Что такое Патриархальная семья и отношения на самом деле?

На модерации Отложенный

Мы много говорим о патриархальном обществе и браке. Но по моему глубочайшему убеждению крайне мало кто осознает, понимает, что такое патриархальный брак на самом деле. Каким он был? Каким было положение в семье женщин, детей?

Предлагаю обратиться к тем людям и источникам, кто видели, застали, могут свидетельствовать, а также официальным государственным документам. В своей статье я ссылаюсь на статью Екатерины Беляковой, кандидата исторических наук «Бабьи стоны», которая была посвящена проблеме разводов в Российской Империи и ссылается на большое число источников, записок, стенограмм и статей изданных еще в конце 19 века. Полный текст здесь http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1329&n=54

 

Ни Византия, ни Древняя Русь не знали столь ограничительных законов о разводе, как Россия в XIX веке. На протяжении XVIII — начала XIX века происходило ужесточение законов о разводе. С середины XIX века не смолкали голоса, требовавшие изменить российское законодательство о браке и разводе. Как это ни парадоксально, с требованием допустить развод выступили не развратники, а мировые судьи (как известно, эту выборную должность занимали люди, пользовавшиеся несомненным авторитетом в обществе) с целью предотвратить «бытовые преступления».

Прислушаемся к мнению мирового судьи Я. Лудмера, чья статья в «Юридическом вестнике» получила широкий отклик и ни одного опровержения. «Ни одно судебное учреждение не может в пределах нашего законодательства оградить женщину от дурного и жестокого обращения с нею.

И только тогда, когда «терпеть нет уже моченьки», когда уже на ней, как говорится, нет ни одного живого места, она, избитая и изможденная, нередко с вырванной мужем косой в руках, плетется к мировому судье в надежде, что он защитит ее если не формально, то хоть своим авторитетом».

К Лудмеру обращались женщины, чьи мужья зверски их избивали, но единственное, что мог сделать мировой судья, приговорить супруга к нескольким дням ареста. Но после такого ареста муж, как правило, еще сильнее избивал свою жену. Лудмер приводит случай с женщиной, которую муж-сифилитик избивал со словами: «Иссушу тебя, буду сушить, пока в землю не вколочу, из моей власти не выбьешься … Я объяснил ей всю безысходность ее положения, в смысле абсолютной невозможности развода». Судья все же сделал попытку спасти женщину, взяв с мужа подписку оставить жену в покое вплоть до излечения, однако вышестоящая судебная инстанция признала такую подписку незаконной. «Другими словами, дан был полный простор насильственному и притом сознательному заражению одного лица другим во имя «святости брака».

На статью Лудмера откликнулся Д. Бобров, имевший 15 летний опыт работы судебным следователем. Он писал об отсутствии у женщин, да и у судей, к которым они обращаются за помощью, законных возможностей для борьбы с жестокостью мужей.

«Я состою с 1870 года исправляющим должность судебного следователя, и первое время своей служебной деятельности употреблял много усилий к тому, чтобы поддержать женщину в борьбе с извергом-мужем. Но что значит усилие подобных мне деятелей против условий жизни! Сама жизнь поставила женщину в зависимое положение, и мать семейства вынуждена переносить самый грубейший деспотизм ради сохранения главного добытчика, хотя бы и изверга-супруга»

Бобров утверждал, что не существует статистики, которая бы фиксировала смерть и увечья женщин от жестокого обращения с ними супругов, а также обращал внимание на полную безнаказанность мужей в этих случаях. В качестве примера он приводил историю расследования по делу одной крестьянки, которая была похоронена как умершая от простуды. Лишь по настоятельным жалобам ее снохи было произведено вскрытие могилы и обнаружилось, что у умершей была выдрана со скальпом половина косы (лежала рядом), крестец в нескольких местах был проломлен тяжелым острым предметом, переломаны ребра. Священник, чтобы не иметь лишних хлопот, спокойно похоронил замученную мужем женщину, не возбуждая никакого дела против мужа-убийцы.

