ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ К 4 АЛЬБОМУ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ


Я был тогда совсем скромным подрядчиком,- начал Модсли.- Ставил то там, то тут планетку-другую, изредка, в лучшем случае,- карликовую звезду. С заказами было туго, клиенты попадались капризные, придирались, задерживали платежи и спорили из-за каждой мелочи: «Переделай тут, переделай там, и почему это вода течет вниз, а не вверх, и почему тяготение велико, и зачем горячий воздух поднимается, а лучше бы ему опускаться?» И тому подобное. А я был совсем наивным тогда и принимался им все объяснять – с эстетической точки зрения и с практической. Вскоре на вопросы и ответы у меня стало уходить больше времени, чем на работу. Сплошные тары-бары! И я начал понимать, что нужно что-то изменить, но что именно, никак не мог сообразить.
И вот как раз перед этим проектом «Земля» мне пришли в голову кое-какие мысли насчет объяснений с клиентами. Помню я как то сказал себе: «Форма вытекает из содержании». И мне понравилось, как это звучит. «Почему же форма должна вытекать из содержания?» - Спросил я себя тогда и сам же себе ответил. «Потому что это непреложный закон науки и природы». И мне понравилось, как это звучит, хотя особого смысла тут не было. Не в смысле суть. Суть в том, что я сделал открытие. Ведь я же вынужден был заниматься рекламой и продажей, а тут я изобрел хитрый фокус под названием «доктрина научного детерминизма».
Земля была пробным камнем, потому я ее и запомнил. Пришел ко мне заказывать планету высокий бородатый старик с пронзительным взглядом. (Вот так начиналась ваша Земля, Кармоди.) Ну-с, с работенкой я справился быстро – что-то дней за шесть. Как и здесь, это был обычный заказ с проектом и со сметой, и как и здесь, я кое-что урезал. Но вы бы послушали того заказчика,- можно было подумать, что я ободрал его до нитки, глаза украл с лица.
- Зачем столько ураганов? – приставал он.
Я сказал:
- Это часть вентиляционной системы. (Честно говоря, я попросту забыл поставить в атмосфере предохранительный клапан).
- Три четверти планеты залито водой,- брюзжал он. – Я же ясно проставил в условиях, что отношение суши к воде – четыре к одному.
- Но мы не можем себе этого позволить,- объяснял я. (А я давно засунул куда то эти дурацкие условия. Никогда не храню эти проекты на одну планетку).
- И такую крошечную сушу вы заполнили пустынями, болотами, джунглями и горами!
- Это сценично,- уверял я.
- Плевал я на сценичность,- гремел этот тип. – Один океан, дюжина озер, парочка рек, одна-две горные цепи – и предостаточно чтобы украсить местность, создать хорошее настроение. А вы что мне подсунули? Шлак!
- На то есть причина,- сказал я. (На самом деле нельзя было уложиться в смету, не подсунув среди прочего подержанные горы, океаны и парочку пустынь, которые я купил по дешевке у Урии – межпланетного старьевщика. Но не рассказывать же об этом).
- Причина,- застенал он. – А что я скажу моему народу? Это будут люди, созданные по моему образу и подобию, с таким же острым взглядом, как у меня. Что мне сказать им?
Я-то знал, что им сказать и куда послать. Но я не хотел быть невежливым. Хотелось подыскать подходящее объяснение. И нашел-таки – некую штуковину – всем фокусам фокус.
- Вы честно скажите им научную истину,- заявил я. – Скажите, что так и должно быть по науке.
- Как?
- Это детерминизм,- сказал я. Название пришло экспромтом.- Совсем просто, хотя и для избранных. Прежде всего: форма вытекает из содержания. Поэтому ваша планета именно такова, какой должна быть по самой своей сути. Далее: наука неизменна, следовательно, все изменяемое – ненаучно. И, наконец, все вытекает из законов природы. Вы не можете знать заранее, каковы эти законы, но, будьте уверены, они есть. Так что никто не должен спрашивать: «Почему так, а не иначе?» Вместо этого каждый обязан изучать, как это действует.
Ну он задал мне еще несколько каверзных вопросиков. Старик оказался довольно сообразительным, но за то ни бельмеса не смыслил в технике. Его сфера была этика, мораль, религия и всякие такие призрачные материи. Он был из тех типов, что обожают абстракции, вот он и бубнил:
- «Все действительное – разумно»! Это весьма заманчивая формула, хотя и не без налета стоицизма; надо будет использовать это в поучениях для моего народа. Но скажите на милость, как я могу сочетать фатализм науки с принципом свободной воли, который я намерен подарить моему народу? Они же противоположны!
