ПРОКАРКАЛ…( как на душу легло)

   Встало Солнце, а вместе с ним встал и Вадим Сергеевич. Вышел на балкон. Закурил сигарету, не докурив, смял ее и вернулся в комнату. Лег на кровать, а потом снова на балкон и за сигарету. И так несколько раз.

   Не выдержал, вышел на улицу. Тихо вокруг, да в душе Вадима Сергеевича не тишина. А как бы хлюпает душа. Словно слякоть в ней, и кто-то по слякоти идет.

   Вишенки цветут, одуванчики из-под  земли на волю пробиваются, сирень распускается…, да все это мимо души Вадима Сергеевича. Неспокойные, тревожные мысли, а «взять» их в кулак не получается. И до того гнут они его, что готов он бежать, но куда и сам не знает. Ведь от себя не убежишь. Разве что закрыть себя раз и навсегда.

   А ведь раньше были мысли другие. Злые. Недобрые. Порой доходящие до ненависти и крайности. Убить и освободиться от ежедневного кошмара. Не тащить же до конца эту боль, потому что боль и может стать  концом. Так и стоял бы Вадим Сергеевич, не двигаясь, убеждая себя, что это всего лишь сон, что он пройдет, что это только кажется и чудится ему от усталости, если бы не голос соседа  Игоря.

   Он не здоровается. Отвыкли они здороваться, потому что затянуло их в общую беду. Не до: привет, привет…

- Что, Вадим. Завтра?

   А Игорь знает, что завтра. Да и как не знать, если у Игоря  с Вадимом Сергеевичем один и тот же узелок. Не вместе они его завязывали, а получилось так, что как бы и вместе.

- Да, завтра.  Не знаю, что и делать. Идти  и говорить или пустить все так, как есть?

- Я тебе не советчик, - вздыхает Игорь. -   Сам знаешь. Да все знают в нашем доме. От людей ничего не скроешь. Как тихо не живи, как не прячь, всё равно догадаются. А что скрывать? Разве это поможет?

   А у Игоря не лучше, чем у Вадима Сергеевича.  Заплатит сто тысяч, закодируют сына от наркотиков на два, три месяца, а когда проходят эти месяцы, сын снова срывается, опять сто тысяч и так несколько лет подряд.

   А что дальше? Игорь и сам не знает. Говорит: хоть передышка какая – то есть. А передышка  по -  всякому может  кончиться.  Иногда так, что потом ни передышки, ни какой беды уже не будет.

- В нашем подъезде, - говорит Игорь, глядя на дом, - еще один  появился. Сын Людмилы Ворониной. Бьются отец и мать, а толка никакого. Всё по барабану. – Он отрывает взгляд от дома и бросает на Вадима Сергеевича. -  Сломала нас Вадим молодежь. Того глядишь и доломает. Ты и сажал на десять суток своего и дружков своих бывших военных подключал, а ничего не добился. Докатилось дело до суда.

   Подключал Вадим Сергеевич своих друзей,  встречался с начальником городской  криминальной полиции полковником Ершовым.

   Поговорил он с Ершовым.

- Посадить я его могу посадить, - сказал Ершов. -  За что? Для наркоманов всегда найдется. Уже то, что они наркоманы, их сажать нужно. Они уже почти весь наш город сожрали, но вылечить нет. Отделись от него. Пусть сам живет. У нашего начальника полиции – УВД -  сын был наркоман. Ничего не смог сделать. Умер от передозировки.

   Встречался Вадим Сергеевич с Ершовым и во второй раз, когда на сына уже дело завели. Поснимал тайком деньги с банковских карточек матери на дозы.

- Боюсь я за него, - сказал Вадим Сергеевич. – Тюрьма все - таки.

- Что ты боишься, да боишься, - ответил Ершов, -  Толком скажи, что делать?

- Не знаю, - ответил Вадим Сергеевич. – Не знаю

   На том разговор и закончился.

   Игорю лет пятьдесят, почти на двадцать лет моложе Вадима Сергеевича, рост почти под два метра, не раз трещал сын Сашка от его кулаков. Потрещит, потрещит и опять за старое. Посочувствуют Игорю, повздыхают и дальше пойдут, а кто и мимо пройдет.  А зачем чужую беду на себя взваливать, тут порой и своя добивает.

- Власть поганая, - ругает  Игорь власть, он  уверен, что она  посбивала с ног молодых. – Ей наши руки, мозги, да горбы нужны, а души ни к чему.

- Власть то власть, - отвечает Вадим Сергеевич, - да в первую очередь виноваты мы, наверное, сами.  За недобрые дела расплачиваться нужно.

- Тебе то, за что расплачиваться? – удивляется Игорь. -  Воевал, машины для сыновей покупал, квартирами обеспечил. Беззаботно жили…

- Это все сверху, Игорь,  пена, - переменил  Вадим Сергеевич свое мнение, а раньше дул в такую же дуду, как и Игорь. -  Это то, что видно невооружённым глазом.

