Еще раз про нее

         Песок. И камень- вкруг, куда хватает глаз. Когда-то этот песок был принесен на берег моря речной водой и , упав на дно, под давлением  толщ воды и верхних слоев- утрамбовался, уплотнился. А опустившись еще ниже в огненном горниле спекся в прочный каменный монолит, где подвергаясь жару Земли он приобретал все новые свойства. Пока все та же огненная сила не поставила все с ног на голову:  монолитные плиты, наезжая друг на друга, сталкиваясь, треснули, вздыбились,  исторгая лаву и пепел. И то что вчера было дном, теперь стало вершиной мира.
Шло время. Дожди и ветра разобрали на маленькие частички некогда гигантские горы. Реки измельчили камни в пыль, в песок. И этот песок теперь наполняет все пространство.

        Песок, камень. И соль. Поднятое к небесам морское дно нехотя расстается с памятью о былом- вся земля в отрогах пропитана солью сверх меры. Никакая жизнь не возможна в условиях такой концентрации соли. А сверху с белого неба горит жесткой радиацией безумное Солнце. Смерть поселилась здесь навечно.
 
 
          Из черноты ночи от темных пятен крайних домов города, примыкавших к крепостной стене, где начинались сады отделилось  пять  человеческих фигур и направились по равнине в сторону недалеких гор.  Впереди шел мужчина, еще крепкий старик лет 60-ти, с огромным  тюком, завернутой в ковер, ноши на плечах. За ним , стараясь не шуметь, но постоянно переходящий с шага на  прыжки, скакал мальчик четырех лет. Чуть поодаль , обвешанные различным скарбом, обернутым для бесшумности в различную одежду , семенили две его сестры девяти и одиннадцати лет. И замыкала движение  женщина лет около 40 . Темный платок и скромного сукна до пят платье не могли скрыть ее удивительно привлекательной для таких лет фигуры: крутые бедра, небольшой круглый живот и налитые, чуть обвисшие, как ветви под тяжестью зрелых плодов, груди. В одной руке она несла небольшой узел с поклажей, а  другой придерживала на голове большой тюк. Из-под низко надвинутого платка подобно двум отраженным в озере лунам порой блеснут глаза, наполненные слезами.. Она с тревогой смотрит на своих  шагающих в темноте детей и  вдруг вспоминает, что в спешке сборов не успела всыпать зерна в загон домашней птицы. И тут же сама себя одергивает- О чем это я? ВСЁ пропало! ВСЁ и ВСЕ. По щеке заскользила падающая звездочка.
 
   По началу, когда супруг велел ей собраться и покинуть дом, она решила, что они переберутся в ее родной город, что был расположен в коротком дерех иом (половине дневного перехода).По большим праздникам  его веселые огни были видны даже на этом расстоянии  . Но радость, не успев родиться, тут же потухла- никто не должен знать об их исходе.
   

      Сейчас она вспомнила, как ее выдали замуж: вернувшись с прополки, где  работала с двумя младшими братьями,  она была встречена в их маленьком дворе матерью, которая шепотом велела быстро умыться, переодеться в праздничное платье , которое ей подарили на Посвещение, и выйти в комнату с гостями. Тогда ей, 15-летней девчушке тот 35 летний вдовец показался настоящим стариком: борода его уже была наполовину седой, одет он был хоть и аккуратно, но очень по стариковски- без украшений, приличествующих мужчине его положения и возраста, как было  заведено в их городе и семье. Разговор в основном вел отец, а гость лишь раз взглянул на нее, когда по материнскому поручению она зашла убрать с пола разбитую миску. А  после скорого ухода гостя у нее спросили мнения на его счет. Она растерялась, потому, что этим у нее никогда не интересовались прежде: сказала что-то безразлично-вежливое. И отец, удовлетворенно  кивнув, бросил короткое- Омен. Как поняла убиравшая со стола девочка, матери с отцом гость совсем даже не нравился, но они , хоть и смеялись над его образом жизни, но признавали, что он имеет уважение среди народа. И уже перед сном мать, целуя ее в лоб, шепнула, что это был Тноим(помолвка) и уже составлена Ктуба(калым), которую они скрепят уже свадьбой. И миска та была разбита по обычаю в знак согласия и необратимости договора, Теперь же пусть готовится к завтрашней Шаббос кале( прощальная суббота), после чего у нее начинается кидушин(предсвадебный пост) .  А  на следующей неделе она переедет к сегодняшнему гостю в дом. В соседний город- её выдадут замуж…
 
           Дневной жар, накалив камни, превратил ночь в разогретую печь. Идти по такой духоте было бы тяжело и с пустыми руками, а груженным, старавшимся дышать сдержанно, чтобы можно было вслушиваться в тревожную темноту, людям короткое расстояние, пройденное  за час тревожного пути казалось длиннее вдвое. Но мальчишке все было ни почем. Сейчас он забежал назад и, ткнувшись в мамин живот, прервал ее воспоминания. Боясь нарушить запрет, «страшным» шепотом  снизу вверх он сообщил:
-Я хочу пи-пи.
-Тихо. Потерпи, уже мало осталось.
-Я хочу писать.
-Ты сможешь сам?
Она почувствовала, как прижатая к ее животу голова сына согласно кивнула.
-Иди, быстро. Потом догонишь нас. И тихо!
….
   

