Война за Ленинград

Война за Ленинград

Деду моему – Леониду Павлову, погибшему в боях под Сталинградом, посвящается

Генрих развернул машину после очередного бомбометания по заданным целям большого северного города. Задание было выполнено более-менее удачно. Напоследок Генрих приберёг одну мощную бомбу, чтобы сбросить её, как «сюрприз» на цель, выбранную им самим, а не высшим командованием.

Отделившись от группы, он плавно ушёл вниз и, не отходя далеко от заданного маршрута, стал подыскивать подходящую цель. Неподалёку от железнодорожного моста, на окраине посёлка, он заметил строения, похожие на казармы, во дворе правильной прямоугольной планировки. По периметру высокий забор и как показалось Генриху, во дворе замаскированный грузовик. Точный и опытный лётчик сбросил свой «сюрприз» прямо на главное и видимо штабное здание этого стратегического комплекса.

Удовлетворённый содеянным, Генрих набрал высоту и устремился вдогонку своей группы.

«Стратегическим комплексом» оказалось специальное лечебное учреждение для душевнобольных под попечительством Васкеловского районного профкома. Мощный взрыв разворотил контору и пищеблок, похоронив двух кухонных работников и скудные остатки продуктов. Незадолго до взрыва врач с медбратом отправились на поиски съестного, воспользовавшись случайно подвернувшейся попуткой.

Для эвакуации лечебницы райпрофкомом была выделена старенькая полуторка, которая основательно сломалась и главврач, без особой надежды, доверил её починку пациенту – бывшему механику, поволжскому немцу Шнейдеру. Активные военные действия на Карельском перешейке прекратились, а эвакуироваться в обстреливаемый и голодный Ленинград смысла уже не было.

Мастер Шнейдер, как и подобает немцу, был аккуратен и скрупулезен, только немного не в себе уже последние два года. Тем не менее, он с удовольствием принялся за любимое дело и начал разбирать автомобиль на запчасти. На обратную сборку аппарата, умственных ресурсов у механика уже не было и он, всё продолжал и продолжал разбирать агрегат. Впрочем, делая это очень профессионально и качественно.

Рядом со Шнейдером неустанно и неусыпно находился Моня. Кем он был в здоровом состоянии духа теперь уже никто и не знает, а сейчас он согласно высшему голосу, то есть голосу самого товарища Сталина, был борцом с внутренним и внешним врагом. Голос он слышал обычно ближе к вечеру, когда становился секретной радиостанцией. Большим разнообразием заданий «голос» не отличался и как всегда Моня, согласно установке, следил за внутренним и внешним врагом Шнейдером. Причём следил Моня не, просто так, а старательно всё записывал на замусоленные листочки старых квитанций, которые он аккуратно «получал», изымая их, тайком из мусорного бака. Писал Моня, кусочком карандаша, тщательно обгрызая его, в силу невозможности воспользоваться каким либо режущим инструментом.

По сведениям Мони у них в учреждении был ещё один внутренний враг – работник столовой Куперский, который недокармливал больных всё больше и больше. Следить сразу за двумя врагами как-то не получалось, к тому же из пищеблока Моню постоянно прогоняли. И ему приходилось довольствоваться одним Шнейдером.

Не далеко от работающего механика, возле забора с восточной стороны двора топтался на одном и том же месте Грек. Так этого человека называл почему-то главврач, ну а остальным было как-то всё равно. Грек был одержим страстью идти на восток. Он всегда и везде стремился идти только на восток. Причём, очень страстно пытался убедить всех следовать за ним. Обращался же Грек ко всем исключительно словами: – «мой господин, ваше благородие и милостивый государь» За территорию лечебницы никого не выпускали, и Грек ограничивался топтанием у забора с восточной стороны двора.

Остальной контингент был также предоставлен сам себе, кроме, буйных, которые были сильно ограничены в передвижении. Самым буйным в учреждении был Дрынкин, по кличке Бугай. Его вообще никуда и никогда не выпускали в силу его безудержной агрессивности и неимоверной силы. Когда были в наличии успокаивающие средства, с ним можно было ещё как-то сладить, а теперь он голодный и озлобленный представлял крайнюю опасность.

