Вся жизнь – игра?

Часто приходится слышать штампы, заезженные до состояния мемов: «Вся жизнь игра», «Шоу маст гоу он» и тому подобные банальности. Наверное, в этом поветрии не было бы ничего страшного, если бы эти банальности не конституировали бы собой некий зловещий постмодернистский консенсус, «бессмысленный и беспощадный», – напрочь лишающий человека Воли и Смысла.

Абсолютизируя относительное, мы «срываем покрова» только с одного аспекта Жизни, игрового. Возможно, это проявление господствующего в западной цивилизации «архетипа» - драматического ноктюрна, начало которому положил зачинщик Модерна Френсис Бэкон (писавший под псевдонимом никому неизвестного пьянчужки Уильяма Шекспира). Возможно, Игра («Большая Игра», как не без пафоса говорят англосаксонские «гроссмейстеры») – это та форма проявления Истории, которую мы только и способны воспринимать своим наглухо сциентистским сознанием.

Игровой аспект современной (=западной) цивилизации давно замечен философами, социологами и психологами. Йоган Хейзинга в своем выдающемся трактате «Homo Ludens (Человек Играющий)» возводит Игру на постамент перводвижителя человеческой культуры, приписывая ей тотально-демиургический, антропо- и социообразующий характер. Эрик Берн в своих трактатах «Люди, которые играют в игры» и «Игры, в которые играют люди» также игре отводит фундаментальную роль сценария, конструирующего наше социальное поведение и нашу жизнь. Для Михаила Бахтина («Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса») игра – истинная принадлежность только народной культуры.

Смыкаясь с природой, она противополагается социальному порядку с его строгой иерархичностью.

Не покушаясь на умаление игрового аспекта человеческой деятельности, следует признать взгляд на Человека как Человека Играющего односторонним, а на Жизнь как Игру – порочным. Этот взгляд лишает жизнь такого важного качества как подлинность, в конце концов обессмысливая ее – что мы и видим сейчас, когда все аспекты человеческой деятельности превращаются в Шоу.

Вслед за Кургиняном нам следует признать, что Игре противостоит История – точнее, Игра и История состоят в отношении нильсборовской дополнительности: как свет может казаться наблюдателю либо частицей, либо волной – так и Жизнь может представляться живущему либо Игрой, либо Историей. История может порой представляться Игрой (можно сказать вслед за Гейдаром Джемалем, что История «играет» нами, как тряпичными куклами), но она никогда к ней не сводится. Потому что История несет в себе качества, не свойственные Игре: Подлинность и Смысл, – качества, которые Игра начисто игнорирует.

Почему русские проигрывают в Большой Игре? Наверное, потому что они подсознательно относятся к ней, как чему-то заведомо несерьезному, очередной молодецкой забаве. То, что лишено смысла, для русского человека лишено и значения. Что же из этого следует? Что нам надо либо приобрести англосаксонскую серьезность на Игру (т.е. перестать быть русскими), либо выйти из Игры: мы не корова – доите кого-нибудь другого. А для этого нам надобно сквозь завораживающий калейдоскоп Игры учиться видеть Подлинное и Вечное…