Эксклюзивное интервью Н.Н.СКАТОВА "Россия пойдет крестным путем"

Это интервью Николай Николаевич дал мне в 1998 году, когда там пытались ликвидировать отдел культуры в областной газете, заведовала которым я. Когда я принесла ему интервью на согласование, он сказал: "Бейтесь до конца. Если исчезнет СЛОВО "КУЛЬТУРА" в структуре газеты, исчезнет и дело". 

<hr noshade="noshade" size="2"/>

  - Николай Николаевич, сегодняшняя Кострома о Костроме 1960-х знает только из преданий. Ваше имя буквально овеяно легендами. Хотелось бы из Ваших уст услышать, как Вы здесь жили, чем занимались, а, главное, почему уехали из города?   

 - Я закончил школу, пединститут, после чего сразу поступил в аспирантуру и, без попытки зацепиться за Москву, вернулся сюда. Очень хотел в Костроме жить, работать. И работал - до 1962 года. Вместе с М.Пьяных, Ф. Цанн-Кай-Си мы здесь самоотверженно, и, я бы сказал, самозабвенно работали со студентами. Время было интересное, бурное - 1953 год - год смерти Сталина.    

- То есть, время страхов и доносов уже прошло?    

- Времени страхов и доносов для нас как бы не существовало, хотя, по существу, оно не вполне ушло. Наверное, мы тоже были не совсем правы, были молоды, самонадеянны, недостаточно внимательны к людям старшего возраста. Но среди них были и те, кто относился к нам доброжелательно, а другие - иначе. Начали поступать доносы, нас обвинили в формализме - только потому, что мы хорошо писали о художнике Николае Шувалове или устраивали литературные среды, обсуждая, например, творчество А. Вознесенского, - вещи достаточно невинные, как кажется сейчас, а тогда это вызвало обвинение в антисоветских настроениях. Дошло до того, что работник ГБ объявил студентам что мы являемся чуть не агентами иностранных разведок. Нас собирались снимать с работы... Даже ставили этот вопрос на ученом совете. Оказалось - 12 человек за снятие, 13 - против.  Мы обратились в обком, требуя, чтобы эти заявления были дезавуированы. Это продолжалось долго, почти два года...   

 - Столько десятилетий прошло, а, видимо, и сейчас вспоминать об этом тяжело?   

 - Это была школа возмужания, освобождения от иллюзий, некоторого легкомыслия. Случилось так, что вмешались газеты "Известия", "Литературная газета", в нашей судьбе приняли участие студенты, а это вызвало дополнительную волну ярости. Но их коллективные письма сыграли огромную роль. Два курса студентов за исключением одного человека подписали письма в газеты. Статью подготовил Феликс Кузнецов, ныне директор института мировой литературы. В результате был заключен негласный договор: статья не появится, если с нами не расправятся.    

- Но Вы уехали из Костромы.    

- Я был приглашен в Ленинград на конференцию по Некрасову.

Мой доклад произвел впечатление, и меня пригласили работать. Когда я вернулся в Кострому, мое решение уехать вызвало болезненную реакцию: зачем уезжать, у вас будущее, у вас кафедра...  Но я уехал. Через некоторое время уехали и Цан-Кай-Си, и Пьяных. Хотя здесь остались люди, которые были нам близки по духу: литературный критик Игорь Дедков, краевед Виктор Бочков, художники Николай Шувалов и Евгений Радченко... Мы были одним сообществом.    

- Художники Николай Шувалов, Владимир Муравьев, Алексей Козлов еще в те годы доказали мертворожденность соцреализма. Муравьев и Козлов вынуждены были уехать, после партийных решений местного отделения Союза художников, жизнь гениального Николая Шувалова закончилась в Костроме трагически...    

- С другой стороны, мы все сформировались здесь, в этом городе, в этой обстановке, на этой почве. И Муравьев, и Козлов написали свои лучшие картины здесь, и Дедков во многом воспитался здесь как замечательный критик.    

- Сейчас можно слышать от молодых, что поколение шестидесятников профукало страну на кухнях под песни Окуджавы...    

- Мы не занимались большой политикой. Хотя, в известном смысле, поколение мы в чем-то потерянное... Но становиться, говоря широко, государственными людьми - это от нас не зависело. Что, мы должны были приехать в Москву и сказать: возьмите нас в министры - мы достойны!.. Может, даже хорошо, что мы не делали карьеры. Главное то, что мы делали на своих местах в тех условиях.   

 - В условиях неизбежной несвободы?    

- Что касается ощущения несвободы, тоже довольно сложное дело. У нас после ошеломительных событий, свержения культа личности Сталина как раз было ощущение свободы, может быть, большей, чем сейчас...    

- На конференции по творчеству Островского было сказано многое, от чего жизнь кажется просторней, и дышится вольней: о духовной вертикали, о совести как вести от Бога... Но возникает ощущение не то чтобы бесполезности, а беспомощности того, что говорят по-настоящему культурные люди. Их слова совсем не влияют на то, как идет жизнь, куда она сворачивает...    

- В целом я не смотрю на ситуацию с культурой в стране мрачно. Телевидение во многом искажает ее, это своеобразное царство кривых зеркал. У нас много хорошей молодежи. И произошла масса благих вещей. В свое время привозили книги Ильина, Флоренского, Булгакова, Бердяева на дне сумок из-за границы, а сейчас все можно читать свободно. Нельзя недооценить таких вещей.   

 - Переоценивать - тоже. В конце концов, это просто НОРМАЛЬНО: одни пишут, другие читают, а третьи не запрещают. А скажите, Николай Николаевич, Вы с оптимизмом смотрите в наше российское будущее?    

- С надеждой. И в то же время с уверенностью, что БУДЕТ НЕВЕРОЯТНО ТРУДНО. Крестные пути не бывают легкими. А Россия идет крестным путем. И я желаю всем мужества. Оно нам потребуется.