногам небольшая брошюра, когда в библиотеке я перебирал книги на полках, в поисках что-нибудь почитать?»
- Молодец, знаешь! – похвалил Добровольский. И склонился надо мной, дыша мне в ухо, - А вот здесь, пиши: «на отмель песчанной косы»... так, молодец! Подпиши. Хорошо!
Взялу меня рапорт и подняв палец вверх сказал:
- Запомни! На отмель песчаной косы.
- Так точно тов. капитан 2-го ранга. На отмель песчаной косы!
Прибежал вестовой из штаба:
- Тебя в штаб вызывают, Там особист из контрразведки приехал!
- Тов. майор, по вашему приказанию прибыл!
- Майор Иванов. Садитесь!
Он ходил вокруг стола, поддерживая правой рукой, чёрный протез левой кисти.
- А Вы знаете, что вы совершили вооружённое вторжение на китайскую территорию?
- Никак нет!
- Как это - "никак нет"?!
- Согласно Айгунскому Договору 1858 года, заключённому между Россией и Китаем, граница проходит по так называемой красной линии, вдоль китайского берега,- начал я заученно.
- Вы мне тут, сказки не рассказывайте, - сказал он, – граница, де факто, давно уже проходит по фарватеру. И Вы, не хуже меня это знаете. Тому пример, недавние события на Даманском.
Он сел, и стал раскладывать бумаги, среди которых я заметил свой рапорт.
- Мы, сели на отмель песчаной косы тов. майор!
- На отмель песчаной косы - повторил он.
Он закрыл рукой лицо, и стал всхлипывать, трясясь всем телом. Чёрный протез постукивал по столу, выбивая что-то наподобие морзянки. Непонятно было: плачет он или смеётся…
- Вот тут, в своём рапорте, вы пишите все как под копирку: «прошу строго не наказывать командира». Это сговор?
- Никак нет!
- А как?
- Я лично, считаю, что капитан 3-го ранга Бахрушин хороший командир корабля!
- Хороший командир корабля, - застонал он всхлипывая.
Мне стало жаль его.
- Вот, Вы ещё пишите: командир стал осматривать корпус, и спускаясь с корабля, сломал ногу. Ему оказывал помощь комендор, выполняющий обязанности фельдшера, старшина 2-ой статьи Маслов.
- Так точно!
- А он что, по воде умел ходить, когда осматривал корпус?
- Так, очень мелко было, тов. майор!
- Мелко было, - медленно произнёс он.
Мне показалось, что он вкладывал совсем другой смысл в мои слова.
- Вас тов. матрос, надо со всей командой под трибунал отдать! - Лицо его стало жёстким и бледным,- Вы тут, из себя, дурачка не изображайте!
Я молчал.
- Напишите, ещё раз, что видели.
- А я ничего и не видел, тов. майор. Я в радиорубке был!
- Пишите, что видели.
Я написал ещё один рапорт. Он взял его прочитал и положил в папку.
- А сов. секретную документацию, Вы куда дели?
- Закрыл в сейф по приказу командира. Ключи отдал ему.
- А Вы знаете, что вы случайно избежали смерти? Они бы вас, просто гранатами закидали! Или того хуже: пленили, и по телевизору показали! Идите матрос!
Команду нашу расформировали. На своих постах остались мы с Мисяченко, Филиппов и Володя Сандул. Виктора Александровича отправили служить командиром танкера на Сахалин.
Перед отъездом он зашёл и попрощался со всеми. У себя на столе я нашёл книгу, под которую я положил тогда письмо. Я открыл книгу и прочитал не торопясь: «Л...у р...у ч...и от командира корабля капитана 3-го ранга Бахрушина.»
Володю Власенко комиссовали через полгода - у него нашли сильную аритмию.
Лена из библиотеки поступила так: она написала ещё одну записку, запечатала её в бутылку и бросила в реку. Через несколько дней бутылку вынесло в океан, и прибило к борту танкера.
Боцман выловил её, вынул записку, пробежал глазами, и усмехаясь, бросил на палубу. Командир заметил записку, прочитал и подумал: «Надо же какое совпадение! С кем-то происходит то же, что и со мной! Всё повторяется!»
А может быть, всё было по другому.
Елене, попался томик «Поэзии декабристов» и она, по раскисшим дорогам и заснеженным трактам, мимо Нерчинских рудников, через Поярково и Албазино, долго добиралась до Владивостока. Она, равнодушно, проезжала мимо скалистых берегов Усть-Ольги, где под лунным светом, ярко поблёскивали вкрапления золота в породе, и отражаясь в тёмной прозрачной и холодной воде, вместе с луной, они создавали иллюзию звёздного неба,- и золотые песчинки то появлялись, то исчезали, слегка затянутые тонкими нитями серебряного тумана поднимающимся от воды,- совсем как звёзды на высоком небе.
И улыбаясь, Лена вспоминала голубые глаза стоящего на берегу, волшебным образом появившегося в её жизни моряка. И было непонятно, - откуда пришла эта реальность: из жизни преподносящей порой необъяснимое и дарящей человека без любви, или наоборот,- любовь без человека, который хочет быть рядом с тобой; или из романов, прочитанных в небольшой комнате, забитой книгами, в посёлке, где совсем нет моря, но откуда появился Виктор.
Она, непременно, доедет! Даже, если замёрзнут звёзды в реке,- полозья саней будут скользить по прозрачному льду, к океану, где теперь живёт он…
Потом, плыла на теплоходе к его островам, и они увидели друг друга, и протянули друг другу руки. Капитан теплохода и рулевой танкера увидели это, сошлись бортами, и он перешёл к ней в каюту.
Они были вдвоём. Никто им не мешал, и всё у них было хорошо!
Им, не хватало совсем немного, – дрожащей палубы корабля, яркого луча прожектора освещающего небо, и небольшой книжки «Генеральская звезда» из сельской библиотеки.
Рубрика произведения: Рассказ
©Сергей Замятин 05.06.2013 |
Комментарии