     Этот мальчик был её благословение. Их благословение. Нет, все-таки ее! Муж  был, по уверениям   соседей и родни мужа,  благословен от рождения, поэтому у него так хорошо шли дела и множились его поля и стада. Но ей с её детской непосредственностью с первых дней слышалась в их словах какая-то недосказанность. И сама она удивлялась простоте , не сказать - бедноте, царившей в доме мужа. А с течением времени она стала улавливать в случайно услышанных обрывках фраз и откровенную неприязнь местных жителей к этому человеку. Это бросало тень и на нее. Тут она вспомнила и подслушанный разговор родителей в день сватовства, и странность их свадьбы, когда после разбитой под хупой чаши, жених уклонился от Кабалат панима, не садясь к праздничному столу специально для мужчин, увел ее к привязанным мулам, запретив брать что-то из ее личных вещей с собой. Вспомнила, как в тревоге, прижимая к груди руку с простеньким брачным колечком, прождала она всю первую ночь в чужом доме, когда придет час отдать свой долг и честь этому молчаливому человеку. И как уже забываясь утренним дурманном услыхала голос супруга, зовущего к молитве и завтраку   -так и не кончился у нее тогда пост… Ненависть тогда заполнила ее душу.
 
 
       Небо еще не высыпало свое серебряное богатство, но даже на фоне редких звезд , открывшийся из-за закончившихся садов вид на невысокие горы чернел чернее черноты неба. До того, как звезды осветят небольшую равнину, отделяющую город от предгорья, они должны успеть пересечь ее. Но двигаться по-прежнему надо было не спеша, чтобы не разбудить этот вязкий сонный воздух неосторожным звуком.
 
…

     Это теперь у них есть отдельный хлев, а до рождения второй дочери так и жили в одном дому со скотом. Заслышав по утрамбованной земле внутреннего двора шаги мальчика, в хлеву заблеял полуторо-месячный козленок- сыновий любимчик  редкого голубого окраса, привязавшийся к ребенку человека больше, чем к собственной матери. Тот таскался с ним повсюду, расставаясь только на ночь, занеся перед сном  обязательную подсоленную краюшку лепешки.Нельзя было выдать тайные сборы. Они уходили в неизвестность.  Чтобы не перебудить весь двор решили взять начавшего беспокойное поблеивание козленка   с собой  и теперь он бежал рядом со своим спасителем, будто собака, понимая, что от него требуется- ни разу за весь путь он не издал ни звука.  Сорванная старшей дочерью для воспитательных целей ветка орешника не пригодилась. Но дочь не бросала ее, неся в свободной руке и лишь грозила в темноте, когда наперсник, уж слишком разрезвившись, вовлекал в свои прыжки  и пробежки младшего брата. И то, свист рассекающей воздух ветки предназначался скорее брату, предупреждая возможный сорваться с губ смех. .
 
        Смуглый, смышленый, с копной  слегка вьющихся, словно шелковых, рыжих волос, он шел чуть прихрамывая  и пыхтя под тяжестью ноши, но стараясь не выдать своих усилий. Мать хотела бы взять у него хоть часть поклажи, но понимала, что это невозможно.
НЕВОЗМОЖНО!
Вот это слово стало  границей ее теперешнего мира. И все, что было за той границей- было НЕВОЗМОЖНО .
Невозможно было вернуться в родительский дом, где сейчас жили два ее брата.
Невозможно было придти в ее город, где много родни, когда-то ее очень любившей.
Невозможно предупредить соседей.
Невозможно взять все, что так необходимо в повседневном быту их небольшой семьи
Невозможно…
В это невозможно поверить.
Если только…
        Да, она помнит, как однажды решилась поговорить с мужем, чтобы он купил ей так понравившиеся у сирийского торговца на базаре  бирюзовые бусы, которые так оттеняли ее цвета спелого каштана волосы . И что он ответил- помнит. Больше она НИКОГДА ничего не просила. Зачем?  Если все ее знакомые, считают, что достаток надобен для того, чтобы украшать жизнь, а это, как выясняется, все пустое и глупость…Тогда она решила, что будет умной. Пусть. Но просить больше  ничего никогда не будет. А через неделю проезжий египтянин продал ей за недорого бальзамический крем. Им, по слухам пользовалась одна чернокожая царица, которая обладала даром сказочного обольщения и мужчины готовы были отдать жизнь за ночь с ней. Жизнь! А не какие-то бусы…Просто с ее тощей, мальчишеской фигурой ей трудно рассчитывать на его внимание к ней, как к женщине. И эта маленькая, едва заметная грудь… Она заставит его прийти к ней в постель.  Он пришел. На третий день, когда у нее не хватило сил сдерживать стон , он пришел. И увидев сползшую, как шкурка змеи, кожу на ее груди, горящей розовыми рубцами ожога, поднял с пола выпавшую сосуд с мазью. Понюхал и молча вышел из дома, чтобы вернувшись через мгновенье, показавшееся ей вечностью,  с  миской полной свежей крови теленка. Прикладывая поочередно то тряпицу пропитанную теплой еще кровью , то сырое мясо, он просидел с ней до утра, пока боль не спала и она не забылась тревожным глубоким сном.. Когда она открыла глаза, в окнах уже был вечер. Муж менял ей очередную  примочку. И так, то впадая в горячечный сон, в котором ее пытали вопросом «на какие деньги она купила мазь?», то выныривая из бредового забытья, она  чувствовала его присутствие рядом с собой.  Жар в груди спал на третью ночь и она ощутила приятную, влажную прохладу его рук…
Трех телят втридорога продали тогда недоумевающие соседи.
Он так никогда не спросил откуда она взяла деньги на эту дрянь…
 
