Сон и смерть. Что их объединяет, в чём они разнятся? (отрывок из книги)

«Сын понимал, что значит навещать во снах… Именно теперь, когда сам феномен сна отпал, отошёл в прошлое, потерял свою значимость, он узнал, что стоит за такими своеобразными реалиями сновидений, что за ними скрывается. Теперь он ведал, как и все, кто находился на одном с ним плане духовного познания и прозрения, охранную суть сновидений, как неких душевно-духовных «фильтров», помогающих изначальному глубинному человеческому естеству каждого формировать тот внутренний мир, то субъективное своё наполнение, которое бесконечно ему дорого, без которого он не смог бы сделать и одного вздоха, и скорее смирился бы с тем, чтобы исчезнуть, раствориться в небытии, чем утратить то своё внутреннее содержание! Необходимо различать в человеке глубинное «я» и поверхностное «дневное» сознание, тесно увязанное с реальным миром, направленное на него. Картинки тех реалий, с которыми только и способно «работать» это поверхностное сознание, проходя через «фильтры» глубинного, включающиеся во сне, проходя через «обжиг» протуберанцами, порождёнными в недрах подсознания, сокрытого от «дневного» мышления и почти неведомого ему, в конце концов, переплавляют те картинки в такие образы и сюжеты, которые мы надеемся найти в потоке самой жизни (собственно, за ними и ныряем в тот поток) и которые нам близки и ценны. Так формируется наша субъективность, куда не проникает из внешнего мира ничего чужеродного, ничего нами же самими не одобренного, поскольку эта «шелуха» оседает в упомянутых «фильтрах», перерабатывается и изживается там в форме видений тревог и кошмаров.

Когда-то, много лет назад он написал:

 

Мне дивный сон приснился в эту ночь!

В нём я ребёнком бегал, весело играя;

Пытался я земное притяженье превозмочь –

Подпрыгнуть выше облаков и заглянуть в преддверье рая!

                                   Увы! Нам не дано прозренье наяву,

                                   А в суете мирской нам не снискать отрады!

                                   И лишь во снах, порой, находишь ту канву,

                               Что может привести в мир радости,

                                                                     в мир счастья и услады!

С древних времён люди проводили параллель между сном и смертью. Неспроста в «Тибетской книге мёртвых» говорится, что долгое время умерший осознаёт себя спящим, то есть грезящим, но всё ещё связанным с жизнью, со своим телом, с вещественным миром. Функционально эти состояния представляют собой по сути одно – это процесс формирования субъекта, путём закладки в него всего того родственного, что он получает извне и выдавливания всего чуждого, отторжения, очищения от него. В состоянии смерти процесс этот имеет, конечно, более кардинальный и масштабный всеохватывающий характер, ибо, если во сне обрабатывается фрагментарный, сумбурный материал, то смерть оперирует уже таким, в основе которого наработки, приобретения и потери всей жизни. О важности сна в жизни говорит уже тот факт, что как минимум треть человеческой жизни проходит именно во сне. «Сны для меня не безделица. Лучшая жизнь моя была во сне…» - высказал в IXXвеке

И.В.Киреевский.* О ещё большей важности и значимости смерти говорить, очевидно, нет надобности, ибо смерть есть «фактическое завершение духовной работы жизни»**, а следовательно, такое кардинально очищающее событие для любого индивидуума, погружение в такую чистоту и блаженство выстроенной им же самим субъективности, возвращение в родной дом, в родную стихию, что вынужденный возврат в мир (увы, «человек должен не только восходить, но и нисходить»!), в состояние биологического организма воспринимается   как тягчайшая обязанность! Для тех же из людей, кто, духовно возрастая, вышел на уровень существования, на котором нет обременённости телом, кто на себе почувствовал избавление от физической составляющей, как великий прибыток неограниченных сил и возможностей, немыслимых состояний и их сочетаний, у кого обыденное, привязанное к миру объектов сознание уже поглощено всеобъемлющим и всесильным подсознанием (или лучше определить его как сверхсознание), для таких людей вместе с отпадением необходимости тела, автоматически отпадают и необходимость сна и смерти. Для таких людей этот новый уровень сопряжён с совершенно невозможными в биологической жизни наполненностью и смыслом.

Поэтому Самборский-сын понимал, о чём говорил его отец. Он понимал и уже знал, что значит «навещать во сне». Тот же Киреевский говорил, что «сны зависят от тех, о ком идут»***, от тех, кого спящий видит в сновидении. Вячеслав Васильевич интуитивно чувствовал это ещё в своей земной жизни и порой часто был смущён, когда иногда встречался в своих снах с известными и знаменитыми людьми, которые о существовании его скромной персоны не имели ни малейшего представления. Сейчас же, уже не интуитивно туманно, а осознанно и ясно, он знал, что такая связь существует на уровне духовно-субъективном, а не реально-объективном – и можно было никогда в той земной жизни не встречаться с человеком, но видеть его во снах, ибо встречи с ним имели место в совершенно иных сферах бытия…»

_____________

* Взято из Лосский Н.О. «История русской философии»

** Ю.В.Мамлеев «Судьба бытия»

              *** Взято из Лосский Н.О. «История русской философии»