За этими занятиями и застал всех неожиданный страшный взрыв в пищеблоке. Взрывной волной разбросало кого – куда, смело забор и перекосило крышу барака. Перепуганные и оглушённые больные бродили потерянно вокруг руин. На территории, из начальства, не осталось никого, и все сразу почувствовали себя осиротевшими.

Постепенно больные стали приходить в себя, конечно в рамках своих диагнозов и разбрелись в разные стороны.

У Шнейдера взрывом вышибло «установку на полуторку» и он отправился вслед улетевшему самолёту с новой целью починить эту интересную машину. Моня естественно последовал за ним. Второй враг народа был мёртв, и для него оставалась только одна задача – следить за Шнейдером. Грек вышел к лесу вместе с ними, но пошёл на восток.

Оберштурмбанфюрер Нейзельберг, прикомандированный во вновь созданную танковую дивизию Эрнста Рубена Лагуса теперь значился, как рярикки Нейзельберг и это слово «рянрикки», обозначающее по фински его звание звучало для офицера как-то не по-военному. И вообще у этих финнов главнокомандующим был бывший русский офицер, что преданного Рейху офицера, сильно возмущало. Не в восторге он был и от не желания финнов ввязываться в активные боевые действия, и от трофейных русских Т-26, которыми была укомплектована его штурмовая колонна. Тем не менее, спорить и высказывать открыто своё недовольство было не в его характере. Приказ есть приказ и его надо выполнять.

Рянрикки Нейзельберг поправил мягкий танкистский шлем, и стал сверяться с новенькой картой, недавно переданной ему в штабе. Свежая насыпь дороги уходила в сторону трассы на Ленинград. По ней и предстояло прорваться танковой колонне прямо к железнодорожному мосту. Мост этот, по секретным сведениям разведки был построен с учётом возможности проезда по нему танков. Здесь и предстояло осуществить прорыв танковой колонны к заветной цели.

Для захвата моста, проверки дороги на мины и подстраховки колонны в зону действия был сброшен десант из двадцати отборных опытных финских и шведских воинов под командованием Нансенкоомпфа, известного в этой части фронта, по своим дерзким вылазкам в тыл русских.

По старому питерскому обычаю, дорогу, по которой предстоял прорыв немецко-финской танковой колонны, стали строить перед самой войной и с двух сторон одновременно, да немного не состыковались. Метров на пятьсот всего. Но между промахнувшимися концами оказалось болотце неопределённой глубины. Приказ был обходить болото с правой стороны, вот каждый и обходил со своей правой стороны. Потом болото пытались засыпать, да так и не сумели. Началась война. Правда, кто-то всё-таки успел отрапортовать об окончании строительства насыпи, и на финских и немецких картах появилась вполне себе приличная дорога к мосту.

На старенькой потрёпанной карте капитана Решетникова болотце было на месте, а дороги никакой не было и с той стороны танков не ждали. Не дураки же немцы переть через болото. Поэтому батарею из пяти потрёпанных «сорокопяток» развернули к старой асфальтовой трассе, прикрывая главным образом, большой автомобильный мост. По флангам прикопали два лёгких танка и ждали развития дальнейших событий.

Со стороны Ленинграда железнодорожный мост никто не оборонял, кроме двух охранников – пенсионеров, из рабочих путейцев и те измождённые бесконечной голодухой. Не стали защищать мост, потому, что забыли о танковой проходимости этого сооружения, да и затишье было почти по всему финскому фронту.  

Господин Нейзельберг следовал в своём Т-26 третьим по счёту в колонне и уже представлял себя героем, прорвавшимся победителем к великому городу. Первый танк колонны, сходу решивший преодолеть небольшую насыпь на дороге, с шипением, бульканьем, чваканьем и руганью по-фински, быстро ушёл в беспросветную глубину болота. Колонна остановилась.

Оберштурмбанфюрер - рянрикки заметно нервничал. Пиная щебёнку в бурую тину, добротными, подкованными ботинками, он обдумывал дальнейшие действия. Дороги дальше не было. Финские солдаты из танка выбраться не смогли и сгинули в страшной холодной трясине. Связи со штабом не было. Сутки возвращаться ни с чем обратно, когда цель так близка, казалось не возможным. У Нейзельберга было хорошее чутье, и он им чувствовал, что дорога где-то рядом есть. Нужно было поймать кого-то из местных и это выяснить. А пока что он отправил один танк из конца колонны вернуться на расстояние, где заработает рация и сообщить о происшествии в штаб, а также получить новый приказ. Нескольких танкистов он направил в разные стороны в поиски дороги.