               Они подошли к подножью. Мужчина натужно опустил с плеч поклажу и сел на нее.
Женщина полу-присела, чтобы опустить узел из руки, а потом, чуть согнув колени, наклонилась и второй рукой помогла себе снять с головы большой тюк, чтобы бережно поставить его рядом с первым. Сесть на него она не решилась, поэтому расположилась прямо на земле, одной рукой лишь опершись на мягкий его угол. Звона или бряцанья не было- значит посуда цела.
-Сядь, передохни.
Слова , сказанные  младшему сыну, гонявшемуся вприпрыжку  за козленком,  заставили вздрогнуть уже привыкших к немой тишине женщину и дочерей. Но и обрадовали- значит они отошли достаточно далеко от  поселений, чтобы не опасаться быть услышанными.
-Не хочу- зазвенев свободно разливающимся смехом мальчишка и помчался кругами от скачущего за ним козленка.
-Тебе нужны будут силы, сядь.
-Нет
Женщина посмотрел на пристроившегося возле ее ног старшую дочь и та скорей почувствовав, чем увидев этот взгляд  хлестко разрезала воздух прутком. Присмиревший козленок кинулся к ней. А за ним сынишка- с разбегу бухнулся к матери на руки. Она  приняла его, и положила на бок, как кладут грудного ребенка для кормления. Наклонившись к его лицу, что-то жарко заговорила ему на ухо. Ему было щекотно, он мотал головой, хихикал приглушенно, но ухо не убирал. Мать, продолжая шептать, тайком скосила глаза  на мужчину и проследила за его взглядом-  на небо. И все поняла: звезды, по южному огромные, в несметном своем количестве высыпали на небосвод. И редко видимая ею красота ночи, сейчас  не возрадовала ее сердца- теперь, когда  стали не опасны звуки,  следует опасаться их света, ибо  освещенные движущиеся  силуэты на фоне неба будут приметны из далека. Приходится торопиться. Но мужчина продолжал сидеть. Ей казалась, что она слышит его мысли:
 "Надо идти. Нет, еще миг,  еще мгновенье, пусть отдохнут наберутся сил- это последние мгновенья  их привычной жизни в этом понятной мире. Еще некоторое время спустя от этой жизни не останется и осколков. Она уже треснула, но они пока  в неведении. Пусть надышатся с запасом этого воздуха погибшей родины"...
     Мужчина смотрел на освещенную долину , расположенную в пойме самой большой здесь реки. В плавнях которой он  добывал необыкновенно нежную форель. В богато орошаемых  оазисах которой растил самые вкусные фиги  и виноград. На лугах которой его тучные стада множились и набирали невиданный вес, принося их хозяину славу человека, снискавшего благодать.

        Что такое эта «благодать» она узнала после рождения первенцы. Тогда она решила, что устыдит мужа: бросив домашнюю работу, оставив годовалую дочь у соседки, она пошла к городским воротам, где , по разговорам соседей, будут нанимать на работы. Рытье каналов было тяжелым и потому недешевым делом, но ее муж, вместо того, чтобы потратить на дочь деньги, что выручил от последних продаж скота, потратит их на работы, на которые никто в городе не дал и   один прут(монету). Потому, что никто не верил в «блаженные видения»- будто бы обустройство каналов для нечистот может спасти город от эпидемий. Тогда ему дали обидное прозвище «Плевок»- каждый считал своим долгом демонстративно плюнуть в канаву, назвав это жертвой на алтарь Плевка. Много еще было разных прозвищ, уже после обошедших их стороной  чумы и холеры. Всех и не упомнишь, но ту, первую «совместную» она не забудет. На базаре все у нее за спиной смеялись, бросая презрительные взгляды на ее одеяния. Ладно, она уже привыкла, но дочь!.. Разве не рад он был ей, после 15 лет бездетного брака?! Разве не должен был он теперь все средства направить на их ребенка? Просить она больше ничего не будет, но  на красивую кроватку с балдахином, прозрачные газовые занавески, так хорошо уберегающие от надоедливых  мух и москитов- на это заработать она сумеет сама. И тогда никто не скажет, что ее муж- надменный себялюб,  ничего и никого вокруг не замечающий в своей «добродетельной» погоне за золотом.
          Она шла вдоль работающих в траншее копателей в поисках десятника или какого-то надсмотрщика, когда услыхала знакомый голос. Оглянувшись, она никого не увидала. Ее глаза отказывались признать в  запыленном человеке, с подоткнутым за пояс нижнем краем  власяницы  кого-то знакомого. Платок для чистого дыхания закрывавший нижнюю половину лица делал невозможным угадать обладателя хриплого голоса. И только блеск глаз…  он поразил, как молния- перед ней был ее муж. Ее богатый, знатного рода, владеющий несчетными стадами муж стоял по колено в канаве, как простой раб…
        Ей пришлось вспомнить слова адресованного к ней вопроса. Она ответила, что просто зашла узнать, когда он будет домой сегодня, потому, что она хочет проводить родню, приезжавшую в их город по делам. Вышло неуклюже- никто в ночь не пустится в путь. Но в ответе она не услыхала и малейшей двусмысленной интонации или намека на сомнение. Быстро вернувшись домой, она очень энергично занялась домашними делами, чтобы глупое отсутствие было не заметно. Плюс, успеть к приходу мужа испечь свежий хлеб и приготовить обильный горячий ужин- ему надо восстановить силы…
 
