Константин Лебедев: «Я себя предателем не чувствую»

На прошлой неделе суд признал Константина Лебедева одним из организаторов беспорядков на Болотной площади 6 мая, а оппозиция признала его предателем. Заключивший сделку со следствием и приговоренный к 2,5 годам колонии Лебедев рассказал Олесе Герасименко, как, где и с кем он планировал совершить революцию.

Обрадовались приговору?
Я ждал срок два-три года. Поэтому обжаловать пока не вижу смысла. Адвокат говорит, что просить об условно-досрочном освобождении смогу через год.

Что именно вы признали на сделке со следствием?
Я признал организацию массовых беспорядков 6 мая совместно с Сергеем Удальцовым, Леонидом Развозжаевым и Гиви Таргамадзе. Также я признал подготовку к будущим массовым беспорядкам в неопределенное время с теми же участниками.
Вас пытали?
Нет, меня не пытали.
Почему тогда вы решили пойти на сделку?
Я убедился, что у следствия есть исчерпывающие доказательства нашей вины. Увидел, что следствие получило явку Леонида Развозжаева. Она определила дальнейшую деятельность следствия, а так как Леня был посвящен полностью во все, то явка не оставила для следствия никаких серьезных пробелов.
Явка была написана до вашей сделки?
До моей сделки, разумеется. Мне о ней стало известно в 20-х числах октября, а мое соглашение со следствием датируется 7 ноября. Для меня очевидно, что вся эта история с судом, прокуратурой и СК — одна большая фикция. Я предполагал, что видео, прослушку телефонных разговоров и скайпа получили оперативной разработкой, и я прекрасно понимал, что решение на самом верху давно принято. И что независимо от того, как мы будем дергаться, все равно нас ждет обвинительный приговор. У меня был выбор такой: либо упереться рогом, и закончилось бы все очень печально, десятилетним максимальным сроком. Была альтернатива — признать очевидное, именно очевидное. Я ни слова в своих показаниях не соврал и никого не оговаривал. Я не дурак и понимаю, что им нужен был Удальцов. Я во всем сознался и добился отношения «Иди, мальчик, мы тебе по минимуму дадим, ты нам не интересен». Идти на рожон сломя голову, получать десятку и все равно никого этим не спасти — ну это был выбор, который достоин фанатика, но не разумного человека.
Из-за такой позиции многие люди называют вас предателем. Вы чувствуете себя предателем?
Я себя предателем в данном случае не чувствую. Люди, которые участвовали в этом деле, знали, на что идут, и знали, что такой результат возможен. Что касается всех участников этих массовых беспорядков, то я ни на кого показаний, которые могли бы привести к отягощению их участи, не давал. На Леню и Сережу — да, но это только наше дело. Мы знали, на что идем, и масштаб, который мы себе мыслили, предполагал серьезность последствий.
А какой вы масштаб мыслили?
Создание мощной левой партии, получение денег из-за рубежа, по крайней мере об этом говорил Таргамадзе, и в конце концов вхождение в органы власти. То есть фактически замена собой КПРФ с перспективой вывода Удальцова в политики федерального уровня.
Из этих планов тюремный срок не следует.
Нет, но мы понимаем, как власть относится к Удальцову и что выход людей на Сахарова власть очень напугал. Понятно, что организаторы этих мероприятий недвусмысленно заявляют, что текущий режим должен быть демонтирован. Вхождение Удальцова во власть предполагает, что со временем из этой власти будут выдавлены все другие люди, которые к этой власти шли через кровь и трупы и отдавать ее не намерены.
Откуда у вас вообще взялись политические амбиции?
Первый импульс был, как у многих других, любопытство. До прихода к коммунистам я просто сидел на лавочке во дворе и бухал. Маркса я стал читать уже после вступления в партию. Я был из небогатой семьи, как молодой человек, любил протест. Когда поработал в котельной, окончательно понял, что такое пролетариат. Потом я начал понимать, что пикетики, митинги не работают, и поехал за технологией на Майдан.
Как вы познакомились с Гиви Таргамадзе?
В 2005 году на Украине в конце Майдана. Я на протяжении нескольких месяцев участвовал в «оранжевой революции». Ребята из движения «Черная пора» начали мне доверять и познакомили со своими спонсорами и учителями — командой Таргамадзе. Потому что я не словом, а делом доказал, что на многое способен и многое могу.
Каким делом?
Ну мы организовывали толпы. Мы помогали выводить институты на улицы. Мы в конфликтах с донецкими ребятами говорили: «Мы из Москвы и против Путина». Во всех делах участвовали. А то вон Яшин туда тоже приезжал — на два часа, книжки раздарил и уехал. Я так работать не могу. Мне надо во всем разобраться.
Когда вы получили первые деньги от Таргамадзе и за что?
В 2006 году за работу в Белоруссии: я следил, как расходуют средства местные активисты. Задания были простые: проверить, расклеили ли плакаты, сколько на акции на самом деле было народу, поговорить с тем-то и тем-то человеком, передать инструкции. Так я туда и мотался: был въездной, они не въездные
Почему Таргамадзе вообще решил работать с вами — бывшим членом прокремлевской организации без высшего образования, но с коммунистическими взглядами?
Я считаю, что ребята из «Поры» сказали свое слово. А потом, если всех бояться, то никакого дела не сделаешь. Мы общались, они поняли, что я человек убежденный, с амбициями и знаю, что делать. То, что мы посвятили Майдану столько своего времени, для них было экзотикой, других таких людей тогда было мало.
Но все-таки он мало вас знал, а через год после знакомства уже давал вам деньги. Откуда такое большое доверие?
Это сложно объяснить. Так бывает. Ну и потом, первое время там были крохи.
Сколько вы получали за работу в Белоруссии?
Оплачивали все расходы на проживание и питание и давали за неделю работы около тысячи евро. Еще небольшие деньги платили за то, что я для них писал анализ политической ситуации в России.
Как пришли первые деньги от Таргамадзе в Россию?
Через созданное мною движение «Смена», эта организация полностью существовала на неофициальные гранты из Грузии и Европы.
Как Удальцов познакомился с Таргамадзе?
По инициативе Таргамадзе. Когда начались протесты после выборов в Госдуму в 2011 году, он очень возбудился и захотел в это дело влезть. Как же ему — и в стороне быть. Он мне говорил: «Мне очень нравится Удальцов». Я его понимал, хотя, надо подчеркнуть, у нас на тот момент с Серегой были очень плохие отношения. Они решили предложить ему денег, меня это устраивало: хоть мы с Серегой и в терках, как говорится, но это хоть что-то левое и хоть как-то можно влиять.
А Алексей Навальный Таргамадзе не был интересен?
Он спрашивал меня насчет Навального. Я ответил, что, мол, не вариант, он на это не пойдет. Он бы правда не пошел.
Потому что Навальный умнее Удальцова?
Просто у него не настолько чудовищная ситуация с ресурсами. Сейчас задним числом можно сказать: ну и зачем бы он все это сделал? Представь себе Серегу — известного, с нормальным количеством активистов, а денег не было вообще.

