Пятнышки памяти №4

Несколько лет работал в Кременчуге, ездил из Москвы с группой инженеров. Поездом до Харькова, там сидели восемь часов. Потом шли по бесчисленным вокзальным путям, разыскивали пустой Николаевский поезд, залезали в него и ложились спать. Наконец его подтаскивали к платформе, грузили пассажирами - и до Кременчуга. Высаживались что-то часа в два ночи.

Жутко надоело, искали другие пути для разнообразия. Попробовали самолетом до Киева, с пересадкой на местный аэродром. С центрального до местного ехали через весь город. Приехали – чистое поле даже без асфальта. Одноместная будочка – там сидит самый главный – он и начальник аэропорта, и все другие функции. Хозяин. Отсюда летают только кукурузники – 12-местные двухкрылые АН-2. Заря авиации.

Мы сидим на деревянной лавке под жарким пыльным солнцем, укрыться негде, нас человек десять пассажиров. Самолет должен был прибыть и улететь давно, а его все нет. Будучи нетерпеливыми москвичами – спрашиваем Хозяина – когда? Тот омерзительно спокоен, отвечает – откуда ему знать «когда», Степан не звонит. Вроде бы из Кобеляк уже вылетел, но никуда не прилетел.

Дело уже к вечеру, остальные матерясь уехали на вокзал, но у нас, командировочных, билеты на руках, нас осталось четверо. Теребим Хозяина. Он задумчиво выходит из своей будки, останавливается перед нами и рассуждает вслух: «Степка должен обязательно прилететь до темноты – ему надо вернуться в Умань, там его жена, Галя, ведь отлупит его, если он не вернется ночевать! Степан ее жуть как боится. А ему летать можно только до темноты, так что непременно вернется, вот увидите».

День уже клонится к закату, нам хочется пить, сидя на жаре, опять теребим Хозяина. Он неторопливо выходит к нам и опять рассуждает вслух: «Ежели пожелаете – по бутылке коньяку с человека – отвезу на спортивном самолете, двухместном, только прийдется потесниться. По очереди, парами. Он куда быстрей кукурузника-то!». Мы возмущаемся – у нас вообще денег нет, должны получить в Кременчуге, в СССР боялись командировочным давать деньги, чтоб не пропили в дороге.

Жутко скучно, ждем уже часа четыре, по крайней мере, солнцу тоже надоело ждать – вот-вот сбежит, и мы останемся без денег, без жилья, на вонючем подобии аэродрома.

Вдруг – оживший Хозяин выскакивает из своей будки – летит! Действительно, Степан приземлился и на полном ходу к будке. Не останавливая двигателя, выкидывает пассажиров – кричит им из окна, чтоб поторапливались, а нам, чтоб грузились быстрее. Перекинулся парой слов с Хозяином и мы взлетели.

В АН-2 две металлических лавки напротив друг друга вдоль. Степан дверь в кабину не закрывает – кричит нам – пристегнитесь! У него второй пилот – молодой парень. Взлетели, Степан вышел к нам – малый с пышными усами и весь взмокший. Спрашивает, куда нам. Мы отвечаем – в Кременчуг. Он нам говорит, жаль, мол, прийдется сесть в Кобеляках, там двое ждут, а то бы я вас отвез напрямую. Времени мало, надо вернуться в Умань засветло.

В Кобеляках так же быстро прихватил двух колхозников с огромными визжащими мешками – они поросят везут на рынок, но поскольку самолет опоздал, прийдется переночевать в Умани. Оба колхозника сильно пьяны – объясняют, что первый раз летят – страшно. Они поддали для храбрости. Труженики села сидят прямо напротив меня, мы почти касаемся коленями.

Степан выскаивает в салон – «Кто-нибудь в Прохоровке сходит?» Мы молчим. Степан объявляет – «В Прохоровке не останавливаюсь!».

Над Прохоровкой стало сильно дуть – двукрылый аппарат лихо лег на крыло и так боком продолжал, периодически падая и подскакивая в воздухе. Колхозники напротив меня блюют, выпучив глаза и не понимая, что с ними происходит. Я отворачиваюсь и отодвигаюсь, смотрю в иллюминатор – там земля видна все время, летим боком. Ощущение какое-то нереальное.

Наконец прилетели в Кременчуг – Степан нас выкинул прямо на посадочной полосе и тут же улетел к своей Гале. Уже сильно темнело.

В следующий раз – водным транспортом, никакой авиации! – решаем мы.

Ух, эти женщины! Из-за них столько страданий!

*************************

Калифорния. Ищу первую работу в США. Полон энергии и оптимизма. Мне устраивают интервью в компании Норт Америкэн Роквелл, в Лос Анжелесе. Взмокший от волнения, беседую с Главным инженером проекта Спэйс Шаттл, того самого первого. Фирма выиграла контракт.

ГИП быстрый, мечется, заводит меня в маленький офис со столом и парой стульев.