        Широкая небольшого уклона тропа,которой они поднимались от самого подножья, уперлась в резко уходящую вверх, почти отвесную  скалу. Дальше дорога сужается до козлиной тропочки. На небольшой площадке семья присела в последний раз- до вершины отдохнуть будет негде.  С этой высоты далекая река искрилась на перепадах  звездным отражением. Где-то там она узнала о своей третьей беременности . Когда, помогая мужу  конопатить небольшую лодку, почувствовала головокружение и тошноту от смолянистого битума. А раньше эти запахи ей нравились: в них  ей мерещились дальние диковинные страны, наполненные чудесами и магами чужие города и главные встречи с хорошим и добрыми людьми..   
 
         Красное крыло птицы страсти закрывает ей глаза. Ее тело тоскует по его мозолистым крепким рукам.  Наполненные желанием груди электролизуют соски. Томная нега охватывает все тело, когда она думает о нем. Душной ночью не уснуть, если он не зайдет к ней на ложе. Тогда ворочается  до утра без сна , обнимая, гладя подушки и смятое одеяло из овечьих шкур,  изливая в ночь свою пробудившуюся страсть. Кусает губы, чтобы не вырвался предательский стон, когда пригибает неудержимая сила голову к животу и захлебывается она в пароксизме судорог, после которых на короткое мгновенье желание отступает. Но горячая кровь, не успев остыть, гонит, гонит по венам яд дурманящий, и пламя страсти закипает в сердце с новой силой. Сама не своя утром ходит она по двору, теряя и роняя утварь- голова ее далеко от домашней работы: она вспоминает последнюю близость с мужем. И чем больше гонит от себя видения той ночи, тем неотступней стоят перед глазами его широкие плечи и ее руки, обхватывающие его могучую шею. Как терлась она спиной , всем телом о его грудь и живот. О низ живота. Вызывая в его мускулистом теле ответную дрожь. Как не выдержав сладкой пытки, брал  ее  своими огромными ладонями за плечи…как прогибалась она, подобно потягивающейся кошке… как притягивал ее своему лону, обхватив ее  за стан…как  вырывалось из стискиваемых грудей  пламя…как теряя себя в реальности, уносились они прочь от Земли в свой, единосущностный Эдем…
Нет, так больше продолжаться не может: она поговорит с ним сегодня. Он должен , обязан уделять ей больше своего времени. Двум дочерям нужен братик. Наследник. Тут нечем крыть!
           Она дождалась мужа и взяв за руку отвела в отдельно стоящие ясли.
-Ты долго будешь уклоняться от меня? Я тебе стала противна?
-Зачем говорить пустое, женщина. Я сам выбрал тебя и пока не отказался.
-Поклянись
-Добавлять до правды, значит, отнимать от нее.
-Тогда почему?Почему?
-Я не хочу тебе мешать быть самой собой
-Разве? Я же тянусь к тебе. Всеми моими соками зову тебя. Разве мои соседки так стремятся к своим супругам, как я устремляюсь к тебе?
-Ты многое постигла. Но тебе надо научиться  вере.
-Вере? При чем тут вера?
-Вера- основа всего. И семьи. И благополучия. Если муж говорит и делает что-то- тебе надо научиться принимать его правоту на веру. И укрепляться в ней
-ТВОЯ вера не дает нам близости ?
-Твое неверие рождает отдаление
-Что я могу сделать, чтобы продвинуться на этом пути?
-Ты уверена, что хочешь этого,- муж посмотрел на свои руки , а потом поднял взгляд в лицо женщины
-Да!
-Тогда перестань быть самой собой. Выбрось себя как испорченные фиги. Наполни себя новым содержанием.
-Где я его смогу взять?
-В вере. Выбери для себя цель и учись идти к ней самостоятельно, без авторитетов и привычных оглядок на советы окружающих. Учись читать знаки, которые тебе посылаются- они только твои…Ищи в своей вере опору. И вера даст тебе необходимые знания. Если вера твоя крепка- ты не должна жить ни мгновенья без знания этой веры.
-Даже если ошибусь?
-Даже если ошибешься. Потому, что сама и поправишь себя . Не будешь цепляться за условности чужого мнения и, дорожа ложной стыдливостью, признаешь неправоту. Не делай того, во что не веришь, и верь в то, что делаешь.
           И она стала учиться. Она стала слушать то, что раньше бы пропустила мимо ушей. Даже в досужем разговоре соседок, она вылавливала маленькое зернышко будущей истины: нет веры без знаний.  Предрассудок и морок. Знания лишь укрепляют веру, отбрасывая темные наслоения дремучих предубеждений.

