Хочу остаться при своем недодавленном рабе.

Интересно, если дерзнуть по чеховскому рецепту: не побрезговать, да и выдавить из себя по капле того раба, которым попрекают, что получится? Точнее, что останется? Откровенно говоря, страшновато. 

Ведь это ж Бог знает что может остаться и вылезти наружу. «Раб» – понятие очень относительное. Одно дело давить, например, раба привычки и совсем, совсем другое – удавить рабу любви (для примера удавить!). A если не побояться и подавить еще и раба условностей, начать портить воздух, и спереди и сзади, с отмашкой отпускать дверь в доверчивые лица следующих за вами в метро, лезть по светлым головам и чужим мозолям – пожалуй, всерьез задумаешься, давить иль не давить, все же раб этот какая-никакая, a упряжка...

Помнится, в сладком детстве слово «раб» лично я узнала вовсе не из «Хижины дяди Тома», а прямиком из малогабаритки, в бабушкиной хрущевке. Там, в третьем подъезде на первом этаже, жил самый тихий на свете дядя Яша, «раб своей супруги», как утверждал весь наш лавочный старушняк. Всю неделю дядя Яша смирно ходил рабом и электромонтером, покорно опускал голову меж двух рядов поджимавших губешки бабулек на лавках и косил глаза к авоське с бутылками кефира, пока из открытого окна на весь двор неслось: «Яйца не забыл, валенок?!»

Зато в выходные дядя Яша возвращался с напарником, садился у все того же кухонного окна, начинал давить по капле «пузырь» и раба одновременно. Наливался светлой жидкостью и темными чувствами. Преображался на глазах. Обретал голос, гонор и словарный запас. Славил супругу, соседей, партию и правительство. Бабулек сметало со скамей. Малолетних гнали от подъезда на дальнюю детскую площадку. Окончательно раздавив в себе раба, дядя Яша выходил в свет и вещал уже на микрорайон, гоняя жену и голубей от трансформаторной будки до овощного магазина. Напарник мирно спал на свободной лавке перед подъездом. Без раба дядя Яша становился «фулиганом», пускал слюни на плечо знакомому участковому и кричал свидетелям, что «сам себе противен». Ему было страшно без раба. С рабом он был гораздо симпатичнее.

Один «раб своей работы», выдавив из себя эту страсть по настоянию родственников, оказался домашним тираном и ярой никчемностью, злобно пеняющей на всех и вся, желчно дожевывающей собственную пенсию и печень родных и близких. Забрюзжал, захирел, залысел, в конце концов утешился честно заработанной язвой желудка и ненавистью ко всем новым режимам, кроме сытнейшего брежневского. Когда он был «рабом», с ним было легче уживаться.

А вот одна «раба» высоких чувств и пламенных страстей: как только выдавит из сердца и постели очередную привязанность, немедля преображается в неугомонную активистку всего подряд. Oголтело бросается в общественно-политическую жизнь, забивая мозги и мониторы друзьям постами и перепостами о жертвах, узниках, маршах, протестах, гибнущей планете, гонениях на голубых китов и голубых вообще, o голодающих в СИЗО, о загрязняющих океаны, o нуждающихся в охране разных редких животных, например, кудрявой бородатой свинье («sus barbatus oi», да!) или морском огурцe голотурии (вы погуглите, посмотрите на свинью и огурец – уж лучше сразу в СИЗО изголодаться...) Bсе ее окружение перебрасывается идеями из лички в личку, как бы поскорей подсунуть ей очередную большую и чистую вместо огурца, чтоб она отвлеклась и снова кинулась давить мужиков и комедоны. Когда она опять чья-нибудь «раба» – она спокойна и благодушна. Ей в общем нравится быть рабой своих страстей.

Про рабов собственных убеждений лучше вообще не заикаться. Это те, которые никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах мнения не меняют. Одна французская поговорка уверяет, что из принципа мнения не меняют только дураки. Но поговорка не указ, поговорила и будет. На деле часто выходит боком и гораздо накладнее. Потому что и здесь, оказывается, все относительно: зависит, кого куда несет...

Я тут сдуру прислушалась к бурной дискуссии и поняла, что хочу остаться при своем недодавленном рабе. Все больше убеждаюсь, что всех рабов в себе вообще не следует давить так кардинально. В них может быть заложено нечто полезное. А то и необходимое. Некое сдерживающее начало или, наоборот, содержательное завершение. От каждого по способностям, каждому – по рабу. Это мне так думается, после дискуссии.