Дает несколько задачек из сопромата, механики и еще чего-то и убегает, закрыв дверь. Вспомнились институтские экзамены. В такие моменты сосредотачиваешься, даже интересно. Волнение уходит. Решаю задачки.

ГИП возвращается, смотрит мои бумажки, задает несколько технических вопросов. Спрашивает, где я учился. И потом, вдруг – «откуда вы всё это знаете?». Я даже испугался – думал сделал ошибки в расчетах. Стал оправдываться – европейская школа и прочее. Он меня прервал – ни один американский инженер не смог бы решить эти задачи без справочников! Я вас беру руководителем инженерной группы. Вас проверят, нужно получить допуск, через неделю позвонят. Жмет руку и улыбается. Он азиат – китаец или японец.

Через три дня мне позвонил незнакомый клиент и спросил в лоб «Почему вы там не сказали, что ваши родители остались в Москве? Вы понимаете – мы не можем рисковать – КГБ возьмет ваших старцев, это их обычная практика».

Через неделю я вышел на работу на фанерную фабрику механиком-ремонтником.

Вот, ведь повезло! Застрянь я на Спэйс Шатл – всю жизнь проторчал бы ковыряясь в мелочевке.

*************************

С ГИПом-строителем, Юрием Николаевичем, мы проектируем светопровод и жилой дом для обсерватории АН СССР в Николаеве. Светопровод я взял, но они без дома на 48 квартир не отдавали. Пришлось взять и дом тоже.

Юрий Николаевич – тихий работяга, инвалид войны. Ходит на протезе, называет эту ногу «короткой». Чего-то у него короткая нога разболелась, стал вспоминать войну – первый раз слышу от него. Потерял ногу в окопах под Ленинградом. Бесконечная окопная жизнь под регулярным немецким обстрелом. Горячую пищу доставляют не каждый день, а так – в день выдают буханку черного, мороженую. Солдаты запихивают ее под шинель на груди, отогревают. Вот так сидишь в окопе и потихоньку отщипываешь. Через пару часов – нет буханки. И больше еды не будет, только завтра. И думаешь – ну и ладно, неизвестно, доживу ли до завтра.

Раз в неделю отводят в тыл – пришла машина-вошебойка. Раскидывают палатку-душ на снегу. Все раздеваются догола, выстраиваются в очередь перед душевой, а всю одежду и сапоги – в вошебойку на пропаривание. На мытье дается минута. Запускают по двое – из душа чуть капает теплая вода. Потом выскакиваешь на снег босиком, вытираешься, и так босиком и голым ждешь пока вещи прийдут из вошебойки. И никто не болел, вот что удивительно.

А в окопе опять вшивеешь. Полушубки скидывали на снег, вшей снегом выгоняли. Ну а потом снаряд всё же попал в окоп – укоротил мне ногу, кончилась для меня война...

*************************

Иду по волнолому под Хьюстоном, в Нью-Порте. Нефтяные платформы по всему горизонту едва видны в дЫмке испарений. Ветер, печет солнце. Мексиканский залив волнуется. Недалеко от волнолома стая коричневых пеликанов рыбачит. Рыбы полно. С пирса ее таскают вьетнамцы.

Пеликаны ныряют и долго блуждают под водой. В этом месте над ними торчит хитрая чайка, смотрит, где пеликан вынырнет. Пеликан наконец выныривает с рыбой поперек огромного клюва. Чтобы ее проглотить, ему надо развернуть ее головой в горло. Начинает рыбу подбрасывать, чтоб развернуть. Чайка немедленно садится ему на голову и начинает долбить клювом, чтоб бедный пеликаша отдал ей рыбу. Но тот терпит – не отдает. Проглатывает рыбу и опять ныряет, чайка взлетает и парит, наблюдая кормильца.

И так – целый день в поте лица каждый добывает себе корм.

*************************

Джунгли Коста-Рики. Мы идем по тропинке среди деревьев-гигантов, на землю солнце не попадает. Некоторые деревья как бы с боковыми подпорками, чтобы быть устойчивее. Видны деревья, задушенные лианами – они выпивают их сок, разрастаются и сами превращаются в витое дерево с прародителем внутри.

Очень душно и влажно. В 12 дня в джунглях регулярно идет дождь. Тропинку пересекает дорожка муравьев – каждый тащит по отгрызанному куску зеленого листика. Зеленая движущаяся дорожка. Навстречу – порожняк за кормом.

Вдруг из кустов перед нами выскакивает какая-то дикая курица, пестренькая, с хохолком. Увидев людей, от ужаса на секунду замирает, а потом с воплями, кудахтаньем, вскриками бежит перед нами, никак не сообразит свернуть в чащу. Нам даже становится неудобно – такой гвалт устроила по пустякам.

Не так ли и мы, бежим впереди паровоза всю нашу короткую жизнь, не решаемся свернуть...