Вера ее росла. Но ей чудилось, что …она лишена своего главного стержня- как глиняный кирпич, замешанный без соломы, разваливается под солнечными лучами, так и ее вера требовала какого-то конкретного определения. Может быть даже слова…
 
-Я не могу больше идти- заныл мальчик и остановился
- Нам нельзя останавливаться. Собери все силы- отец говорил не поворачивая головы- узкая тропка с одного края упиралась в горный карниз, а с другого- резко переходила в крутой протяженный уклон. Ширина ковра на плечах мужчины не позволяла тому повернуться, без риска оступиться в пропасть.
-Нет, не могу- я устал. Я не хочу больше идти.
-Мы погибнем, если не поднимемся. Иди!- отец все же делает пол-оборота корпуса назад.
-Не-е-ет. Мне все равно. Я не пойду- с этими словами мальчик садится на тропинку, прижимая колени к груди руками. Между ними с отцом замирает и растерянный козленок.
До того, как кто-нибудь из женщин успел решиться вмешаться, мужчина оборачивается и спихивает в пропасть животное. Мелькнув в мертвенном свете звезд голубой кометой,  козленок исчезает в пропасти. В полной тишине слышно, как несколько раз глухо бьется его тело о камни.
В наполненной ужасом тишине мужчина говорит:
-Если увидишь что встал- бей его по ногам розгой.
И уже повернувшись, услышал как за спиной  взвизгнула в воздухе ветка орешника…
 
«Сегодня 9 Ава, сейчас должен выглянуть ленивый  месяц и в его свете идти станет легче».
 Теперь свет уже не опасен, а детям это придаст уверенности.  И будто подслушав мысли женщины из-за ближайшей кручи выглянул  «рогатый» светильник. В этом месяце он «лежит» на «спине», обратив свои «рога» вверх, похожий на буйвола. Что обещает его грозный красный цвет - она не хотела знать .
 
       Хотя знала. Любопытная с малолетства, с ней всем, что знал сам,  делился ее муж. Знойными летними ночами, лежа на крыше он говорил с ней о звездах. Он много знал о них. О них все много знали, но то что рассказывал он- не было похоже на рассказы прочих. И это было даже , временами, страшно.
Однажды на базаре она столкнулась с невесткой- женой старшего брата, приехавший по случаю близившегося торжества на предпраздничный торги в их город. Обнявшись и расцеловавшись, они начали с жаром рассказывать последние свои новости. А когда ближний круг новостей был исчерпан, перешли на более общие разговоры.
-Кстати, ты слышала, что твоего «умника» собираются проучить?
-?
-Я сейчас ехала через восточные ворота и там встретила звездочета из Мегидо- он был в прошлый месяц в нашем городе. О нем говорят, как большом знатоке тайного, сокрытого от простых смертных знания. Так, ожидая своей очереди , в толпе услыхала разговор, что его вызвали ваши видные люди. Они, будто бы, пообещали ему большие деньги , если он выставит на посмешище веру твоего «праведника». Его «благость» мешает людям вести свои дела, как они сами о том мыслят. А он берется судить обо всем своей мерой. Если мудрец из Мегиддо услышит своими ушами этот бред, он скажет свое веское слово. И город навсегда отвернется   от лжепророчеств твоего старика.
-Он не старик- женщина  вырвала свою руку из рук невестки, но та,взяв ее за плечи, привлекла к себе
-Ты только мне не смей врать, что твой младший родился не от страсти. Я же вижу как ты похорошела, налилась соками  и аппетитными формами, будто не сама родила троих. Меня не проведешь, я знаю- когда женщина хорошеет. И от чего!
Женщина повторила попытку отстраниться, но невестка еще сильнее привлекла ее к себе и зашептала, касаясь влажными губами самого уха:
-Ты зря забываешь нас: наши тебя вспоминали. И братец твой, после встречи на приморской ярмарке , хвалил тебя. Ты ему в новом виде понравилась!- она отстранилась и громко засмеялась, глядя в глаза растерянной  женщины.- Бросай его- если даже два молодых вола не смогут вспахать делянку, ее не дают старому волу.
 Вырвав руку, уронив корзину с покупками, женщина кинулась прочь назад в дом: она вспомнила, как  замолкла собравшаяся на ближнем перекрестке кучка сброда, когда она проходила мимо по дороге на базар. Тогда она привычно не придала этому значения, но теперь  испугалась, что все сказанное невесткой может быть больше, чем простые сплетни. Но как она не торопилась, поспела домой только тогда, когда уже «гость» выходил из-за стола, прощаясь с  хозяином.
-Мне было приятно поговорить со столь умным человеком- сказал муж.
Жена по обычаю стояла в отдалении пока гость выходил со двора
-А мне было полезно послушать столь необычное толкование моих знаний. Я жалею, только, что приехал в ваш город без ученика, способного записать нашу беседу- дорога в ваши края не дешева, а ожидать, что тут я встречу что-то интересное для моих  знаний   я никак не мог.
-Вы и ваши ученики не должны нуждаться. Люди должны понимать , как важны ваши знания для них. Понимать и ценить по достоинству.
-Увы,- гость улыбаясь каким-то своим мыслям, протянул руки и взял хозяина за плечи- и на этот раз мои знания вряд ли будут оплачены. Но я об этом не жалею: истинное знание- дороже злата. Прощайте, гостеприимный хозяин.
Они вышли вместе за ворота, а когда муж вернулся, женщина кинулась к нему сообщить о предательстве. Муж не перебивая выслушал ее. Потом удалился в дом и через некоторое вышел с плотно набитым кожаным средних размеров мешком, в котором берут с собой в долгую дорогу соль.
-Догони его и передай со словами-
-Мудрому даже навоз прибавляет  урожай.
 