 

Множество фактов, когда мужья забивали своих жен до смерти, приведено и в статье Верещагина «О бабьих стонах». Автор отмечал, что такое отношение к женам характерно исключительно для русских крестьян: «Посмотрите теперь, как татарин холит свою жену: в дому — лучшее ей помещение и всегда ей перина, почему и не валяется она на полу на чем пришлось; чистота везде и почет, а не то чтоб бить с утра до утра.

Едут в гости — муж усадит жену на подушки и не позволит встать отворить полевые ворота. Подобное же отношение между супругами и у чуваш и черемис (только живут они очень грязно). Процессов или жалоб на жестокое обращение, по крайней мере, я не слыхал. Не то у русского. Баба паши, баба коси, баба сгребай сено, баба жни, баба правь все женские работы и убирай все по хозяйству, даже дрова руби. Едут в гости, — баба отвори ворота, поправь лошадь, пьяного спать уложи… Хорошее и гуманное отношение с женой у русского — исключение, а у иноверцев наоборот».

 

Страшным бичом для деревни было пьянство. Как правило, оно сопровождалось и издевательствами над женщиной. Вот отрывок из письма крестьянки Марьи Васильевны Татариновой, представленного митрополитом Антонием (Храповицким) императору Николаю II: «Я сама выросла в такой семье (где пил отец. — Авт.), страшно вспомнить свое несчастное детство, когда являлся отец пьяный, избивал нашу мать и все, что было в доме, не щадя даже нас, малюток, а какую мы несли бедность, питаясь чуть не подаянием, потому что наша мать содержала нас своими трудами, а пьяный отец, доходивший до озверения, отнимал у нас все побоями, силой и негде было искать защиты; так велось всюду».

Понятно, что невозможно дать статистику этих преступлений, потому что они не квалифицировались как уголовные. Единственной общественной организацией, которая могла хоть как-то влиять на семейную жизнь крестьян, были волостные суды, но они не справлялись с ситуацией.

Дело было не только в том, что волостные суды не обладали средствами для наказания мужа. Проблема состояла в определенном отношении самих членов суда к проблеме повиновения жены мужу и к объему власти мужей. Как отмечал Н. Лазовский, «волостные суды иногда отказываются от разбирательства самых очевидных дел, руководствуясь тем патриархальным принципом, что «муж считается старшим над женой и имеет право ее наказывать» и что «муж даром бить свою жену не станет, а если бьет, — значит, она того стоит». Другая причина отказов в разбирательстве жалоб жены заключается в том, что волостные суды разделяют преобладающий в народе взгляд на жену как на животную рабочую силу, поступающую в собственность мужа, как на рабу, вещь; поэтому и наказанием мужа за жестокое обращение с женой приноравливается так, чтобы не слишком унизить его в глазах жены, а также не повредить его экономическим интересам»

 

И все же даже волостные суды приговаривали иногда супругов к раздельному жительству. Идя в суд, крестьянки надеялись не на «перевоспитание» мужа (как свидетельствуют все авторы, обращались лишь тогда, когда всякая надежда уже потеряна и следующая стадия — петля), а на возможность получить развод, но именно в этом им и отказывали; до смерти (пусть и насильственной) они должны были соблюдать «святость» брака.

Пыталась ли бороться церковь с этой бедой? Характерно, что мы не находим в многочисленных публикациях мировых судей упоминаний о вмешательстве церковной власти в защиту истязаемых женщин (хотя имеются сведения, что священники в ряде случаев покрывали убийства мужьями своих жен).

Однако размеры безобразий в семьях приняли такой характер, что появляются даже церковные определения по поводу жестокости мужей. Характерно, что поводом к вынесению определения Самарской Духовной Консистории стало не само жестокое обращение, а покушение женщины на самоубийство, так как этот случай и подлежал ведению духовного суда. В резолюции архиерея было сказано, что наказанию должна быть подвергнута не только несчастная, доведенная до отчаяния, но и ее муж, которому вменяется в обязанность класть в день по три (!) поклона.

Хотим ли мы такого патриархата? Готовы ли женщины рисковать жизнью своей и детей ради того, чтобы мужчина мог чувствовать себя Повелителем и Госопдином? Или все же нам стоит проститься с идеей Патриарха, как мы простились к крепостным правом (хоты у общественности были возражения) и искать другие пути построения гармоничных отношений?