У Илмари Хейкиннена – молодого командира последнего танка день не задался с самого утра. Обожравшись украинских помидор, он чувствовал себя очень неважно. Его прохватил понос и он вынужден был постоянно выбираться из машины по нужде. А этот мерзкий Олави – водитель танка всё время над ним подшучивал. Говорил, что в машине воняет говном и наверняка кто-то измазался. Онни – стрелок хоть и молчал, но тоже хихикал исподтишка.

Теперь вот предстояло одним возвращаться в этом мрачном лесу, в то время, как другие будут триумфально врываться в город. Танк Илмара трясся обратно, а он сам каждые десять минут безуспешно пытался выйти на связь со штабом.

Уже в сумерках вернулись танкисты Нейзельберга. Дорогу они не нашли, но нашли языка. Им оказался продирающийся по лесу на восток, опьянённый свободой движения Грек. Оберштурмбанфюрер немного знал русский язык и брезгливо начал допытывать пленного.

- Ты, русский, местный здесь?

- Так точно ваше благородие! – отрапортовал воодушевленный Грек.

Ему было приятно, что с ним разговаривает такой важный человек. И возможно даже ему дадут поесть…

- Дорогу к мосту знаешь? – недоверчиво поинтересовался немец. Однако ему понравилась чёткость ответа и готовность сотрудничать.

- А как же мой господин! На восток, только на восток! Я проведу вас. Вы пойдёте со мной на восток?

- Наша задача идти на восток. Как это по-русски?.. мы есть попутачки! – слегка исковеркав слово, усмехнулся Нейзельберг.

- А не соизволит ли милостивый государь дать своему новому попутчику покушать?

- Что, оголодал на советских хрычах… храчах?.. – никак не мог подобрать нужное слово немец. Русский ничего не отвечал, а только слегка покачивался и шевелил руками, как будто пытаясь поймать что-то в воздухе.

- Дайте ему хлеба, - распорядился Нейзельберг уже по-немецки, - а то помрёт ещё до утра от голода, - и расхохотался.

Грек получил огромный, по его представлениям, кусок мягкого ароматного ржаного хлеба и тут же его быстро съел. Впервые за последний год он был полностью сыт. Идти пока что никуда не хотелось, он прилёг под лапами большой ёлки, да и заснул.

Финские танкисты ещё долго смотрели на спящего, почти раздетого русского. Вокруг было холодно и сыро. Дело шло к зиме, а этот спал, скрючившись под ёлкой.

- Какой всё-таки это дикий народ, - заметил Нейзельберг своему водителю шведу, - спит на холоде, в лесу и ничего ему не делается…

- Может брезент на него накинуть, а то сдохнет ещё до утра и дорогу не покажет, - отозвался водитель.

- Да, пожалуй… - согласился командир. – Там чехол от бака набрось на этого русского.

Капитан Решетников, так и не дождавшись на своей позиции танковой колонны, отправил разведчиков на её поиски. Старшим разведгруппы был сержант Никитин. Ребята надёжные, сработавшиеся и не один раз бывавшие вместе в жёстких переделках.

- На рожон, Никита, не лезьте, танки увидите и обратно. Хорошо бы языка ещё притащить. Что там эти фашистские финны надумали уточнить бы надо. – Напутствовал разведчиков капитан.

- Сделаем, - согласился Никитин, по прозвищу Никита. И группа растворилась в холодной ночи.

Илмари Хейкиннен после ещё одной попытки связаться со штабом, опять начал маяться животом. Под противные ухмылки своих сослуживцев он выбрался из танка и отбежал в кусты.