А вот что под ними, то сокрыто.

   Игорь отмалчивается. Видимо, зацепили его слова Вадима Сергеевича, а потом говорит.

- Не наговаривай на себя.  От этого ничего не поменяется. Как будет завтра, так и будет. Не ходи ни к кому. Дадут срок, так тому и быть. Может в нашей жизни всё уже заказано.

- Я же отец, - не принимает слова Игоря  Вадим Сергеевич. -  Тебе легко говорить: посадят. А дальше что? Неизвестность. Выйдет, может быть, еще хуже станет или искалечат в тюрьме.  А внучке, что скажу. А сам себе, что я говорить буду? Ты же боролся, боролся с Сашкой, а потом не выдержал, и пить стал. После что-то тебя на ноги снова поставило.

- А что поставило. Подумал, подумал. Буду пить, то к одному горю прибавлю другое, а там, глядишь, и третье примкнет. Жена. Одна беда притягивает другую. Вот и бросил.

   Игорь уходит. Нужно на работу. Он личный водитель какого – то предпринимателя. Отвозит его детей в школу. Забирает домой. Катает  жену шефа по магазинам, салонам красоты…

   А в чём винит себя Вадим Сергеевич? Есть в чем. Раньше оправдывал свои поступки молодостью, ну, молодость, ошибся, провинился…, расхожие оправдания и думки расхожие, что все  уйдет с годами. Сотрется.

   Да. Может уйти, стереться, но прежде, чем уйти, может иногда так душу поломать, что как бы и было что-то в ней, а вот ничего не осталось.

   Так получилось и у Вадима Сергеевича. Оказывается не ушло, не стерлось, а стерегло, ждало своего момента. Дождалось и достало.

    А ведь говорила ему мать, когда он после окончания «Вышки» уезжал за границу. Да отмахнулся Вадим  тогда  от слов матери, но запомнил их. Простые они были, но с душой сказанные.

- Не делай недобрых дел, сынок. Расплачиваться будешь. Храни семью, люби жену, детей, не отворачивайся от них, чтобы они чувствовали твою душу, а ты ее не пачкай, не тряпка она, не отстираешь, не работа твоя главное, а семья. Упустишь ее, с годами пристегнется к тебе беда.

   И пристегнулась.

   Отбивался, оправдывался вначале Вадим Сергеевич материальным благополучием, а в душу семьи не заглядывал. Да и свою душу пустил на самотёк. А вот сейчас и схлестнулись его душа, да душа семьи.

   Копнулся в себе Вадим Сергеевич, когда беда со старшим сыном налетела. Повинил власть, поклял её, себя пооправдывал, краешком зацепил, а потом и увидел, что  душу свою он никогда не отдавал семье, к другим она прилипала, иногда приходилось с треском ее отдирать, было от чего, думал, что свои никуда не денутся, потому что свои,  а что семье оставалось? Слова.  А что слова без души.

- Учитесь сыновья, я в ваши годы…

   И поехало, покатило: в ваши годы, да в ваши годы…

   Слова пустые. Высказался, а душой отвернулся. Прокаркал. Вот и расплачивается за свое карканье.

   Готов любую цену заплатить? Да нет такой цены, чтобы  поправить искалеченную душу сына. Даже своя собственная душа в цену не годиться. На суде всё выложил бы о себе. А в ответ, что судья скажет.

- Это к делу не относится.

   Не будешь же ему доказывать, что ещё, как относится. Что не его сына, а душу Вадима Сергеевича судить нужно.

   Вадим Сергеевич человек не верующий. А тут схватила его, как показалось ему, вера за сердце. Она и раньше хватала его на войне: Господи, помоги, оставь жить, а когда выкарабкивался, забывал. Да ведь это, может быть, только  показалось ему, что вера.

   « А если это обыкновенный страх за сына, - думает он. -  А пройдет страх, прокатится, а вместе с ним и вера укатится. И душа останется прежней. Сначала то ли радостью, то ли болью забьется, смотря, какой приговор будет, а потом все пройдет, потому что   ты, Вадим Сергеевич, не только своего старшего сына прокаркал, но и всю семью, и душу свою».

   Вадим Сергеевич не выдерживает стоять. Идет к лавочке и садится.

   Из дома выходит сын и подходит к Вадиму Сергеевичу.

- Ну, что, отец, - дрогнувшим голосом говорит он. – Завтра после суда в Каширку и годика на два.

- Есть еще кассация, - хрипло отвечает Вадим Сергеевич. – Я ещё сегодня к судье схожу.

- Как хочешь, - отвечает сын и уходит.

   Вадим Сергеевич  остается один. А в голове крутится: два годика  и прокаркал…, и душа хлюпает, как будто за жизнь свою одной только слякоти в нее и набрал….