ПРОКАРКАЛ (проба продолжения)

-

ПРОКАРКАЛ (проба продолжения)

   С пяти часов утра  Вадим Сергеевич сидит на балконе и выкуривает сигарету за сигаретой. Уже восемь часов, а он не уходит,  смотрит через окно балкона и думает: не получилось так, как он надеялся. Нужно что-то  дальше делать. А что?

   Жена каждый день упрекает: не правильно поступил.

- По-твоему,   нужно было  добивать его до конца? - спрашивает Вадим Сергеевич. -  Пойми. Ты же мать, а не посторонняя тётка. Сейчас тобой движет злость, обида, усталость. Ты столько лет на нервах прожила с ним. И  готова заклевать его, но если бы я его посадил, то ты  через некоторое время  начала бы его жалеть:  он в тюрьме, его там могут убить, искалечить, а это не исключено, тюрьма не дом отдыха, страх за него станет тебя таскать, и вину перекинешь на меня. И снова я виноват.  Поверь мне, - он пытается успокоить жену. - Я найду выход.

- До этого не нашел выхода, -  устало говорит она, - а сейчас найдешь. Струсил ты, - бросает жена.

   Вадим Сергеевич старается в спор  не ввязывается. А какой толк? Спором ситуацию с сыном и невесткой не изменишь, но порой он не выдерживает.

- А чего мне было бояться?

- Почему тогда не посадил? Он врагом для нашей семьи стал. Не работает, колется, ворует… Мало этого? Что тебе ещё нужно? Чтобы убил нас при ломке или когда от героина мозги вкось пойдут? Враг он .

- Да, - отвечает Вадим Сергеевич. – Врагом стал, но он мой и твой сын.

- Надоела мне твоя болтовня. Все говорят, что струсил, - повторяет  жена.

   Она не понимает, что не нужно конфликтовать с мужем. А, может быть, и понимает, но дошла до предела. Ведь конфликт между ними  будет только на руку сыну и невестке. Они быстро вклинятся в раскол и попытаются еще дальше отдалить Вадима Сергеевича и жену друг  от друга.

- Семья и так рассыпается, - говорит    Вадим Сергеевич, - а наш конфликт, - убеждает он жену, -  только усугубит дело. И поменьше слушай других. Ищи опору в душе своей. Ведь ты рожала его, переживала, когда он болел, радовалась…  Я упустил его. И мне исправлять. И кто это все, которые говорят, что я струсил?

   А все это сосед Игорь, который при встрече с Вадимом Сергеевичем всегда толкует одно и то же.

- Эх, Вадим, Вадим, - вздыхает он. -  Была возможность у тебя. Не воспользовался. А был бы урок для твоего сына. – Он говорит уверенно. - И мой завязал бы и другие в нашем доме тоже. Побоялся.

   Основной аргумент Игоря: нужно было наказать!

- На наказании моего сына, - отвечает Вадим Сергеевич, - другие научились бы. Так? Моего сына в качестве показательной жертвы. Посадить его.

- Ну, - тянет Игорь и разводит руками: а как же по-другому, показательные наказания нужны и чтобы вся толпа видела.

- Если так считаешь, то давай твоего сына посадим. Он тоже наркоман. А как посадить, я это смогу сделать. Согласен.

- Так я же говорю не об этом, - бормочет Игорь, -  я говорю,- он жует губами, машет рукой и уходит.

   «Вот так, - думает Вадим Сергеевич, глядя вслед уходящему Игорю. – Ты хочешь, чтобы я своего за решетку. А ты  своего сынка возьмешь на руки. Будешь пальцем на моего показывать, и приговаривать: смотри, сыночек, такое и с тобой будет».

   Словом, ни один день Вадима Сергеевича  не проходит, чтобы его кто – то не упрекнул. А упрекать легко. Только понять душу Вадима Сергеевича не хотят. А кому она нужна, и какой толк от неё?

   Деньги из неё не выскребешь, на рынке не продашь.

    Соседи идут на работу. Переговариваются, смеются. А Вадим Сергеевич давно забыл, как он смеялся. Не  до смеха ему. Душа, словно выгорела и окалиной покрылась.

   Квартира, как в  тюрьму превратилась. Почти никуда не выходит Вадим Сергеевич.  Телевизор не смотрит. Книги давно забросил, а часто думает о том, о чём раньше и в голову не приходило.