Моня немного завозился с очередной записью – донесением и потерял из вида Шнейдера, который торопился в поисках нового интересного дела. Голоса с очередным заданием пока что слышно не было, и Моня решил действовать в рамках заданного ранее. Хорошенько осмотревшись, он не обнаружил вокруг ни одного подходящего врага. На ёлке сидела белка и шелушила шишку. Моня стоял в растерянности. Можно ли считать белку внутренним врагом или внешним он не знал. На всякий случай он подобрал увесистую дубину и взял белку на прицел. Как раз в это время он услышал приближающийся грохот. Слева на насыпи появился и остановился танк. Из него вылез человек и убежал в кусты. На танке была надпись не по-русски, значит, это был внешний враг, так определил его Моня.

- Эй! Если враг не сдаётся, то его уничтожают! - громко прокричал Моня и постучал дубиной по танку.

Илмари, услышав, неожиданно, из за кустов, такую наглую русскую речь, немного испугался. Он быстро присел и, наконец, уже точно, измазался в собственном говне. Бежать и залазить в танк, не было никакой возможности, хотя он видел, что у танка один какой-то абориген с палкой. Взбешённый и окончательно расстроенный танкист начал расшнуровывать ботинки, чтобы снять испачканные штаны.

Пока водитель танка - Олави пытался рассмотреть в своё окошечко наглых русских, решительный Онни, не долго думая, достал небольшую противопехотную гранату, сдёрнул чеку и бросил через открытый люк в ту сторону, с которой стучали.

- Мне от вас подачек не нужно! – возмущённо отозвался Моня, схватил гранату и забросил обратно в люк. Моня был против взяток и всякой внутренней коррупции, тем более вещь была совершенно не съедобная.

Рвануло так, что лес вздрогнул. Башня улетела вверх и возвратилась в метрах десяти, уткнувшись дулом в мягкую почву. Моня, повторно контуженный и почти оглохший, отлетел метров за пять.

Илмари, без штанов, сломленный, подавленный и совершенно разочарованный в жизни увидел в остатках танка своих разорванных приятелей и понял, что его война закончилась.

Моня встал, отряхнулся, отчётливо услышал голос «великого кормчего», призывающий к борьбе с врагами народа и начал действовать. Он подобрал своё оружие, взял его наперевес и, подойдя к танкисту, потыкал его палкой легонько в бок.

- Если враг не сдаётся, его уничтожают, - сообщил он внешнему врагу.

- Гитлер капут! – отозвался танкист, поднял руки и пошёл вбок от дороги. Про себя же пробурчал: - «Везёт же дуракам…»

Моня побрёл сзади, продолжая держать палку, как ружьё. Всё это нужно было быстро и точно записать в донесении, но руки были заняты и Моня не знал, как их освободить.

Такую картину и увидела группа разведчиков Никитина, привлечённая взрывом. Никита смотрел в бинокль, пытаясь осмыслить ситуацию.

- Ну, что там? – зашептал ему, подползший сбоку боец Шестаков.

- Какой-то придурок в пижаме взорвал танк и теперь с палкой взял одного танкиста без штанов - в плен. – Ответил Никита передавая бинокль и перевернулся на бок. Сорвал засохший стебелёк и стал его жевать. Никита привык больше руководствоваться собственной интуицией, чем долгими рассуждениями.

- Всем тихо! Я пойду встречу, - скомандовал сержант и пополз наперерез, идущим по полянке.

- Всё, пришли! – не громко сказал Никитин, появившись внезапно из-за берёзки, перед Илмари и Моней.

- Если враг не сдаётся, его уничтожают! – весело сообщил Моня появившемуся разведчику.

- Это точно. Кто такие?

- Илмари Хейкиннен, командир танка, третий танковый батальон рянрикки Нейзельберга, - представился танкист.

- Моня всегда знает, где внутренние и внешние враги, а в Васкеловской больнице совсем плохо кормили. – Сообщил с обидой Моня.

- Пошли, - тихо скомандовал Сержант, легонько сдвигая автомат с плеча. Потом, всё-таки вытащил из кармана шнурок и связал финну руки.

С рассветом, в основном от холода и снова оголодав, первым проснулся Грек. Быстро оправившись, он стал будить своих новых попутчиков, заглядывая в глаза и повторяя:

- На восток, на восток, милостивые государи, господа мои. Там стольный град, там тайное беловодье, кисельные берега и молочные реки…

Финны, не обращая внимания на бормотание русского, с недовольным видом выбирались из тёплых спальников и собирались в дорогу.

Грек опять получил кусок хлеба и довольный был готов продолжать путь на восток.

