Социализм со шведским концом

Большинство современных шведов — атеисты, однако протестантская этика жива. Именно она во многом ответственна за уникальные особенности шведской (и в более широком смысле скандинавской) модели капитализма. Принцип личной ответственности перед богом взрастил нацию индивидуалистов. Шведские экономисты Хенрик Берггрен и Ларс Трагард отмечают: «Идеальная семья состоит из двух взрослых, которые работают и финансово независимы друг от друга, и детей, которым дозволяется стать независимыми как можно быстрее. Это не подрыв семейных ценностей, а модернизация самого понятия семьи как социального института».

Но радикальный индивидуализм прекрасно сочетается с готовностью к коллективным действиям. Взаимное доверие среди шведов, по данным социологов, на одном из самых высоких в мире уровней. Кстати, в Америке позапрошлого века это нередко эксплуатировали другие поселенцы, прозвав простодушных и всегда готовых помочь скандинавов dumb swede (тупой швед).

Лютеранское доминирование государства над церковью и высокий уровень общественного доверия привели к тому, что государство в Швеции стало не механизмом подавления личности, а проводником эффективных коллективных действий. Местное самоуправление в Швеции ведет свое начало с 1571 года, государство постепенно перекладывало на деревенские приходы все больше обязанностей: содержание дорог, зернохранилищ, школ и т. д. Как отмечает известный шведский экономист Гуннар Веттерберг, «граждане привыкли вместе нести ответственность за все и размышлять над тем, как должны решаться общественные задачи. Ценность этого подхода проявляется и сегодня». Шведский парламент — Риксдаг — регулярно созывался с 1560-х, с постоянным представительством крестьян.

Равенство в решении общих проблем стало и инструментом выравнивания имущественных диспропорций в обществе — по сути, проводником эгалитарного духа крестьянских общин. Сегодня степень неравенства в Швеции одна из самых низких в мире, коэффициент Джини, отражающий уровень имущественного расслоения,— 0,27 (средний уровень в ОЭСР — 0,31, в России — 0,42). И дело не в налоговом социалистическом перераспределении — доналоговый коэффициент Джини в Швеции тоже значительно ниже среднего по ОЭСР.

Экономика Швеции в ХХ веке претерпела удивительную трансформацию: страна, которая считалась задворками европейской цивилизации, стала одной из самых богатых и технологически продвинутых в Европе. Причины успеха коренятся в унаследованных новыми поколениями «нордических принципах». Это радикальный индивидуализм и расчет только на собственные силы, уважение к труду, причем к любому труду. Если в Лондоне вы редко где увидите кассира-англосакса, так как это работа для эмигрантов, то в Швеции швед-кассир — норма. Акцент на прагматизм — отсюда важность образования, особенно технического, и приоритет науки. Взаимное доверие и честность в делах — отсюда благоприятный бизнес-климат. Гендерное равенство — отсюда самая высокая доля женщин в рабочей силе, практически равная доле мужчин. Особая шведская «налоговая мораль»: высокий уровень налогов сопровождается соответствующей отдачей. Люди постоянно спорят и стремятся к консенсусу для того, чтобы их налоги распределялись оптимально, прозрачно и шли на улучшение качества жизни.

Идеальный социализм

Впрочем, шведский путь не был прямым. В 1970-1980-е годы свойственный шведам коллективизм трансформировался в социализм, причем не советского типа, а напоминающий идеальный. В результате экономика чуть не рухнула.

Раздутые государственные расходы и слабая фискальная политика привели к девальвациям национальной валюты и высокой инфляции, доходившей к концу 1980-х до10%. Пузырь на рынке жилья в 1980-х привел к банковскому кризису начала 1990-х. В 1992-м после резкой девальвации кроны крупнейшие банки страны пришлось национализировать. Тогда Швеция пережила тяжелую рецессию, дефицит бюджета достиг в 1994 году вполне «греческих» 15% ВВП, резко возросла безработица.