   «Раньше я шел  по жизни, хотя и трудновато было, но шел, радовался, улыбался, а теперь волокусь за ней. Как в тупик вогнала.  Тащит она меня, будто на веревке. Я уже не хочу, а она тащит. Какого черта? Зачем я нужен ей? Мстит за сына?  Ведь вымотала всего. До конца достала. Что же ещё она хочет от меня?».

    Мысли его, словно в тумане, а чувства стали как бы отрываться. Крошатся.  Вспыхнут и тут же гаснут. Скачками идет душа.   

    Жена уже ушла на работу, она -  воспитательница в детском саду, вместе с ней ушла и пятилетняя   внучка. Старший сын, как сказал, тоже ушел на работу. А там Бог его знает. То ли на работу, то ли к своим дружкам опять за очередной дозой.  Вернее всего за дозой.

   Прошел месяц после суда над сыном. Вышел из зала суда Вадим Сергеевич с легкой душой. Обнял сына. Отвёл от себя грех: сына не упёк в тюрьму. Лицом не в решетку уткнул, а к груди прижал.  Сын уже стоял на пороге  тюрьмы, а он  вытащил. Пошел с сыном на мировую.

   А что сказал судья сыну.

- Попадешь ко мне второй раз, уйдешь в наручниках.

    Но проскочили слова судьи мимо ушей сына, как проскочила и помощь Вадима Сергеевича.

- Спасибо, отец, - сказал сын дома. – Век не забуду. Я чувствовал, как нелегко было тебе врать на суде, оправдывать меня.  Тебя за дачу ложных показаний  могли пристегнуть. А ты не побоялся. Такое не забывается.

   Поверил Вадим Сергеевич и промахнулся.

   Вчера сын попросил денег на героин.

- Ломает, отец. Подохну. Не выдержу. Уколоться нужно.

   Ожесточился Вадим Сергеевич от таких слов. Ведь обещал сын. Сам он привык держать слово и думает, что так должны поступать и другие.

-  Ты же сказал мне после суда, что возьмешь  себя в  руки.

- Поверил, - усмехнулся сын. -  А ты стань наркоманом и тогда поймешь, чего стоят его слова.

- Ты, - Вадим Сергеевич даже задохнулся.

- Ну, я.

- Лечиться тебе нужно. Мозги чистить. Взялся  за старое. В больницу не хочешь.

-  А ты скажи мне что – либо новенькое. Может и  мысли пойдут другие. А то, что ты говоришь, я уже столько раз слышал. И от врачей, и от тебя. Мозги не переворачиваются. На одном месте стоят.

-  Взялся за старое, - вспыхнул Вадим Сергеевич. -  Не дам денег. Я предлагаю тебе поехать в больницу. Хоть сейчас.

- Дашь денег на героин. Сразу поедем.

   Заговорил – то как, когда страх от души отпал. А в зале суда сидел, голову в колени спрятал. Да ведь, оказывается, для виду.

   Вадим Сергеевич отрицательно махнул головой.

- Не дашь, - ответил сын, - тогда послушай.

   Он включил мобильник на громкую связь.

   Голос невестки.

- Ну, что тебе?

   Жена сына раздражена. Отвлекли её то ли от мужика, то ли от работы. Во дворе говорят, что гуляет она, а сыну всё равно.

   Когда он выпьет или наколется, выходит во двор и орёт.

- Я наркоман с пятнадцатилетним стажем, а моя жена проститутка.

   Соседи слушают и  незаметно посмеиваются. А что им плакать? Помогать? Им любопытно, когда же  из квартиры выскочит Вадим Сергеевич загрузит  и утащит сына, а потом обсудить, что, да как.

- Что тебе нужно? – еще раз спросила невестка.

- Сама знаешь,  - ответил сын.

   После двух минутного молчания снова голос невестки.

- Иди к памятнику, там с обратной стороны лежит кирпич, а под ним то, что нужно.

   Сын выключает телефон и смотрит на Вадима Сергеевича.

- Ну, что, - раздражено, говорит он. – Ты не дал денег, так мне жена достала. Жена не достанет, другие дадут. Цепочка и ты её не оборвёшь. Силёнки мало. Суд прошел, и я свободен. Хочу колоться, и никто меня не посадит.

- Застрелю и тебя, и её, - еле сдерживая себя, говорит Вадим Сергеевич. -  Застрелю. Не выдержу. Вы дочку загубите.

   О дочке сын вспоминает вскользь. На испуг  пытается взять Вадим Сергеевича

- Стреляй, - безразлично говорит он. -  Срок дадут пожизненно. А кто внучку воспитывать будет?