- Русский, мы тебя расстрелять, если ты не показать нам дорогу, - ещё раз напомнил Греку оберштурмбанфюрер и дал команду продолжать движение.

Грек побрёл в обратном направлении, и колонна развернулась за ним. Увидев слева какую-то просеку, Грек понял, что восток именно там и восторженно призывая за собой попутчиков, поторопился свернуть. Радостный и главное сытый он снова мчался к своей заветной цели, опять на свободе и не ограниченный никаким мерзким забором. Он ничего больше не хотел ни видеть и не слышать, опьянённый единственным желанием идти на восток он двигался, прыгая с кочки на кочку, только повторяя:

- На восток, милостивые государи, на восток!

Не увидел он, как, разогнавшись по его следам, в «замаскированное» болото провалился ещё один танк, и не слышал он, как по нему самому началась беспорядочная стрельба. Только руке было почему-то очень больно, и лилась кровь, но нужно было торопиться, и идти только на восток!

Танковая колонна финнов, откатившись к концу дня порядочно назад, наткнулась на свой же десант поддержки. Разобравшиеся к тому времени в местности десантники, сообщили Нейзельбергу, что мин впереди нет и где собственно нужно искать дорогу к мосту. Вместе с десантниками колонна опять покатилась в сторону Ленинграда.

Разведчики всё не возвращались и капитан Решетников, с сожалением подумывал уже о новой группе. Танков никаких не было и не было. К вечеру на трассе вместо танков показалась бабка на древней телеге с какими-то узлами и двумя малышами. Телегу тащила измождённая лошадёнка, а за телегой периодически упираясь, тащилась коза.

- Куда и откуда путь держим бабуля?

- остановил телегу ближайший к дороге караул.

- Из Васкелово до Осельков бы нам, сынки, от финнов бежим, сгоняют они нас в сараи за колючую проволоку и там морят голодом.

- Бабушка, а танки не видала ли, - решил уточнить на всякий случай подошедший капитан.

- Как не видала?.. Видала окаянных, на Ленинград, к паровозному мосту через протоку они сволочи попёрли. Да поди уж и до Парголово добрались. Быстро нехристи ездят.

- Ты что бабушка говоришь? Там же болото и дороги нет. – Возмутился Капитан.

- Как это дороги нет?.. – теперь уже недовольство высказала бабка.

- Да перед самой войной и построили. Я сама тама рабочим самогонку возила. Как раз до моста и довели.

Звучало вполне убедительно. Капитан побежал к рации выяснять у начальства ситуацию с дорогой. Выясняли часа три, пока совсем не стемнело. Оказалось, в конце концов, что дорога точно есть и был даже приказ об её минировании.

Разобравшись с положением дел, капитан, добившись соответствующего приказа, сразу же снял батарею, танки и ночью, быстрым маршем направился в сторону моста. Как «пердячим паром» по буеракам тащили пушки, снаряды и помогали пробираться неуклюжим танкам – отдельная история, но в нужное время, к нужному месту всё же успели.

Финская танковая колонна не стала ночью пробиваться на мост и расположилась до утра на привал. Десант ушёл в лес проверить один секретный объект, о котором сообщали лётчики, а затем переправиться через мост и занять оборону с той стороны.

Иннокентий и Гаврилыч грелись у небольшого костерка возле разрушенной ещё в тридцать девятом, конторы путейцев. Место это было немножко на высоте, и мост хорошо просматривался.

- Гаврилыч, а вот ты и ни хрена не знаешь, зачем это повдоль рельсов на нашем мосту балки бетонные. – Задиристо и ворчливо продолжил неторопливо разговор Иннокентий.

- И зачем же позвольте у вас узнать товарищ коммунист?

Гаврилыч всегда так подначивал партийного Иннокентия, скорее из зависти, чем по политическим мотивам.

- А вот затем, чтобы по мосту танки наши могли проехать! – убедительно сообщил Иннокентий.

- А ты-то, откуда знаешь?

- Вспомнил, вот… нам лет десять назад про это на политинформации рассказывали.

Действительно, выглядело логично. Оба замолчали на некоторое время.

- О, смотри, какие-то хмыри через мост бредут, - встрепенулся обладавший дальнозоркостью Гаврилыч.