Да, тут старикашка почти прижал меня к стенке. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы дать себе время подумать, и сказал:
- Ответ очевиден.
Это всегда лучший ответ, когда не знаешь, что сказать.
- Вполне возможно, что очевиден,- сказал он. – Но я его не постигаю.
- Ну, поглядите,- сказал я. – Эта свободная воля, которую вы намерены подарить своему народу, ну есть ли это разновидность судьбы?
- Ну, можно и так сказать,- смутился он. – Но есть и разница.
- А кроме того,- быстро прервал я, - с каких это пор свободная воля и судьба несовместимы?
- Конечно, они не совместимы, - сопротивлялся он.
- Это потому, что вы не понимаете науки,- напирал я, проделывая свой трюк перед самым его крючковатым носом. – Видите ли, среди законов науки есть и закон случайности. Случайность – вы это знаете, наверное,- есть математический эквивалент свободной воли.
- Но вы противоречите сами себе,- упирался он.
- А противоречие, сэр, еще один фундаментальный закон науки. Противоречия рождают борьбу, без которой все приходит к энтропии. Так что не может быть ни планеты, ни Вселенной, если там случайно не окажется противоречий.
- Случайно? – быстро переспросил он.
- Ясно как день,- подтвердил я. – Но это еще не все. Возьмите, например, одну изолированную тенденцию. Что произойдет, если вы доведете эту тенденцию до предела?
- Не имею ни малейшего понятия,- сказал старик. – Недостаточно подготовлен для такого рода дискуссий.
- Да просто-напросто тенденция превратится в свою противоположность.
- Неужели? – ошарашено произнес он.
- Безусловно,- заверил я его. – Я получил бесспорные доказательства в свое й лаборатории, но демонстрация будет скучновата.
- Нет, пожалуйста, мне достаточно вашего слова,-  уклонился он.

– И кроме всего, мы же доверяем друг другу.
Доверие – это все равно что КОНТРАКТ, НО ЗВУЧИТ БЛАГОРОДНЕЕ.
- Единство противоречий, - бормотал он. – Детерминизм. Тенденции превращаются в свою противоположность. Все это так запутанно.
- И эстетично в той же мере, - возразил я. – Однако я еще не кончил насчет предельных превращений.
- Продолжайте, будьте добры! – попросил он.
- Спасибо. Так вот есть еще энтропия. Это означает, что количество движения сохраняется, если нет внешних воздействий (хотя иногда в моих опытах и при наличии внешних воздействий). Итак, энтропия ведет вещество к своей противоположности, тогда, значит, и все движется к противоположности, поскольку наука требует этого. Такая вот картина. Все противоположности превращаются в свои противоположности, как безумные, и становятся своими противоположностями. И точно так же на более высоком и на высшем уровне организации. Чем дальше, тем больше! Так, да?
- Кажется, так,- согласился он.
- Прекрасно! А теперь возникает вопрос: все ли это?
- Кончается ли на этом наш футбол? Нет, сэр, вот что самое замечательное! Эти противоположности, которые прыгают туда-сюда, как дрессированные тюлени в цирке, на самом деле – лишь отражение действительности. Потому что (здесь я сделал паузу и произнес самым внушительным тоном)… потому что есть скрытая мудрость, которая видна за иллюзорными свойствами реальных вещей. Она просвечивает в более глубоких деяниях Вселенной, в ее великой и величественной гармонии.
- Как может быть вещь одновременно реальной и иллюзорной? – спросил он быстро.
- Не мне отвечать на такие вопросы,- сказал я. – Я только скромный научный работник и вижу лишь то, что вижу. И действую соответственно. Но может быть, за всем этим кроется нравственный смысл?