Он очень хотел личной политической независимости. Можно для поездки в Новосибирск запрячь принципиальность, честность и еще несколько коней, но далеко ты уедешь? Когда нас упрекают, что мы подставили честных людей, то мне хочется ответить: ребята, по-другому не бывает. Подпольная работа и фандрайзинг — часть жизни оппозиции. А вам знать об этом не обязательно.
Развозжаева с Удальцовым не смущало, что речь о деньгах, идущих из Грузии?
Как ни странно, нет. Помню, мы встретились в «Елках-Палках»: надо было решать, ехать на встречу или нет. Я им честно сказал: этот человек — глава комитета парламента Грузии по обороне и безопасности, это шаг в совершенно другой для нас мир, давайте подумаем, надо нам это или нет. Сейчас я думаю, не было бы там Лени — ничего бы не было. Он увидел возможность спокойно заниматься любимым делом — политикой, потому и стал самым активным лоббистом встречи с Таргамадзе. Если бы тогда мы думали не о деньгах на партию, а о том, что это дело нам всем грозит десятью годами отсидки, мы бы потупили глаза, встали и разошлись. Но мы разговаривали до беспорядков 6 мая. Более того, я уверен, что, случись эта история лет пять назад, мы бы отделались только фильмом, сколько их таких клепали. Мы бы утерлись и пошли бы дальше.
Сколько раз вы с Удальцовым и Развозжаевым встречались с Таргамадзе в Минске?
В таком составе три раза. Первый раз — в марте 2012 года. Приехали на машине депутата Ильи Пономарева, Леня на ней Удальцова везде возил. Приехали, познакомились, выпили. Попытались написать какую-то смету, но уж пьяные были. ... Потом мы ездили в июне и третий раз — в конце августа, из Литвы на машине с Василичем (Таргамадзе). Перед этим мы 26 бутылок вина вчетвером выпили за вечер в Литве. И тут Василич говорит: «Срочно едем в Минск, звони Сереге». Я, тоже пьяный, как-то невнятно позвонил Сереге, он под Брянском где-то был. За нами машина с дипломатическими номерами приехала. За руль садится пьянющий посол Грузии в Литве, который с нами эти бутылки и пил. И на скорости 140 км в час мы летим до границы. Там садимся в другую машину с дипномерами, уже, видимо, посла Грузии в Белоруссии. На ней приезжаем в квартиру, начинаем добухивать. Серега с Леней приехали на следующий день, и мы начали пить все вместе. Когда летели назад, я, сильно пьяный, в аэропорту боялся, что сейчас нас с Серегой кто-то на фотоаппарат заснимет. Стюардессы в ужасе были, я молился, чтобы они его не узнали.
Вам не кажется, что странно планировать революцию и так пить?
Это другая культура, не наша. С грузинами если не пьешь — ты им не друг. В этом невменяемом состоянии они дела и вели. Василич — это хронь, он реально алкоголик, разложившийся человек. Как активист и стратег он уже успокоился.
Запись какой встречи показали в фильме «Анатомия протеста» на НТВ?
Второй встречи. В июне. На ней было человек восемь, все время кто-то приходил и уходил. Был я, Серега, Леня, еще мой давний напарник Аймалетдинов....