   Как шантажировали внучкой до суда, так шантажируют и сейчас. Стал после суда задумываться Вадим Сергеевич. Мысли тяжёлые полезли в голову. Раньше таких не было.

Ещё бы. Обвели вокруг пальца. Провели, как воробья на мякине. Он и до суда задумывался, да мысли были с надеждой: испугается на суде, а сейчас стала пропадать надежда. Нет, да нет, и мелькнет мысль: втихаря забрать внучку и уехать на Украину, но как проскочить таможенный контроль. Можно, конечно, за деньги, но если бы это было только одно препятствие.

   «Дома своего на Украине нет - думает он. - Родственники. А как они примут?  Я им не нужен. Через месяц начнут упрекать. А потом ведь всё равно найдут меня».

   Вадим Сергеевич перебирает мысли, которые не раз приходили ему.

   «Лишать их родительских прав. Да неизвестно куда дело повернется. Скажут: вы в возрасте, есть другие опекуны? А их то и нет и внучку в детдом. Отселить сына и невестку.  Да ведь если отселить, пропадет совсем, да и прописать куда – то нужно. А куда? Покупать им квартиру. А что измениться? Свободы ещё больше получат. Крепче насадятся на наркоту.  В больницу, ни под каким предлогом. Сколько раз уговаривал. А силой не заставишь. Закон на их стороне. Курение запрещают, а употребление наркотиков в стороне оставляют. От  передозировки могут умереть. В нашем доме уже сколько молодых ребят на тот свет отправилось. Шесть подъездов и в каждом по одному. Передозировка, цирроз печени…»

   Ночью Вадим Сергеевич не спал. Достали, устал и сила уже не та. Отчаяние захватывало. Мелькала мысль: плюнуть на всё, сесть в поезд и уехать одному от семьи, куда глаза глядят.

    И уехал бы, а на кого жену и внучку оставил бы. Заклюют жену. Она уже и так стала ломаться. Его хоть немного побаиваются.  А уехать одному, это убежать.

   Словом, разные варианты перебрал  Вадим Сергеевич и пришел к выводу: в  полицию, наркоконтроль городка обращаться больше  не стоит. В них некоторые полицейские могут быть завязаны на наркотиках, а это -  деньги, хотя и есть там служба внутренней  безопасности, а какая она, может, и её сотрудники деньги за наркоту отхватывают.  Да и слух  был, что невестка якобы с начальником криминальной полиции полковником Ершовым, к которому он ходил, подгуливает, а якобы  может оказаться не якобы, а  точным, так не безопаснее ли   переговорить со своими друзьями - афганцами, может, помогут ребята раздавить эту гадину в городке.  Нужно только  начать. А там видно будет.  Проиграю, значит, проиграю. Выиграю – выиграю, но никуда не уезжать, не бежать.

   Первому он позвонил Михаилу Казанцову, товарищу по Высшей школе КГБ. Михаил был в курсе семейных обстоятельств Вадима.

- И как мы можем это сделать, - спросил Михаил, выслушав Вадима. – Ты хоть догадываешься, сколько в городке будет против нас. Это тебе не кишлаки из саманных домиков  в Афгане  брать и через дувалы перепрыгивать или из высохших арыков стрелять. Наркоманы, как дувалы. Иной дувал хрен пулей пробьешь, а наркомана чем?

- Но не подкладываться  же нам под эту мразь.

- Хорошо, - ответил Михаил. – Я выйду на остальных ребят. Послушаю, что они скажут? Конечно, - вздохнул он, -  не те мы уже стали, но кое-что осталось.

- Выйди, Миш, а там посмотрим.

   Подумав минут пять, Вадим Сергеевич сделал второй звонок. Саше Хмурому. Он тоже был в курсе семейных обстоятельств Вадима.

   Насмешлив был Сашка. Работал в Нью-Йорке. Когда замечал за собой слежку, останавливался, подходил к следившему агенту, брал его за руку и говорил: мужик, сейчас будет перекрёсток, возьмемся  за руки, чтобы ты не потерял меня на нём, людей – то много, тебя же ругать будут, если упустишь меня,  перейдем его, а там кто от кого убежит.

- Саша. У тебя два сына работают в Московском Управлении ФСБ. Полковник и майор. Подключи их, а они, может быть, подключат других?

- Договорились, - ответил Александр. – Правда, они уже заелись, но отца, думаю, послушают.

- И с Мишкой поговори. Он в курсе. Вместе что- то и сообразим.

