НОЧНОЙ РАЗГОВОР.

   (Это  необычная и в тоже время обычная  история. Рассказал мне её мой друг по «Вышке» (Высшей школе КГБ) Николай Лысенко, а я, обработав её,  записал. Первая жена Николая, даже её  имя не хочется называть, ушла от него, не дождавшись  его возвращение из Афганистана. Может быть, действительно правы те, которые говорят, что всё, что не делается, то делается к  лучшему. А там, кто его знает. Жаль, что разделили нас. До развала Союза Николай  работал в киевском КГБ на Владимировке, после развала остался в Киеве).

----------------------------------------------------------------------------------------------------​-----------------------------

   Мне очень нравятся  железнодорожные станции в степи. Они не шумные, нет беготни, крика…, как на станциях больших городов.  Такое впечатление, что тишина навсегда погрузила их в себя. И когда я попадал на такие станции, мне никуда не хотелось ехать. Возникало желание навсегда погрузиться в эту, как бы первозданную тишину и забыть шум больших городов, в которых суетятся, толкаются люди, зачастую, как думалось мне,  не зная: зачем и почему.  Всё мимоходом и проходом, словно  наша жизнь – не жизнь, а проходной двор.

    Чистая привокзальная площадь. Небольшое здание с двумя или одним залом, в котором находится касса по продаже билетов, несколько лавок и  три-четыре спящих  пассажира, ожидающих поезда.

   Однажды я попал на такую станцию.

   Была летняя теплая тихая ночь. Легкий ветерок доносил со степи свежий воздух.  Я прошелся по вокзальной площади и уже хотел зайти в зал, чтобы немного вздремнуть до прихода поезда «Волгоград – Киев», как услышал голос.

- Катерина. Опять сидишь. Ну, вот скажи мне, - в голосе говорившего стало нарастать раздражение, -  не понимаю я тебя, и никто в станице тебя не понимает. Что ты  приходишь на станцию к проходящим  поездам, привозишь в тележке арбузы. А толк какой? Хотя бы деньги какие – то  выручала от продажи, а то всё в пустую. 

   Я обернулся. Голос принадлежал дежурному по станции. Он стоял возле лавочки, на которой сидела женщина лет двадцати пяти, лицо при слабом свете фонарей не проглядывалось,  а возле неё стояла тележка, груженная арбузами.

- Не поймете Вы меня Сергей Давидович, если я расскажу Вам, - сказала женщина, -   Смотрите поезд подходит. Идите, встречайте. А то пролетит мимо. – Она засмеялась. – Вас накажут, а я напрасно прожду, хотя  давно уже жду...

- Нет хуже, чем ждать и догонять, Катерина. Недаром же существует такая пословица.

- Нет. В ожидании всегда есть надежда.

- Кого ждёшь? И зачем тебе это нужно? – раздражение дежурного усилилось. – К тебе половина мужиков - станичников прёт, чтобы жениться, а ты их отметаешь, годки – то идут,  и…

   Он оборвал фразу, услышав гудок тепловоза, и побежал к машинисту.

   В это время на вокзальной площади показались три женщины  с тележками, забитыми арбузами. Подошел поезд. Выскочило  пять или шесть пассажиров и помчались к тележкам.

   Один бросился к Катерине.

- Почём арбузы, - заорал  он.

- Да что Вы так кричите?

- О, - вскинулся мужик. – Я покупаю. Ты продаешь. У меня деньги, и я ещё не смею кричать?

- Они не продаются, - ответила Катерина.

   Мужчина хмыкнул, вытащил из кармана платок и высморкался.

-Это. Ну, как тебе сказать, - начал он. -  И скажу, чтобы ты знала.  А зачем ты припёрла их сюда и сидишь на них, как курица на яйцах и не продаешь. Смотри, как остальное бабьё бойко торгуют, - он показал на других женщин. – Они уже всё продали.  Деньги заработали. Это же хорошо?

- Хорошо, но я не продаю.

   Мужчина  потоптался, состав тронулся, и он ринулся в вагон, выпустив на прощанье тираду.

- Дура – баба. Привозит арбузы, надрывается, а не продает. Хрень какая-то ты. Деньги тебе что – ли  не нужны. А что тебе тогда нужно?

   Через час подошел второй поезд. История повторилась.

   Любопытство одолело меня,  с него всё и началось. Я прошел несколько раз мимо неё, а потом, не выдержав, присел рядом.

-  В какую цену арбузы? – спросил я.

 - Они не продаются, Вы же это слышали, -  сказала женщина и насмешливо улыбнулась.