Вторая половина 1990-х стала временем разворота экономической политики. Санация банков прошла жестко и грамотно: решено было защищать не акционеров — лишь вкладчиков и держателей облигаций. Кроме того, все плохие активы банков были быстро распроданы для сокращения издержек бюджета. С высокой инфляцией стал бороться шведский ЦБ: Риксбанк впервые в истории прибегнул к политике инфляционного таргетирования. Бюджетная безответственность сменилась безжалостным сокращением госрасходов, доходивших в середине 1990-х до 7-8% ВВП.

В итоге Швеция, в отличие от еврозоны, приучила себя к строгой бюджетной дисциплине. В хорошие с экономической точки зрения годы от правительства требовался существенный профицит, который помогал стране снизить государственный долг. Кроме того, контрциклическая бюджетная политика позволяла не допускать излишнего перегрева экономики.

Одновременно был запущен процесс приватизации и дерегулирования многих рынков. Сейчас около 90% всех шведских предприятий находятся в частных руках. Снижение социальных пособий сопровождалось снижением налогов. Общий уровень налогового бремени в стране неуклонно снижался и в итоге упал с пика 1987-го в 52,1% ВВП до 44,2% ВВП в 2012-м. Теперь Швеция в этой системе координат далеко не самая социалистическая страна Европы — во Франции, Бельгии и Дании уровень налогов выше.

Изменился и рынок труда. Государство редко вмешивается в трудовые споры и не определяет минимального уровня зарплат, все это отдано на откуп федерациям работодателей и профсоюзам. Индекс защиты наемного труда, рассчитываемый ОЭСР, показывает, что наемные рабочие в Швеции защищены от увольнения похуже, чем в большинстве стран ОЭСР. Нет халявы, как в Греции или Испании, где работника, оформленного по постоянному контракту, практически невозможно уволить. Средний уровень защиты работников позволяет бизнесу более гибко подходить к вопросу найма и увольнения персонала. В Испании, к примеру, наем новых работников по постоянным контрактам вообще прекратился — потом их не уволить. Щедрое пособие по безработице — тоже не шведская политика. Безработных стараются возвращать к труду, помогают искать новое место, привлекают к общественным работам.

Экологизм и прагматизм

Шведский социализм не умер, скорее трансформировался. Некоторые прагматичные элементы остались, другие исчезли. Чего стоит, например, такое достижение, как рост рождаемости и вместе с тем высочайшая доля женщин на рынке труда. Как достигнуть этих вроде бы противоположных целей одновременно? Просто: выплачивать полное пособие по рождению второго ребенка, только если он родился в интервале 2,5 лет от рождения первого. Поэтому многие женщины тут же рожают второго ребенка, сокращая разрыв между родами до минимума. И не успевают сильно оторваться от карьеры.

Место социализма занял «экологизм», почти религиозная озабоченность проблемами природы и отношения человека к ней. Новая парадигма вполне рациональна с экономической точки зрения. Швеция достигла успехов в реализации многих «чистых» и энергосберегающих технологий. А культ технических профессий способствовала успехам в хай-теке. В индексе технической сложности экспорта (ECI), который рассчитывает MIT, Швеция занимает четвертое место в мире. В индексе глобальной конкурентоспособности (GCI) от World Economic Forum — тоже. Диверсификация экономики очень высока, развиты робототехника (ASEA/ABB), машиностроение (Volvo, Saab, Scania), высокотехнологическое строительство и архитектура, электроника (Eriksson), перерабатывающая промышленность, химия (Dyno Nobel), бумажное производство, дизайн, легкая и пищевая промышленности. В стокгольмских магазинах доминируют шведские бренды — от игрушек до одежды, техники и мебели (IKEA).

Сейчас шведы очень дорого платят за свое желание избавиться от «грязной» экономики, стимулируя энергоэффективные производства и инновации. Но именно эти технологии рано или поздно станут основой новой экономики. Покупая фьючерсы на нефть, инвесторы продают человеческий ум и изобретательность. Ставка на инженерный гений, трудовую этику и дерегулированную экономику кажется шведам более оправданной.

Александр ЗОТИН, «Деньги»