   Третий звонок он сделал Ивану  Молотову, который работал резидентом в Финляндии и обучался на  курсах КУОС. Хитёр был мужик. Получив агентурное донесение для верхов, закапывал его сначала в саду домика, где он жил, а сверху вкапывал деревцо, а когда нужно было,  откапывал и отправлял.

- Не верь в вашей  полиции никому, - посоветовал Иван. - Там, может быть, всё пропитано от верхов до низа. Сам влететь можешь.  Сунут тебе в карман пять грамм наркотиков. И попробуй докажи, что не твои. Не предпринимай пока  никаких действий. Я тоже возьмусь за это. Пока не знаю, в каком лице, но, можешь быть, уверен. Сказал – сделаю.

   После звонков Вадим Сергеевич немного успокоился: не пеньковые ребята, свое дело знали,  но спокойствие  прошло быстро.

   «Они были и на войне. А сейчас на гражданке пенсионеры и что они понимают в мирной жизни? Ведь может быть такое, что   они ничем не смогут помочь? Что тогда  делать? Я ведь жене обещал, что найду выход».

  Была надежда, но на что? На запрятанный в диване наградной пистолет. Долго рассматривал его Вадим Сергеевич, словно видел впервые, гладил, вспоминал,  говорил: не раз ты, дружок,  вместе с «Калашом» спасал меня, офицерскую службу нёс, а теперь на другое дело тебя приспособить?

   «Вышел из одно ада, а попал в другой. Разве можно так жить? Ну, нет, - он скрипнул зубами. – Лучше один раз ужас пережить, чем всю жизнь его тянуть. Если с ребятами ничего не выйдет, не помогут, застрелю и сына, и невестку. Курок, палец, нажал, встрепыхнулся и затих. Да ведь это картинка в мозгах, воображение. А чтобы сделать это нужно дойти до предела, до крайней черты или потерять разум».

   Тяжело Вадиму Сергеевичу от таких мыслей, но и врачи – наркологи, с которыми он встречался, сами говорили: наркомана легче застрелить, чем вылечить. Гонит он эти мысли, но понимает, что не всё в воле человека, сорваться может в горячке. Не та выдержка стала. Подкосили его Афганистан и Чечня.

   Перекидывает Вадим Сергеевич мысли.

   « А на хрена Афган  был нужен? Чтобы груз «200» нам гнать, а вместе с ним героин, гашиш, которым, может быть, и  травили моего сына  и трупы наших солдат у чеченских боевиков выкупать? А те, кто выкупали, те и наживались, и  банкеты за продажу героина, гашиша… и на  трупные деньги в ресторане «Савойя» закатывали, и «кротовые дыры» во власть прогрызали. А раньше был такой разгул наркомании?».

   «А ведь, может быть, и другое, - думает Вадим Сергеевич.  - Не брать грех на душу, а взять и забросить, - он смотри на  пистолет. -  И послать  всех к чертовой матери. Оставить всё так, как есть. Иначе совсем сломаюсь. Я уже  и так начал ломаться.   Каждый день   пиву пью, потом перейду к водке. И сопьюсь.  Присосусь к столику, который у нас во дворе. Там всегда сидят мужики с водкой и пивом. И я примкну к ним. Вот и вся жизнь моя будет».

   Растерялся  Вадим Сергеевич в своих мыслях и чувствах.  Не может найти точку опоры. Словно, раздвоилась душа.  Всё кажется ему ненадежным кроме своих ребят по службе, но  и здесь  сомнения его не оставляют.

   «Выжили же мы, - думает он, -  хотя и накрывали нас винтовками «БУР»,  «Калашами», гранатами, подрывали на противопехотных минах, давили…, а здесь: неужели не справимся…. Там нас желание выжить  прижимало друг к другу. А сейчас что? Воспоминания… Разве начнут они из – за этого биться против этой заразы?»

   Не может Вадим Сергеевич с уверенностью сказать: да будут, а курит и смотрит через окно балкона на улицу.

    А на улице застыло всё, как бы  заглохло. Тишина. «Нырнул» бы Вадим Сергеевич в эту тишину. А это просто: с балкона и вниз головой на асфальт.

   «Нельзя, - думает он. – Нельзя отступать. Один раз я уже прокаркал сына. Вариантов закрыть ситуацию много, но на каком  остановиться?».

   Он уходит с балкона и ложится на диван.

   « Я же не посадил сына, - твердит он, - не посадил. Зачем же я тогда его вытащил, чтобы назад пятиться?».

(продолжение следует)