Свадьба

Вот я и говорю, - сказала баба Сима, перетягивая клюкой по спине девушку с белой ленточкой в грудях, - Работать нужно в колхозе, а не шаромыжничать на митингах в проклятых городах!

- Бабушка, что вы себе позволяете?! – вскричали гости (дело было на свадьбе, где баба Сима была первым номером, ибо женили ее правнука).

- Закройте рты, поросята! – продолжала бабушка, – Кем вы себя возомнили? Может, людьми? Я вам скажу кто вы! Сказать?

- Не надо! - взмолилась вся свадьба.

- Сегодня, когда этот оболтус, - баба Сима показала палкой на жениха-правнука, - Вел в церковь вот эту вот (она перевела клюку на невесту), я окончательно убедилась, что надежды больше нет. У вас, гламурных тараканов, нет ничего святого! Хиханьки, хаханьки… Тьфу, б…ь!

- Да что же это творится такое! - вскричали опять люди.

- Слушайте далее, - сказала бабушка, выпивая рюмку водки и закусывая черным хлебушком с кружком лука, - Я не верю в Бога. Не верю потому, что у меня в кармане партбилет лежит. Мне не полагается верить в Бога. Но, когда, бывало, гансы нащупывали артиллерией нашу траншею – очень верила. Молилась. Партбилет, помню, к сердцу прижмешь, а Бога просишь, что б в живых дозволил остаться. Такая вот вера стальная была! И еще просила, что б пулемет не заклинило – что бы свинца побольше фашистам в живот вогнать. Бывало, возьмешь прицел на ноль – столько их в рожь валится. А потом прицел убавить – веером по земле! Только слышно, как в каски пуля бьет… Кровь свежую, за 200-ти метров слышно!

- У нас здесь свадьба или клуб “Ворошиловский стрелок”? - воскликнул из дальнего стола, какой-то дядя.

- У вас здесь мусорная яма, которую побрызгали одеколоном. Ты кто, дрючок?

- Я? – вставая из-за стола, спросил дядя, - Я – человек! И попрошу вас не…

- Ты не человек, а пыльца влажная.

Молочница! Знаю тебя – был директором колхоза “Динамо”, а потом продал теплицы китайцам и стал оппозиционером! На тебе, Чупряков, клейма ставить негде! Ворюга, ты, бессовестная! Ведь тоже в партии был?!

- Попрошу…

- Проси у других – мы не простим. Веревка тебе уже уготовлена, сучий сын.

- Это…

- Знаю, ходишь сейчас, плешивый обормот, по всяким сборищам – шариками белыми трясешь. Перековался быстро, падаль подлая.

- Да! – вдруг вскричала девушка, которую баба Сима в самом начале достала палкой, - Мы за свободу! Мы не рабы! А вы – старорежимные путинские рабы!

- Путин тоже прохиндей, - согласилась баба Сима, наливая себе в кружку вермута, - Но гнилей вашего скопления, я не видывала никогда. Гад на гаде! Сука, на суке! Говорите – за свободу? Мне смешно это слышать. Рожала ли ты сиповка, хоть разок? Нет? Тогда укрой свой рот, которым ты в холостую, не во благо Родины, похотливишь с мужчинами. Да. Помню…

Зал заткнул уши, а девушка с белыми лентами, в слезах, убежала прочь.

- Помню, ребята уходили на фронт. Еще по первому призыву. Вот мы плакали! Плакали от того, что сердце рвалось!

- Когда я вырасту, - сказал шестилетний мальчик (праправнучек бабы Симы), - Я буду летать на МиГ-29 и убивать проклятых америкосов. Поскорей бы мне только вырасти!

- Видите? - спросила зал бабушка, - Дитя, вроде неразумное, а уже по совести живет. Русский человек растет! Давайте, включайте уже музыку – устала я вашу гнилую болтовню слушать.

Тамада включил “По полю с конем”.

Когда песня закончилась, баба Сима вытерла слезы умиления и вновь обратилась к гостям:

- Зубами за это рвать буду!!!

- Эй, товарищ! - обратилась она к тамаде, - Давай еще раз заведи – душа просит!

И свадьба продолжалась.