- Послушайте, - занервничал я. – Да, я  наблюдал за вами, слышал.  Прошли два поезда.  Женщины, которые приходили, все арбузы продали, а к Вам, кто бы ни подходил, ответ один: не продаются.  Ради чего Вы катаете их тогда  сюда?

   Женщина помолчала, а потом, снова слегка насмешливо  улыбнувшись, сказала.

- Не поймете.  – Она немного помолчала. - Я прихожу сюда из-за ожидания.

- Ну, - начал я, - если Вы кого – то ждете, то зачем Вы приходите с тележкой, не продаете арбузы, или Вы их держите для того, кого ждете?

   Женщина засмеялась.

 - Просто мне нравится ожидание. Если я буду приходить сюда без тележки с арбузами, то никто из пассажиров не подойдет ко мне.

- Вы меня запутали, - сказал я. – Тележку я понял, но ожидание – то здесь при чём?

   Она вздохнула, и её вздох словно упрекнул меня.

- Я жду поездА. И мне всё думается, что из какого – то вагона выйдет пассажир, подойдет ко мне, поздоровается,  и не будет орать, а сколько стоят арбузы? А дальше…, - она замолчала, а потом продолжила. -  Вы вот подошли. И тоже не поздоровались.  И сразу кинулись на арбузы.

  Подловила.  Её слова разозлили меня

- Понятно, - с сарказмом сказал я, -  Вы хотите, чтобы кто- то выскочил из вагона, поздоровался,  и, не спросив об арбузах, предложил Вам руку и сердце, забрал Вас, и Вы уехали бы с ним.

- Да нет же. Не утрируйте. Это бывает только в сказках. Я выросла здесь и люблю свою станицу. Я знаю всех станичников, а  они меня, но  разговоры у нас одни и те же. Как дела,  что купила, где достала  и так далее.  А другого они не говорят.

- А другое это, конечно, о любви, - ухмыльнулся я.

- Может быть, - тихо ответила она, –  но в нашей  станице о ней не говорят.

- И поезд Ваша последняя надежда.  – Я передёрнул плечами, не понимал я её, - Вы извините меня, - я был настырен. – Но это же невероятно, что кто-то выскочит из поезда и начнет Вам… В такой ситуации лучше вместо арбузов цветы что – ли  привозить. Как-то больше подходит, красивее…

   Она перебила меня.

 - Поезда идут из больших городов, а наша станица,  затерянная в степи.

   Она ещё раз улыбнулась, заладила своей улыбкой, о чём я и хотел ей сказать, но не успел.  Она взялась за ручки тележки и ушла.

   Заинтересовала меня Катерина. Что греха таить. После её ухода станция показалась мне, как бы «омертвелой». «Исчезла» Катерина и как будто унесла с собой что-то из моей  души.

 «Ерунда какая-то, -  твердил я, шатаясь по вокзальной площади, - юродивая баба. Вишь ли: у нас в станице не говорят о любви, поезда идут из больших городов, а наша станица, затерянная в степи».

   Как я не пытался отделаться от своих мыслей о Катерине,  но она не выходила у меня из головы и, я не выдержав, направился к дежурному по станции.

   Сергей  Давидович переписывал какие – то бумаги. Когда я вошел, он, мельком  взглянув на меня, снова уткнулся в свои бумаги и недовольно бросил.

- Я занят. Скоро твой поезд придёт. Уезжай. Что людей напрасно от дела отвлекаешь.

   Решительность узнать о Катерине не уменьшалась, а возрастала, и я после слов дежурного остался стоять, как вкопанный.

- Ну, что стоишь, как дрючок, - сказал Сергей Давидович. – Иди на платформу. А то опоздаешь.

- Да не собираюсь я никуда уезжать, - вырвалось у меня. – Катерину хочу найти.

   Сергей Давидович поднял голову и пристально посмотрел на меня.

- Во, как?  - протянул он. - А зачем она тебе нужна?

- Не знаю, - ответил я. – Вот нужна и всё. Хочу кое-что спросить у Вас о ней.

- Ну, если хочешь, то говори скорее, что тебе нужно от неё. Работы у меня много. Некогда языком чесать.

- Это, - начал я. -  Она, как бы сказать, случайно не юродивая?

- Как ты сказал, - Сергей Давидович поднялся из-за стола. – Юродивая? Да ты сам юродивый, парень. Что несешь. Не зная человека, такими словами бросаешься. Ты не смотри, что я старый. Выпру так, что пятки одни засверкают. Нашел, кого юродивой обозвать. Мотай на поезд.