Самые бурные дискуссии всегда о «правах»: человека и всех видов широко растяжимого понятия «меньшинства». Как-то очень превратно истолковали крылатое «лучше меньше, да лучше». Известно, что при чрезмерном повторении все слова теряют смысл, вот и дотвердили до «все, что меньше, то лучше». И чем оно меньше, тем ему больше прав.

Об «обязанностях» дискуссий давно уж не ведут. В России, например, некоторые считают, что после семнадцатого и до самой перестройки жили одними обязанностями, без прав. Дайте уже вроде пожить правами! Во Франции в правах особого недостатка не ощущалось, но все равно нельзя останавливаться на достигнутом, прогресс, он такой: не хочешь, но ешь. C глобализацией как-то уравнялись, и права качают уже все подряд.

Раньше, например, только в Америке oбижали негров, а теперь их oбижают везде, где они появляются. Кого еще, кроме негров, обижают, прямо страшно сказать, еще кто-нибудь обидится! Вообще, оказывается, обижают всех, кого где-то меньше. Гомо-би-три-четыре-пять-сексуалов обижают. И детей! Сейчас везде сильно обижают детей, и все за них – горой к Магомету. Как раз первая леди Франции только что высказалась по поводу насилия над детскими личностями: насилие ведь, сказала, бывает не только физическое, но и моральное. Его надо выявлять и с ним надо бороться! И то и другое – всеми средствами. Выявил насилие – расскажи другому, кому следует, и кто следует поборется и пресечет. Изымет из вредных условий и передаст бразды в надежные руки. В России, мне кажется, уже всем понятно, о чем речь, а вот во Франции пока не очень. К опыту скандинавских стран во Франции приглядываются, но еще не совсем уяснили, что к чему и куда вообще оно идет.

Поэтому дискуссия на одном телевизионном ресурсе разгорелась несколько сумбурная: заговорили о правах детей и «рабах традиций». Юная публицистка с ясными глазами, не отягощенная детьми и предрассудками, нежно, но твердо убеждала выдавить из себя последние капли «традиционного рабства» и не лишать своих отпрысков великого спектра возможностей.

Вон в Швеции, как известно, в детских садах официально ввели средний род, утвердили общий цвет (розовато-голубой, выбирай себе любой) и сейчас решают, кому какими игрушками следует играться (кому цветы, кому мороженое...). Становится насущным вопрос – «ну и кем же ты хочешь стать, когда вырастешь, девочкой или мальчиком?»

Я особо заинтересовалась дискуссией, когда до повестки таки дополз и встал на обе ноги (а кому и на горло наступил!) вопрос о «семье» как таковой. В старинном понимании этого слова. Так сказать, допотопном еще. Прогрессистка с ясными глазами мягко, но твердо заявила, что худшей формы рабства во всех отношениях, нежели вот эта самая допотопная семья, еще не придумал ни один народ. И что рабство это и все порожденные им табу следует давить что есть мочи, как пасту из тюбика, паству из церкви или геморрой из мозгов... Детей оно, конечно, делать следует, но почему же так однобоко (изумлялась прогрессистка), зачем так дискриминационно традиционно?! Отчего с одними и теми же родителями, когда вокруг такая уйма возможностей?! Никого ни в чем не стоит ограничивать – ни возрастом, ни полом, ни количеством! Почему бы всем всего не попробовать?! А то ведь так и проживем задаром, не вкусимши, каждый сам себе – дурак дураком...

Что касается «воспитания» таких разноплановых, во все стороны ориентированных детишек, для воспитания (походя пояснила прогрессистка) никаких семей не надо, a просто необходимы сугубо общественные структуры, только они позволят полностью раскрыть, воплотить, обогатить и осчастливить...

Hа этом самом месте я и вспомнила, что нечто подобное уже где-то когда-то читалось. Был такой, в прошлом веке рабских традиций, известный писатель И. Ефремов, с туманно неоднозначным к себе отношением: кто говорит – умнейший человек, философ и провидец. А кто говорит – вообще шпион: не то немецко-американский, не то совсем от тех, зеленых, лупоглазых, которые всю планету пугают тарелками. Пока непонятно, кому все это надо, но вот у него прямо так и записано: «Одна из величайших задач человечества – это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище» (с)

Нашла, перечитала и окончательно поняла, что ничего так не желаю, как остаться волчицей, в дураках, с рабами устарелых традиций. И что бы такое придумать, чтобы никого не раздавить?..

К чести писателя Ефремова хочу сказать, что, судя по смачно-утопическим описаниям женских нарядов и округлостей, больше многого другого на этой планете писатель все-таки любил баб.

В чем, конечно, с точки зрения его еще не замутненного и не отмененного мужского пола и сознания был абсолютно прав. И это радует