             Стал виден край неба- значит уже близится рассвет и вершина , что была скрыта за нависающими уступами, уже близко. Только бы усталые ноги не оступились. Только бы слипающиеся глаза не заснули. Надо говорить, хотя бы сама с собой, чтобы не выпускать из внимания детей.
 После рождения сына муж стал иногда брать ее с собой на недалекие и легкие работы. Со временем она стала сопровождать его всегда, во всех его делах, служа верным помощником, перенимая все его навыки в ремеслах и науках. И со временем спорные моменты ведения огромного хозяйства люди стали предпочитать решать с ней. Где хозяин решал вопрос "ребром", хозяйка, умудряясь никого не обидеть, сводила противоречивые интересы к взаимным уступкам, отказ подать как предложение другого варианта, давая повод к надежде в будущих барышах.  Ни у людей, ни у мужа не было повода усомниться зрелости ее решений. Так что со временем большую часть решений по новым делам стала принимать она. Муж удивлялся только: в чем же она превзошла его ? Чем же? Чем-то неуловимым
 
           Видя , как заплетаются ноги у уставшей младшей дочери, она тихонько позвала ее по имени и велела оставить один из тюков. Та не стала спорить и , стараясь не шуметь закинула один из узлов матери под ноги так, чтоб его можно было несложно переступить. Но даже этот бугорок был слишком высоким и мать зацепив его сандалей, чуть охнув, споткнулась об него . Узел заскользил  с тропы и с шумом  загремел по уступам вниз.
-Что,- не оглядываясь спросил остановившийся мужчина
-Ничего,- женщина взглядом велела дочери идти вперед,- у меня лишнее ушло с плеч. Наверно мои года.
Мужчина не засмеялся шутки- просто пошел дальше.
 
 
 
             Вера и знания заполнили ее суть. И отвернули от обыденного круга людей. Но к ней по-прежнему тянулись. Что-то было в ней такое,  отчего ей прощалось то, что сторонясь народных гуляний, она отсутствовала на чуть ли на ежедневных празднествах. Именно к ней той ночью , колотясь в дверь, истошно взывала соседка, прося отпустить своего мужчину. Никто на их улице не открыл  двери заполошной. Никто не хотел идти подставлять грудь под мечи налетчиков, грабящих дальние сады. Неурожай в этом году был у их соседей- их поведение было объяснимо. В прошлом году у самих был недород…
Она вцепилась в грудь поднявшемуся мужу…и сползла не размыкая рук к его ногам, не переставая громким шепотом  вымаливать– Не пущу!
Он тогда поднял ее, поцеловал в лоб и в губы и потом, глядя  глаза впритык к ее глазам спросил:
-Ты в меня веришь?
Она растерялась. Воспользовавшись растерянностью он высвободился из объятий и шагнул ей за спину. В темноте звякнул металл- муж взял ножи…
Она не разжимая рук простояла до утра повторяя про себя одно слово «Верю!»
Утром прибежали соседи. Уже с опаской вышедшие к своим садам, проверяли ночной ущерб, когда давешняя соседка заголосив, собрал всех  у себя в саду . В траве, среди не успевших засохнуть бурых пятен крови лежал обломок большого ножа. Соседи опознали обломок.
Женщина не побежала в указанный сад. Она не стала рвать на себе одежды и расцарапывать ногтями лицо. Лишь отрицательно помотала головой и закрыла  калитку. Соседи, огорченно разбрелись, недовольно качая головами- сумасшедшая.
 
      Нет, она не сошла с ума, не потеряла рассудок с горя. Просто она не на секунду не позволила усомниться в своей вере.
Через два дня в свете мерцающих факелов четверо мужчин, держа плащ по краям, внесли в дом ее мужа. Этим вечером родственник мужа из другого городка отбил пленных у воинственных соседей, так и не успевших добраться с добычей к себе домой. Среди них был и тогда еще целый ее мужчина. Но заслышав атаку он вступил безоружным в бой с пленителями. И , бросая добычу, уже убегая, на ходу один из них рассек мечом мужу грудь.
И теперь в этой ране, как в прорехе, трепещется дорогое ей сердце.
Она указала место, куда следует положить мужчину. Отдала спокойным голосом распоряжение дочерям: полотенца и чистую воду.
Сама села у изголовья раздирать на муже почерневшую от крови рубаху. Не глядя послала за знающим лечение травами стариком. Кто-то послушно вышел.
Неделю она не уходила спать, лишь полусидя у его постели забывалась тревожно, не выпуская из руки его ладонь.
И в эти короткие мгновенья с растрескавшихся  губ срывался шепот- ВЕРЮ. ВЕРЮ
Он открыл глаза, она улыбнулась…и уснула прямо на полу. Через месяц у мужа осталась легкая хромота от не обнаруженного сразу вывиха.А вчера те же соседи, что пели осану их  героическому родственнику , чуть не растерзали и не изнасиловали двух пришедших от него людей,с пьяных глаз не разобрав, кто пришел к их дому...  
 
