Право на стыд: почему образованные русские критикуют Россию

Рефлексия по поводу собственного образа в мире характерна для многих стран догоняющего развития

В давние времена бытовал анекдот о шестом чувстве советского человека — «чувстве глубокого удовлетворения» при ознакомлении с материалами очередного пленума ЦК. Те времена прошли, и с ними удовлетворение. Теперь на роль шестого чувства русских все чаще претендует чувство стыда.

В этом ключе выступил писатель Михаил Шишкин, отказавшийся представлять Россию на книжной ярмарке в Нью-Йорке, заявив британской The Guardian: «Мне как русскому и гражданину России стыдно за то, что происходит в моей стране… Страна, где власть захватил коррумпированный криминальный режим, где государство представляет собой воровскую пирамиду, где выборы превращены в фарс, где суды обслуживают власть, а не закон, где есть политические заключенные, где государственное телевидение занимается проституцией, где кучка самозванцев принимает безумные законы, возвращающие нас всех в Средневековье, — такая страна не может быть моей Россией».
В нашу циничную эпоху одни сочли высказывания Шишкина самопиаром и подготовкой почвы к Нобелевской премии, другие поставили автору на вид его место жительства (Шишкин уже 15 лет живет преимущественно в Швейцарии): нельзя-де критиковать Россию, не испытывая на себе всех свинцовых прелестей русской жизни. Но помимо прагматики и географии высказывания — кому можно стыдиться, где и с какой целью — никто не оспорил его по существу.

Споры вокруг заявлений Шишкина вскрыли важный пласт русской культуры: критика России как особый жанр русской мысли, с последующими обвинениями критикующего в непатриотичности и русофобии.

Стыд за Россию имеет глубокие историческую корни, восходящие едва ли не к первым нашим контактам с Западом и уж точно к петровской модернизации. Первым, кто сформулировал это чувство, был Петр Чаадаев. А вслед за ним все наше западничество вплоть до его крайнего извода, большевиков: Ленин и Сталин многократно подчеркивали свою ненависть к закоснелой мужицкой Руси.

Россия в этом смысле не одинока. Стыд за свою страну характерен для стран догоняющей модернизации, например Польши (Витольд Гомбрович), Турции (Орхан Памук) или даже Германии (от Томаса Манна до Гюнтера Грасса). В этом смысле двойником России является Финляндия — еще одна северная страна с мнительностью и склонностью к самокопанию: нередко стоит пропустить в компании финнов по паре стаканчиков, как поднимается вопрос: «А так ли мы плохи, как о нас говорят?» А в известном анекдоте о том, что каждая нация думает, глядя на слона (американец — «слоны и деньги», француз — «слоны и любовь», немец — «слоны и армия»), финн смотрит на слона и думает: «А что слон думает обо мне?»

И в то же время такого типа рефлексия почти не свойственна лидерам мирового капитализма последних столетий — Голландии, Англии, США.



В Америке системные критики типа Ноама Хомского или Майкла Мура водятся только в леволиберальных университетских кругах, но не представляют мейнстрим. У нас же наоборот: патриотизм, как правило, казенный или массовый во время народных войн, а в мирное время нормой является стыд за державу: «немытая Россия», «тюрьма народов», «совок», «драная Рашка», «эта страна».

Дискурс стыда характерен прежде всего для образованного класса — что в Турции, что в России. Более того, способность к критическому взгляду (не только на свою страну, но и на себя самого) является социальным и культурным маркером. И здесь, наверное, дело в том, что начиная с петровских времен элита чувствует себя чужой у себя на родине, потому что живет за счет импортированных идей, институтов, да и просто импортных товаров. Стыд за Россию — это еще и стыд за собственную неприкаянность в «этой стране», из этого чувства родилась и русская революция, и русская литература.

Стыд — это не русофобия культурной элиты, а особый вид русской рефлексии (чуть не написал — хандры), способность к критическому мышлению и трезвой самооценке.

И если Шишкин когда-то получит Нобелевскую премию, он продолжит традицию русских литераторов — Бунина, Пастернака, Солженицына, Бродского (не забудем и Шолохова, описавшего трагедию расказачивания), которые с болью смотрели на свою родину, потому что любили ее. Стыдиться можно только того, что любишь, о чем переживаешь, к чему принадлежишь. В путинской России стыд за страну куда патриотичнее гордости — и гораздо нужнее в исторической перспективе.