Вы вели аудио- или видеозапись этой встречи?
Нет. Я действительно иногда вел аудиозаписи грузин. Но не в этот раз....

А морально не терзались?
Для меня все было просто. Всякая копейка на борьбу с режимом священна.
А есть чьи-то деньги, от которых вы бы отказались?
Вопрос не в деньгах, а в условиях. В нашем случае мы не подозревали о таких последствиях. Эта история — двойная разводка. Мы пытались развести их на деньги за возможность почувствовать сопричастность к большому процессу, что им очень важно, потому что Таргамадзе с этого кормится. У него имидж такой — устроителя революций где угодно, щелкнул пальцами — и на улицы вышли десять тысяч человек. Гиви хотел от нас беспорядков — хоть каких-то. Они нам говорили: «Вы сейчас хорошо поработаете, а мы вам поездку в Лондон устроим и денег на вашу партию». Возможно, мы друг другу просто врали. Я не считаю это чем-то экстраординарным, меня вот жуликом беспринципным называют, но я не согласен...Наверное, подумав о своем политическом имидже, я должен был держаться до последнего, сидеть десять лет, остаться без здоровья и зубов. Может, это было бы правильно. Но когда я, занимаясь политикой почти 15 лет, слышу такие упреки от людей, которые два месяца участвовали в акциях, и ничего страшнее поноса им не грозило, мне это кажется странным. Или когда меня адвокаты начинают учить, как революцию делать. Виолетта Волкова убеждала моего адвоката Лаврова: не волнуйся, мол, все будет в порядке, делай, как мы тебе скажем, требуй от Лебедева ни в чем не признаваться, и политическое убежище в Америке тебе обеспечено. Поставки грузинского вина — это чушь, которую мы придумали вместе с Волковой, а она сейчас отрицает согласованность нашей позиции. Вообще Волкова и Фейгин — это лжеадвокаты, плакальщики, чья работа — идти за гробом, а не спасать подзащитного.
Зачем вы обсуждали с Таргамадзе подрыв Транссибирской магистрали?
Надо знать Леню. Он очень нетерпеливый парень, и все эти деньги он воспринял близко к сердцу. В свое время он жил в достатке, и память о сытых годах его не оставляла. Он мучился, что живет за счет жены. Он всегда хотел стать профессиональным революционером, чтобы не надо было думать о бизнесе и чтобы родственники не пилили. Он хотел гарантированного дохода.
Транссиб-то при чем?
Скажем так, он воспринял близко к сердцу задачу разводить грузин на деньги. И по-моему, захотел казаться более сумасшедшем, чем есть на самом деле. Конечно, никаких возможностей взорвать Транссиб или перекрыть его не было. Вообще, много из того, что предлагали и сами грузины, имело мало общего с реальностью. Предлагали измазать здание ФСБ валерианой, чтоб коты сбежались, или запустить воздушный шар с изображением Путина и расстрелять его. Еще были идеи спровоцировать охрану Кадырова, перекрыв дорогу его кортежу. Нанять или угнать грузовики с автобусами и на митингах отгораживаться ими от полиции.
Через кого шли деньги в Россию?
Все деньги всегда шли только через меня, я заведовал всей бухгалтерией. Знали о них Серега, Леня, я и Алимыч. Была четкая установка, что больше никого мы в это дело не посвящаем.
Сколько было обещано денег и сколько давали?
Оговорено было $35 тыс. в месяц. Сумма невеликая, но для леваков все определяющая. Передавали деньги траншами мне: покупал в переходе метро телефон с симкой, узнавал время и место встречи, показывал пришедшему человеку паспорт и получал деньги в конверте.
Как делили на троих?
У каждого была зарплата около полтинника, а основные суммы на акции в долларах я передавал Лене. Серега лично предпочитал денег не брать.
В апреле и мае вы получили по $35 тыс., а потом?
В июне, после 6 мая, мы получили $90 тыс. На эту сумму были куплены машины Развозжаеву и Насте Удальцовой. Еще ушли на листовки, около 70 тыс. рублей каждый тираж, флаги, расходы на штаб, Леня там набрал команду. Поездки. В кабаках я платил из остатков. Вообще деньги всегда хранились у меня.
Когда был последний транш?
В августе — $42 тыс.
Сколько осталось?
Да ничего не осталось...