          Ночь близилась к концу, звезды спрятались в предчувствие рассвета, когда семья взошла на вершину плоскогорья.
-Идите в пещеру,- мужчина указал на черневшее в отдалении пятно на начавшей светлеть скале.
Уложив вещи и рассадив поудобней детей, женщина выглянула из пещеры: муж ее стоял у края, глядя вниз. Что виделось ему в еще царившей внизу темноте? О чем думал ? Она не успела этого понять, как муж, положив на землю поклажу, воздел руки к небу и упав на колени стал что-то кричать. Из-за начавшего ветра слов было не разобрать. Порывы его становились все яростней, угрожая поднять скарб и унести, как соломинку срывает ураган. Она успела подхватить узел и вцепившись второй рукой поволокла в безопасное укрытие мужа, когда на только начавшее предрассветное свечение небо наползли черные тучи из которых вынырнули щупальца  смерчей и потянулись к земле. Мужчина, высвободив руку, поднял на плечи забытый  тюк в ковре и уверенной походкой направился за женой.
В пещере от молний временами становилось светло, как днем. За вспышками следовали провалы в такую густую темноту, что казалось в воздухе пропадал и воздух: содрогаясь, роняя сверху камни и  мертвых летучих мышей, убежище стало наполняться клубами горящей серы. Но новый гром, подобный звуку низвергнутых с самих небес   гор, и вновь вспышка огня заливала пещеру светом. Не было не сил ни чувств.  И время остановилось. И ужас, выйдя из берегов, заполнил их души. Бесконечным ожиданием смерти.

          А когда, потеряв счет времени и утратив возможность чувствовать даже самые сильные толчки тверди, люди перестали осознавать самое себя, сбившись в единый трепещущий ком…
         Вдруг наступила тишина.Звенящая. Оглохшие и ослепленные люди продолжали сидеть, вцепившись друг в друга.  Только дрожь в земле, будто рябь по поверхности воды, иногда напоминала им о реальности.
Мужчина встал. Слышно было , как он пытается отряхнуться . По шарканью шагов женщина догадалась, что падающий камень угодил в старую рану и мужчина теперь хромает. В темноте и дыме пещеры стали проступать контуры проема входа. Короткое затмение и снова серый неровный свет- значит муж вышел наружу. Им только надо дождаться, когда он позовет их за собой, убедившись в отсутствии опасности. Время снова безумно тянулось. Ей слышался голос мужа, но слова в гулком своде становились незнакомыми.
И вдруг все они вздрогнули от его голоса.
Но он позвал только мальчика. Она привычно выпустила его со своих рук и чуть подтолкнула к выходу. И только когда свет в проеме еще раз мигнул выходящим, ее саму что-то толкнуло в грудь- она опрометью, не разбирая дороги кинулась к проходу. И это подвело ее – она несколько раз упала и потратила много времени на подъемы.
Поэтому, когда она выглянула на уже достаточно освещенное пространство, то на совершенно преобразившей местности сразу ничего не разглядела. Бросив ищущий взгляд в наименее вероятное место, она неожиданна увидала мужа, ведущего сына за руку на вершину свежеотколовшейся скалы. Она кинулась за ними- ведь скала была в опасной близости от дымящегося края обрыва. Но мужчину увидев ее приближение , отрицательно помотал головой. Беззвучно. И она осталась стоять у подножья.
              Ей снизу не было видно, что происходит на скале. Но когда она услыхала сверху плач а затем истошный крик, сердце у нее оборвалось от ужасного предчувствия . Ноги подкосились, она не смогла даже выставить вперед руки, упав навзничь на острые камни. Но ран своих не ощутила, она как будто окаменела . И так сидела в бесчувствии, пока не увидала спускавшегося со скалы мужа. Одежда его походила на лохмотья и была в чем-то красном . Окровавленный нож он нес впереди себя на вытянутых руках. Безумные глаза казалось вывалятся со своих мест. Она кинулась к бессвязно бормочущему мужу.
-Где он?- женщина трясла его за  плечи так, что нож выпал из рук мужа , а платок с головы упал ему на лицо.
-Что ты с ним сделал?- хрипела она, разрывая на нем одежду.
-Я не смог,- наконец членораздельно донеслось до нее
-Что ты не смог?- рывком она сдернула с него платок и заглянула в лицо мужа. Таким она его видела впервые- испуганным и растерянным
-Я должен до восхода Солнца принести жертву.
-Зачем? Зачем???
-Иначе вымрет весь наш род
-Зачем ты скинул козленка?
-Я тогда не знал… Но я не смог…Не смог…Я хотел тогда себя…Но нигде нож не прошел глубже кожи. Это знак.
-Себя? Но мы же все равно погибнем без тебя. И дочки..
-Я не смог его….Не смог… Мы погибнем все
-Иди к пещере, пусть девочки перевяжут тебе раны- тебе нужны будут силы. Ты за всех в ответе и должен пройти весь этот путь до конца. Иди, я поднимусь за сыном.
-Ты не понимаешь. Жертва обязательно должна быть принесена до восхода…
-Я услыхала тебя. Мы заплатим за спасение.
Женщина полу-обняв провожала мужчину к пещере
-Иди, собирайтесь в дорогу
-Нет, ты не поняла …
-Мы 30 лет вместе. Я помню всю нашу жизнь, каждый день, когда ты учил меня понимать знаки. Сейчас ты ошибся, ты не правильно понял знак.
Мужчина замер на месте и впервые за время разговора осмысленно посмотрел на женщину
-Ты что-то…
-Нет времени, уже виден верхний край Солнца из-за вершин. Только успокойся и ты сам поймешь все, пока я буду подниматься за сыном. Все, дочери уже ждут тебя.
 