Оба начали всматриваться сквозь предрассветную дымку в сторону моста. Там, печально перебираясь по шпалам, медленно двигалась группа в пижамах.

- Двадцать человек насчитал, - сообщил Гаврилыч.

- Из госпиталя какого-то сбежали, что ли солдатики… - предположил Иннокентий.

- Да не… на солдат не похожи, вроде. Ранений с перевязками-то нет никаких…

- Может финны? У тебя патронов штук пять наберётся? – встревожился Иннокентий.

Оба забрали старенькие свои ружья и заковыляли поближе к мосту. Когда странная группа приблизилась, Гаврилыч громко крикнул по немецки:

- Хэнд э хох!

Бредущие испуганно остановились. Двое повернули обратно, а один закричал:

- Не кормят, совсем не кормят в Васкеловской больничке!

- В Васкелово дурдом вроде был, а больницы там отродясь не было, один медпункт только, - начал что-то припоминать Иннокентий.

- Во дела… финны-то видать Васкеловский дурдом разорили, а эти придурки теперь без присмотра и шарашутся.

Гаврилыч поднялся, кряхтя, и помахал больным рукой, приглашая нехотя их к себе. Группа продолжила движение по мосту.

- Мы, там, в больничке, а тут бах! – пытаясь объяснить что-то, округлял глаза один из гостей, разместившихся вповалку вокруг костра.

- Не кормят Санчика, не кормят… - жалобно сообщил другой.

- Несчастные люди, а тут ещё война, будь она не ладна… - расстроено высказался Гаврилыч.

Что с ними бедолагами делать ума не приложу… В городе-то и нормальным жрать нечего, а тут ещё эти…

Немецкий десант тихо и незаметно прокрался в разрушенную больницу. Разделились на несколько групп и стали осматривать помещения.

Бугай Дрынкин впервые за сутки учуял людей и затаился в углу. Один из десантников отодвинул засов и опрометчиво заглянул в комнату. Бугай метнулся на жертву и быстро её задушил. Такого удовольствия, когда в руках судорожно бьётся живая плоть он не испытывал уже давно. Забрав у солдата большой нож, он вышел в коридор и наткнулся ещё на троих. Этого подарка судьбы он никак не ожидал и даже зарычал от восторга.

Двоих он успел зарезать, прежде чем третий начал стрелять. Прошитый пулями, но совершенно не чувствуя боли, он всё-таки достал и третьего.

Так он и стоял, привалив собой мёртвого финна, когда в коридор ворвались остальные, и дострелили несчастного, но удовлетворённого Бугая.

Проходящая невдалеке от лечебницы группа разведчиков Никитина услышала стрельбу и направилась к больнице.

Финны, опрометчиво столпились в кучу перед бараком, вытаскивая так нелепо убитых своих товарищей.

Никита не раздумывая, сходу вступил в бой. Первым же залпом половина оставшихся десантников, включая и доблестного Нансенкоомпфа была уничтожена. Остальные привычно рассредоточились, отстреливаясь. Но силы были уже равны, а значит финнов через пятнадцать минут ожесточённой перестрелки с элементами рукопашного боя, не осталось совсем. Никита был ранен в ногу, и убиты были двое из солдат его группы.

Пленный Илмари Хейкиннен, привязанный наспех к берёзке, робко надеялся, что после боя его освободят свои, но в блёклом свете луны увидел, в конце концов, ковыляющего с помощью палки Никитина, с перетянутым ремнём бедром и замотанным какой-то белой рубашкой. С ним были ещё двое русских, обвешанные немецким добротным вооружением десантников.

Моня, честно охранявший пленного и рассказывающий ему, как важно бороться с внутренними и внешними врагами, получил за свои геройства, в награду, почти весь захваченный у финнов трофейный шоколад. У него даже слёзы потекли от удовольствия, когда он схрумтел первые три плитки. Такого наслаждения от жизни он не испытывал никогда. На какое-то время он даже забыл про голос и свою борьбу с врагами.

К рассвету мощная танковая колонна оберштурмбанфюрера – рянрикки Нейзельберга была выстроена и готова к прорыву через мост. Остался небольшой бросок вперёд и вот она – долгожданная победа.