- Да никуда я не собираюсь уезжать.

- А билет, зачем покупал? Деньги тратил?

- Когда покупал, то думал, что уеду. А сейчас не хочу ехать.

- У тебя всё в порядке с ней…  С головой?

- Раньше было в порядке, а сейчас что-то перемещалось.  Расскажите о Катерине, - не отставал я.

   Сергей Давидович искоса посмотрел на меня. Взгляд я его понял.

- Ну, коли так, - сказал он, не спуская с меня косой взгляд, - то  садись, посиди. Я сейчас поезд отправлю и поговорим.

   Сергей Давидович вышел.

   «Нет, - говорил я, - нужно уезжать. Что за чушь я выдумал. Катерина. Почему я хочу что-то узнать о ней?».

   Послышался гудок тепловоза, и я через окно увидел, как поезд стал медленно  уходить со станции.

   «Да, быстрее, быстрее уходи. А то не выдержу и кинусь за тобой».

   Когда мелькнули огоньки последнего вагона, я вздохнул и почувствовал, как с меня стало спадать напряжение. Ведь сколько не напрягайся, а ушедший поезд не догонишь.

   «Теперь поздно, - подумал я, - ну и хрен с ним. Завтра уеду. Перекантуюсь в гостинице, наверное, есть же здесь гостиница, и укачу в Киев».

   Я присел на стул. Вошел Сергей Давидович и изумленно уставился на меня.

- А я думал, что ты врешь, что в вагоне уже постельку себе готовишь. Остался. Упрямый, а не дурной?

- Да как бы нет. Водку не пил.  Расскажите мне о Катерине.

- Это можно, - улыбнулся Сергей Давидович. – О Катерине можно. Я её, правда, частенько ругаю, потому что не понимаю её. А так она хорошая женщина, хотя и не вписывается  в станичных баб. С чудинкой. Никакая она не юродивая.  Работает  в станице директором музыкальной школы, пишет стихи, сочиняет музыку, поет, да ещё, как поет, концерты организует, детишек наших к музыке приучает.

 - А как же с тележкой и арбузами? – спросил я.  – Что она каждую ночь таскается с ними на вокзал. Это же ненормально.

   Сергей Давидович хмыкнул.

- Парень. Да у каждого свое чудачество. Своя привычка. Вот наша глава района.

Станичник, казак. На машине не ездит, купил себе за свои деньги  жеребца  и на нем и на работу, и по району мотается. Да ещё в казацкой форме и с саблей. С саблей – то он поувесистей и поухватистей. Слово лишнее и ненужное ему не брякнешь. Он мигом  может саблей приласкать. Так что? Он тоже юродивый или как? Не спеши, парень, с ярлыками, а то и сам под ярлыком окажешься. Вот так. До утра ещё далеко.  Ночевать, где будешь? Гостиница у нас есть. Не бедные мы.

- А Катерину завтра, где я могу найти?

- Вот этого я тебе не скажу, - не задумавшись, сказал Сергей Давидович. -  Набрался решимости остаться, ищи сам. По подсказкам только дураки живут.

   Гостиница оказалась в центре станицы. Поместили меня  в одноместный номер. Деревянная кровать, тумбочка, настольная лампа.

   Утром я решил во что бы – то ни стало отыскать Катерину. Спросил у дежурной гостиницы.

- Это директор нашей музыкальной школы? А Вы, кем ей доводитесь?

- Да, какое Ваше дело. Скажите мне адрес.

   Добиться адреса не удалось: я был человек чужой, посторонний в станице, а чужакам и посторонним не велено давать  адреса, идите в милицию…

   Странная история происходила со мной. Чем больше я встречал препятствий, тем настырней становился я, тем больше возникало желание найти Катерину.

   Мне повезло. Долго ноги не пришлось бить. Нашел я Катерину в станичном парке. Расположен он был  между Домом культуры, на ступеньках которого ковырялись рабочие, и зданием администрации района,  у входа в который стоял охранник, почесывая  дубинкой бока   мирно стоящей  лощади.    

- День добрый, - сказал я, с хода  присаживаясь рядом. – Узнаете.

- Не уехали, - она пытливо посмотрела на меня. – Опоздали на поезд? Кто же Вам помешал?

    С этого вопроса и пошла в моей душе ещё бОльшая  непонятная кутерьма.

- Вы, - ответил я. – Вы и помешали. Вот если бы я не встретил Вас на вокзале, то давно катил бы в поезде и подъезжал бы уже к Киеву. А вот ради Вас остался.