Старик задумался. Я видел, как он борется с собой. Конечно, он мог мне указать на несоответствия не хуже всякого другого, и все мои рассуждения рассыпались бы в прах. Но, как и все эти очкарики яйцеголовые, он сам увлекся противоречиями и склонен был включить их в свою систему. Здравый смысл подсказывал ему, что в природе просто не может быть таких выкрутасов, но интеллект нашептывал, что, может быть, вещи только кажутся такими сложными, а на самом деле за всем этим скроется простой и прекрасный единый принцип, а если не принцип, то хотя бы мораль. Короче, я подцепил его на крючок, помянув о нравственности. Старый хрен помешался на этике, он был прямо-таки начинен этикой, впору хоть величай его «мистер Этика». А я случайно подкинул ему идею, что вся эта КРОВАВАЯ Вселенная, все ее постулаты и противоречия, законы и беззакония – воплощение высоких нравственных принципов.
- Пожалуй, все это глубже, чем я думал,- сказал он, немного помолчав,- я собирался наставлять свой народ только по этике, нацелить его на высшие нравственные проблемы вроде: «Как и зачем должен жить человек?», а не «Из чего состоит живая материя?». Я хотел, чтобы люди изведали глубины радости, страха, жалости, надежды, отчаяния, а не превращались в ученых крыс, которые изучают звезды и радуги, а потом создают величественные, но ни на что не годные гипотезы. Я кое-что знаю о Вселенной и до сих пор считал все эти знания не обязательными, но вы меня поправили.
- Ну-ну, - сказал я.- Мне не хотелось доставлять вам хлопоты.
Старик улыбнулся:
- Этими хлопотами вы избавили меня от гораздо больших хлопот. Для меня важна свобода воли. Мои создания будут вольны радоваться и печалиться. Я мог бы создать их в точности по своему образу и подобию, но я не хочу населять мир копиями самого себя. И они получат эту блестящую бесполезную игрушку, которую вы называете наукой, будут носиться с ней и превращать в божество всякие физические противоречия и звездные абстракции. Они будут рваться к познанию вещей и забудут о познании собственного сердца. Вы предупредили меня, и я вам за это признателен.
Я вздохнул с облегчением. Откровенно говоря, он заставил меня понервничать. Я сразу смекнул, что он ноль без палочки и знакомств в высших сферах у него нет, но держался он как аристократ. Все время я чувствовал что, сказав лишь несколько слов, он может доставить мне немалое беспокойство, как бы воткнув в мозг ядовитое жало. Это тревожило меня.
Да, сэр, и вот этот старый шут, должно быть прочел мои мысли. Ибо он сказал:
- Не бойтесь! Я принимаю без переделок этот мир, который вы построили для меня. Он хорошо послужит мне таким, какой он есть. Что же касается до дефектов и пробелов, я тоже их принимаю с благодарностью и оплачу их.
- Как? – спросил я. – Как вы будете платить за пробелы и дефекты?
- Я принимаю их без возражений,- величественно сказал он,- и ухожу от вас прочь, чтобы заняться своими делами и делами своего народа.
И старый джентльмен удалился, не добавив ни единого слова.
К чему я про все это? Я не плохо заработал на том мире. И даже если бы пришлось кое-что подправить, я не стал бы шуметь. Дело есть дело. Вы заключаете контракт, чтобы получить прибыль. И вам не выгодно слишком много переделывать задним числом.
Но я хотел бы сделать вывод из всей этой истории, а вы, мальчики, слушайте внимательно. У науки полным-полно законов – это я их изобрел. Почему я их изобрел? Потому что физические законы помогают умному механику так же, как юридические законы помогают адвокату. Правила, доктрины, аксиомы, законы и принципы науки служат для того, чтобы помогать, а не мешать вам. Они должны оправдывать наши действия. Большей частью они более или менее справедливы, и это помогает.
 Но помните всегда: законы помогают объясняться с заказчиками после того, как работа выполнена, а не перед этим. У вас есть проект, вы его исполняете, как вам выгоднее, а затем подгоняете факты к итогам, а не наоборот. 
Не забывайте, что науки созданы, как словесный барьер против людей, задающих вопросы. Но они не должны быть использованы против вас. Наша работа необъяснима. Мы просто делаем ее – иногда выходит хорошо, а иногда плохо.
И никогда не старайтесь объяснить, почему не получилось. Не спрашивайте и не воображайте, что объяснение существует. Дошло?
Оба помощника поспешно кивнули. У них были просветленные лица, как у обращенных в новую веру. Кармоди готов был держать пари, что эти молодые люди запомнили каждое слово Модсли и уже превращают эти слова в закон.




ИЗ РОМАНА РОБЕРТА ШЕКЛИ «КООРДИНАТЫ ЧУДЕС»