Сурков: политическая магия и ее разоблачение

В чем состояла историческая роль «серого кардинала» российской политики

Растянувшийся на полтора года спуск Владислава Суркова с вершин российского политического олимпа означает, что нулевые окончательно ушли в прошлое. «РР» вспоминает главные вехи, связанные с деятельностью идеолога первого путинского десятилетия, пытаясь понять, в чем секрет его политического успеха тогда и ухода сейчас.

Изобретение суверенной демократии

Цитата: «Допустимо определить суверенную демократию как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими».
 

Бывший вице-премьер всегда скромно отказывался от чести считаться автором концепции суверенной демократии. «Это отнюдь не доморощенная затея, — писал он осенью 2006 года в статье ”Национализация будущего“. — Напротив, это широко распространенное и признанное практикующими политиками понятие».

Дальше он приводит несколько цитат из американских и европейских политиков. Но иноязычные страницы в Википедии не дают обмануться: в широкий оборот термин был введен именно стараниями россиянина Суркова. И это на самом деле вполне понятно. Как понятна и попытка автора ввести свое творение в мировой идейный контекст.

Цель суверенной демократии, по сути, состояла в том, чтобы примирить либеральную модернизацию с изоляционистскими настроениями значительной части народа и элит. Внутрь страны посылался сигнал о том, что реформаторский курс в основе своей национален (ключевое слово — «суверенная»), а за ее пределы — что он лежит в русле «нормальных», то есть западных, понятий (ключевое слово — «демократия»).

Проблема, однако, заключалась в том, что, претендуя на роль новой российской идеологии, суверенная демократия была в лучшем случае идейным суррогатом. А точнее, реакцией на так называемые цветные революции середины нулевых.

В отличие от полноценной идеологии, которая представляет собой универсальный способ мышления по любому социально-политическому вопросу, суверенная демократия отвечала только на один вопрос: как избежать тлетворного иностранного влияния на национальную политику? В той же статье «Национализация будущего» Сурков много, подробно и убедительно рассуждает о том, как важно опираться на собственные интересы в вопросе национального строительства. Но в чем именно эти интересы состоят, как должна быть устроена демократия изнутри, он пишет весьма расплывчато, по большей части в форме популистских лозунгов.

Сурков все-таки политтехнолог, а не философ-идеолог. Именно поэтому его идеологическая конструкция оказалась конъюнктурной и в конечном счете довольно хрупкой. Впрочем, в ней заложен потенциал, который еще может быть использован. Нужно только в определении «суверенная» акцентировать внимание не на свободе от внешних влияний, а на сохранении и развитии России как безусловной ценности для любого политического движения. И тогда суверенная демократия могла бы стать основой, общим языком новой российской политики.
 

Борьба с «цветными революциями»

Цитата: «На территории России возможно все... Есть люди, которые очень хотели бы, чтобы у нас это произошло. Я этого не хочу и буду делать все, чтобы это не случилось. По сути, “цветные революции” революциями не являются. Это подмена понятий. “Цветные революции” — это борьба внешних сил за власть в регионе и смена одного центра силы на другой. Граждане России должны сами определять и решать свою судьбу».
 

В тесной связи с идейными исканиями Суркова находится возглавленная им борьба с «оранжевой чумой», начавшаяся после киевского Майдана. Ради того чтобы не допустить украинский сценарий на Красной площади, был предпринят целый ряд «оборонительных мероприятий»: создано молодежное движение «Наши» (на тот случай, если оппозиционеры попытаются мобилизовать городскую молодежь на свою сторону), резко ужесточены правила регистрации партий (чтобы оппозиция не смогла тихо и спокойно развивать свои организационные структуры), отменены выборы губернаторов (чтобы поставить под максимальный контроль региональные элиты).

В 2008 году на форуме «Наших» Сурков победно объявил о том, что «угроза импортных потрясений преодолена». Сегодня, после событий 2011–2012 годов, эти заявления нуждаются не столько в полной ревизии, сколько в новой рефлексии. Ведь многотысячные митинги и марши в центре столицы вполне убедительно продемонстрировали, что простое подмораживание политической жизни в сочетании с экономическим кризисом оборачивается взрывоопасным ростом социального напряжения.

С другой стороны, прав и Сурков, недавно отметивший, что политическая система в итоге справилась с брошенным ей «рассерженными горожанами» вызовом. Но ведь и справилась не силами готовившейся именно на этот случай прокремлевской «продвинутой» молодежи, а благодаря мобилизации антизападно настроенных групп населения, частичным уступкам оппозиции на первом этапе и резким ужесточением политического режима в дальнейшем.

Это уже не заслуга Суркова. Его задачей было не допустить Болотной площади, он с ней не справился. Вопрос в том, только ли его это вина или неизбежное стечение исторических обстоятельств.
 

Попытка создать двухпартийную систему

Цитата: «На мой взгляд, самым большим пороком, сложившимся в политической системе, является то, что она покоится на ресурсе одного человека и, как следствие, одной партии… Проблема в том, что нет альтернативной крупной партии, нет у общества ”второй ноги“, на которую можно переступить, когда первая затекла. Это делает систему неустойчивой».
 

Философ Александр Дугин называет Суркова «хозяином дискурса», имея в виду, что именно всемогущий «серый кардинал» на протяжении целого десятилетия определял, что в российской политике является поощряемым и допустимым, а что — маргинальным и категорически запрещенным.

Борясь с угрозой «цветных революций», Сурков, по-видимому, хорошо понимал, что одного лишь упрощения системы недостаточно. Слишком много поощряется, примерно столько же маргинализируется, а места для «допустимого», то есть реально независимого, катастрофически не хватает. Во всяком случае, именно на такие умонастроения указывают многочисленные попытки Суркова создать в России двухпартийную систему.

Пресловутую «вторую ногу» в администрации президента начали искать еще при раннем Путине, который в 1999 году оказывал явные знаки внимания не только созданному под него же «Единству», но и Союзу правых сил. Через четыре года задача изменилась, перетянуть на свою сторону требовалось уже не правый, а левопатриотический электорат, и на свет появился блок «Родина».

Спустя пару лет его сменила «Справедливая Россия». Между делом же обсуждался вариант, при котором расправит правые и левые крылья сама «Единая Россия». Наконец, последним партийным проектом Суркова стало либеральное «Правое дело» во главе с Михаилом Прохоровым, который внезапно рассорился со своим кремлевским куратором буквально за три месяца до выборов, лишившись в итоге и партии, и места в Думе.

Все это партийное творчество свидетельствует о том, что в голове Суркова было довольно четкое понимание, что российский политический ландшафт нуждается в структуризации, которая позволила бы избежать застоя и порожденного им напряжения. В то же время бросается в глаза и сиюминутность этих попыток: каждая из «вторых ног» пришивалась партийной системе под очередные выборы, а не под системные задачи.

Понятно, что Суркову как политтехнологу работать в таких условиях было вполне комфортно. Но, возможно, не только в этом дело. Мы вновь должны задаться вопросом об исторических условиях, в которых работал Сурков.

Для того чтобы возникла дееспособная вторая партия, политическая элита должна быть готова «разделиться в себе» и решать свои противоречия не кулуарно, а в открытом политическом соревновании. Сурков делал довольно много для того, чтобы это стало возможным без ущерба для стабильности политической системы, однако подготовленные им декорации оказались лучше актеров, которые в них играли.