   Редкие признания с моей стороны, но сдержать я их не мог, словно кто-то выталкивал их.

- Нда, - протянула Катерина, - Вы человек с натиском. Остались ради меня и что же хотите сказать?

- Да я сам не знаю, понимаете, - раздраженно ответил я, -  не знаю и не понимаю. Какого дьявола я остался? Может, я сплю. Снится мне. А.

- Да нет. Сидите на лавочке, рядом со мной. Обвиняете меня, что я помешала Вам уехать.

   Катерина  слегка улыбнулась.

- Вам нужно успокоиться, - сказала она. – Ночь, наверное, не спали.

- Да при чём здесь ночь, -  не сбавляя раздражения, сказал я. – Я могу неделями не спать, и ничего со мной не сделается. Я Вас ищу.

- Вам нужно привести себя в порядок.

- И как это сделать? – спросил я.

- До Вашего поезда ещё долго.  Давайте сходим на речку. Она у нас  чистая. Глубоководная. Покупаемся, позагораем до вечера. Потом я Вас дома чаем напою, а ночью провожу на поезд.

   Говорила она просто, без ужимок и намёков. Я согласился. До вечера мы провалялись на песке возле речки, по берегам которой густо рос камыш. Мы  почти ни о чём не говорили, так изредка перебрасывались незначительными фразами.

   Я до сих пор уверен, что незначительные, легкие фразы между мужчиной и женщиной быстрее и сильнее вызывают глубоко  запрятанные и не раскрывшиеся в них  чувства.

- Домой  к тебе не пойду, - сказал я, когда мы с речки направились в станицу. – Бог знает, что скажут о тебе люди.

- Да. Злые языки у нас есть. А куда пойдешь?

- В гостиницу, - сказал я. – Но у меня одна просьба к тебе. Ты проводишь меня на поезд.

   Она немного подумала.

- Это так важно?

- Да, - ответил я.

   У меня было впечатление, что с Катериной разговариваю не я, а другой человек, который давно запрятался во мне, а сейчас вынырнул, и ему что-то нужно, а что я никак не мог понять.

- Провожу.

- С тележкой?

   Катерина засмеялась.

- Далась она тебе эта тележка. Без неё приду.

   В номере гостиницы я шагал из угла в угол до тех пор, пока не устали ноги. 

    «Это что же делается, -  думал я. – раздвоение личности. Нужно прекращать, а то так раздвоюсь, что потом не склеят».

   Часа за два до прихода поезда я собрал вещи и отправился на вокзал. Дорогой я успокоился: дурость какая-то  нашла, слава Богу, что исчезла. Но, попав на вокзал, я снова занервничал.

   В ожидании Катерины я выкуривал сигарету за сигаретой.  До прибытия поезда оставался час, и я уже отчаялся увидеть Катерину.

   «Не придёт, - думал я, - не уеду, останусь, но найду её ещё раз, а там умотаюсь».

   Катерина пришла за полчаса до прибытия поезда.

   На станции был новый дежурный Иван Петрович, который сменил Сергея Давидовича.

- Катерина, - сказал он удивленно – Первый раз вижу, что ты без тележки на вокзал пришла. Кого провожаешь или встречаешь? Брата, какого – то родственника. И кто это с тобой?

   Катерина выжидающе  посмотрела на меня.

- Никого она не провожает и не встречает, - сказал я, достал билет и разорвал. – Мы пришли посмотреть, как уходят поезда с  вашей станции. А кто я? – Из меня, словно кто-то выстрелил слова. -  Будущий муж. Знаком с ней два дня. Завтра  заберу  в Киев. Два билета Иван Петрович.

   Лицо Катерины я не видел,  боялся смотреть на него, мне казалось, что на нём выражение недоумения, но ещё больше я боялся её слов: что ты несёшь. Я стоял спиной к ней, и ко мне доносилось только её прерывистое дыхание. Это меня в какой-то степени успокаивало. Если она дышит прерывисто, значит, волнуется, но так как я не знал истинную  причину волнений, то через некоторое время  появлялись обратные мысли. И вместо спокойствия начинала бить тревога.

- Во, дела, - Иван Петрович даже развёл руками. – Два дня и будущий муж.

- Может, и меньше, чем два дня, - сказал я, - но точно, что будущий муж. И не отступлю от этого.

- От чего от этого? – спросила Катерина.

- Как будто не знаешь, - отрывисто бросил я. – От тебя конечно.

- А меня ты спросил?

- Это не я должен тебя спрашивать. Ты сама себя спроси. А потом ответь мне.