            Она выпустила его, легко подтолкнув на прощанье в сторону послушно замерших на выходе из пещеры дочерей.
И не оглядываясь, поторопилась на вершину скалы. Диск светила уже вышел наполовину из противоположных гор. Еще немного- и будет поздно. Женщина спешит, торопится. Запыхавшись, путаясь в складках платья она выбежала на короткую плоскую площадку, вершащую  скалу. На одном из крупных камней на площадке, как на жертвеннике , лежит мальчик, свернувшийся калачиком. Тело его вздрагивает в истерических всхлипываниях. Он дергается и испуганно отшатывается, когда чувствует на себе ее руку. Но она терпеливо притягивает его к себе и берет на руки. Что-то нежное шепчет на ухо и трется своим лицом о его. Их слезы перемешиваются. Он самозабвенно целует ее- всюду, куда попало- не размыкая зажмуренных глаз. Икота мешает ему что-то сказать, но она не торопит его и нежно шепчет снова на ухо. Ему щикотно и он поводит головой. Легкая улыбка  трогает его губы. Она смеется, видя, что он разжал веки. Ставит его на ноги, целует и легко хлопает под зад направляя к тропинке вниз. Он, шагнув уже было, останавливается и с испугом оглядывается на мать- ему страшно идти туда, к …

-Я с тобой, солнце. Я тебя никогда не обману. Он пошутил, а ты не понял. Иди, торопись, будь умницей: ты уже большой, не заставляй всех тебя ждать
Она улыбается. Он подбегает, обнимает ее за ноги и прижимается к животу. Потом целует гладящие его руки…и убегает.
-Осторожней!
Все.

Больше ей нечего сказать

          Желтый, с красными краями диск плыл над вершинами по белесому небу вершины лета, лишь самым краешком касаясь некоторых из них. Чадящий черный со свинцом дым заполнял всю некогда плодоносную долину, сколько хватало глаз. Попадая в   образовавшиеся трещины речная вода производила взрывы и тогда клубы пара вырывались из расщелин и поднимались в небо, подобно гигантским грибам. На месте четырех городов полыхали пожары и образовывались озера.
Все. Все.
Прострав руки вперед женщина шагнула навстречу Солнцу
-Помоги ему- он не понял, но он научил понимать меня. И нет у меня страха или ненависти. Я понимаю, ЧТО  не хватает ТЕБЕ, раз Ты прислал на землю людей смерть и разрушение .Тебе самому не нравится , что выросло из них на страхе. Ты к милосердью вовсе не пригоден.Я иду к Тебе, чтобы Ты научился спасать их. Без этого Сила и Ум- слепая глупая ярость. Люди нуждаются в твоей..
Порыв ветра сорвал её с края скалы, унеся и разорвав последнее слово
 
         Внизу мужчина схватив в объятья, целовал  мальчишку в грязные одежды, забыв про раны, когда сверху ветер донес крик его женщины, какие-то обрывки слов.

И только одно он расслышал четко.

Забытое, оно  как будто толкнуло его в грудь. Сердце, замерев, заколотилось бешенно, готовое разорвать старый шрам и выпрыгнуть из груди.

Он завыл, срывая  перевязку с ран и валясь на землю…
 
 
Песок, камень и соль…
Когда зимние дожди, переполнив естественные хранилища из каменных завалов, прорвут преграды и ринувшись в низину, понесут, будто мячики, каменные глыбы в два человечьих роста, и, свергаясь в расщелины с уступов , откалывая на своем пути огромные пласты, эти камни будут сеять разрушение в этих и без того ужасных местах... когда отгремев, вспененный землистыми хлопьями мутный поток разольется подобно морю, вымыв с поверхности  земли соль....  когда вода,  умыв землю, напоит песок в вперемешку с камнем…
весенним месяцем нисан черные следы исчезающих русел бешеных рек заполнятся зеленным цветом. Сперва робким. Затем столь же - как и вся жизнь в этих краях- буйным, переходящим  в невероятное преображение пустыни в рай. Это миллионы тон семян, выброшенные в жизнь родителями этих трав, отдав  свою гигантскую  жертву на алтарь испепеляющей смерти, выкрали у нее для замыкания круга жизней свою крохотную, изчезающе малую часть. И теперь видна вся мощь этой малости, которой надо успеть многое в короткий срок: три недели есть у жизни, чтобы прорасти, укрепиться и оплодотворившись, дать семя будущим поколениям. И смерть отступает. Ненадолго. Но жизнь она побороть не может- будут каждый год
В весенний месяц нисан
красные головки маков
алеть в голубое небо,
славя победу Жизни над Смертью
пока их жертва нам  нужна
Земля еще жива.

И та скала стоит там же. Если прислушаться, в свисте ветра можно услышать обрывки каких-то слов. А если повезет- тогда и то , главное слово. И слово то еще спасает нас, тех кто его помнит. Кто знает ему цену.