   Я застыл в ожидании ответа, но Катерина молчала. Я сам не верил, не мог поверить, у меня не было оснований верить, но ситуация как бы складывалась в мою пользу. Если Катерина молчит, значит согласна. Она не отзывала меня в сторону и не задавала вопросы, которые, обычно, задаются в таких ситуациях о квартире, о работе и тому подобное.

   На эти мысли налетали другие, а почему я хочу её забрать и с какой стати она должна быть согласна? Ответа я не мог найти, да и искать ответ – только время терять.

 - Иван Петрович, - сказал я, обращаясь к дежурному, - мы отойдём  в сторонку, я что – то должен  сказать ей.

   Я и Катерина отошли и присели на лавочку.

- Кать, - сказал я. – Я не знаю, что со мной происходит. Увидел тебя, порвал билеты, остался… Бегаю, ищу тебя, как будто кто-то меня гоняет. Сам не свой. У меня не получится сказать тебе те  слова, о которых ты хочешь слышать.  Понимаешь, какие. Я  не верю в то, что происходит, но оно происходит. В душе у меня есть эти слова, а вот на язык вывести, вытащить их я  не могу.

- А не нужно, - ответила она. – Главное, чтоб в душе было. А что ты хочешь?

   Ведь знала, слышала, что я хочу, а спросила.

- Да, понимаешь. Вот всё во мне говорит, что  за тобой я приехал. Большой круг в жизни я сделал, но я точно ехал за тобой. Я это знаю.  

   Мысли мои путались и неудивительно, что я повторялся.

- Давай поговорим.

- О чём? – спросила она.

   Я почувствовал, как холодок пополз по телу.

- Я хочу забрать тебя. 

    Я не верил своим ушам.   Да со мной этого никогда не было.  На меня словно хлынула волна, захватила и понесла. Я гребу к берегу, а меня всё дальше и дальше  относит в море.

- Так ты это уже сказал.

- И что ты решила?

- А что мне решать.  Я уже тоже  решила. – Она замолчала, и её молчание показалось мне вечностью,  -  еду с тобой. Только не спрашивай: почему. Я сама не знаю, как и ты.   Может быть, потому, что ты избегал стандартов.

- Каких стандартов?

- Признаний размусоленных, - она улыбнулась. – Ты словно сорвался с цепи. Кто же тебя так долго держал на ней.

- Не важно, - ответил я. – Когда-то расскажу.  А сейчас давай лучше помолчим.

   «Что я делаю, - спрашивал я себя, - о чём думает Катерина? Что происходит?».

   Не укладывалось это в моей голове, не укладывалось. Было чувство, что кто-то как будто рвал меня внутри.

   «Странно и непонятно было это для меня тогда, - говорил Николай, рассказывая эту историю,  - но ведь странно и непонятно стало для меня сейчас, почему мы с тобой убивали порой и невинных. Чесали под одну гребенку. Может быть, эта странность и откликнулась у меня тогда в душе к Катерине.  Может душа вырывалась, чтобы оправдать себя. Не знаю».

   Молчание прервала Катерина.

- Пойдём домой. До утра, может, эти  состояния и схлынут. И как было раньше, так и будет.

- Домой? Это куда?

- Ко мне, - просто ответила она. – Пусть злословят.

   Провожал нас Сергей Давидович.

- Да, как же это случилось,  Катерина, - растеряно говорил он, разводя руками. -  Раз, два и замуж. Ты же его не знаешь.

- Знаю давно, - ответила Катерина, - и он меня знает давно. Я же Вам говорила, что в ожидании всегда есть надежда.

- Ну, коли так, - ответил Сергей Давидович, - то так. Не знал я, что ты скрытная. Да это и не грех. От иных людей нужно многое скрывать. Иначе заклюют.

   Я достал бутылку водки, и мы зашли в кабинет Сергей Давидовича.

- На работе не положено мне пить, - сказал Сергей Давидович, - да за Катерину выпью и за тебя тоже.  Упрямый, настырный ты мужик. Залетел на станцию и унёс Катерину. Откуда ты такой?

- Да я и сам не знаю. И не я её унес, а она меня.

   После того, как бутылка опустела, Сергей Давидович попросил меня выйти с ним на привокзальную площадь.

   Напутствия Сергея Давидовича  были сильные: смотри, парень, если обманешь Катерину, то все мужики со станицы приедут к тебе в Киев и ноги пообломают и сам глава района на жеребце и с саблей.

 Через год у нас родился сын, которого мы назвали Сергеем. Крестным стал Сергей Давидович.