- Вперёд, с нами Бог! – скомандовал, наконец, Нейзельберг и оказался не прав, потому, что Бог был, по крайней мере, с механиком Шнейдером, которому он послал замечательный подарок в виде небольшой бронированной машины, спешащей из штаба на поисках потерявшейся танковой колонны. В машине что-то сломалось и водитель, изнеженный штабной жизнью за величественной линией обороны Маннергейма, и не особо смыслящий в моторах пытался устранить проблему. У него над душой стоял нервный офицер и тоже не мог ничем помочь.

- Могу ли я чем-нибудь помочь доблестным солдатам? – на чистом немецком языке, радуясь возможности поработать закричал механик, подбегая к машине.

Офицер выхватил пистолет, но увидев перед собой измождённого, в какой-то тюремной робе, безоружного немца, стрелять, не стал.

- Кто такой, откуда? - резко спросил он Шнейдера.

- Механник Шнейдер! Был заключён в спец-изоляторе, но бежал. – Отрапортовал чётко больной механик.

- Могу ли чем-то помочь? Я умею хорошо чинить машины, - снова спросил Шнейдер.

- Приступай, - кивнул офицер, - но смотри мне, если что - расстреляю.

Водитель, довольный, что пришла подмога, отстранился от мотора и присел рядом. Некоторое время он наблюдал, за Шнейдером и, поняв, что тот мастер своего дела задремал. Офицер, решивший, что водитель всё сам проконтролирует, растянулся в танкетке на заднем сидении и тоже уснул. Один Шнейдер с удовольствием продолжал работать. За час он разобрал в моторе всё, что можно было разобрать. Вытаскивать сам мотор в данных обстоятельствах было несподручно, и он решил, идти на поиски специального крана, но тут пролетели немецкие самолёты, после бомбёжки советских объектов и Шнейдер подумал, что нужно срочно идти чинить эти прекрасные машины.

Будить никого он не стал, аккуратно сложил инструменты в сундучок, захватил его с собой, на всякий случай, добавил ещё несколько шлангов, других симпатичных деталей от мотора, с мыслью «починить» их по дороге, и отправился в неизвестном направлении.

Офицер проснулся первым, но было уже слишком поздно. Следы механика затерялись в сыром и холодном лесу. Отдав сам – себе водителя под трибунал офицер не придумал ничего лучшего, как двигаться на поиски танковой колонны пешим строем. Понурый водитель шёл первым. Так они и брели, пока не наткнулись на взвод наших сапёров.

Это в сапёрную роту майора Шевцова, наконец, завезли противотанковые мины, а приказ заминировать новую дорогу к мосту у них был уже давно. Сапёры ошибаться не любили и на всякий случай крепко связали обоих финнов, предварительно их обезоружив.

Пока ветераны охранники вместе с беспризорными больными грелись у костерка, Иннокентию пришла одна мысль.

- Гаврилыч, а ну как не наши, а финские танки через мост полезут?..

- Да откель им знать про мост-то?.. Что он для танков проходной.

- А помнишь, сколько у нас финнов до войны в управлении шныряло? И в депо заходили… А один даже немец в форме, видать офицер ихний.

- А у нас тут ни танков, не артиллерии, до самого Парголово, задумчиво добавил Гаврилыч.

- Вроде гул какой-то с той стороны, - с трудом поднимаясь на затёкшие ноги, проворчал Иннокентий.

- Вот, нагнал страху, теперь и будет всякое мерещиться... – буркнул Гаврилыч, тоже с трудом приподнимаясь.

Сильно не высовываясь из своего убежища, пенсионеры начали всматриваться в противоположный берег протоки. Мост был не большой, всего в один пролёт, но протока между озерками была глубокая и для танков не проходимая.

Через несколько минут из-за деревьев показался танк и остановился.

- Видать берег осматривают, - заметил Иннокентий. – А может наши енто?.. Танк-то наш.

- Да какой наш? – не согласился с ним Гаврилыч.

- Что я своих танков, не знаю что ли?.. – обиделся Иннокентий.

- Да сколько их целёхоньких в тридцать девятом у финнов сгинуло, забыл уже? Можа теперь это финны на наших танках с нами же и воюют…

- Не будем пока высовываться, а там посмотрим, - предложил Гаврилыч.

- Дрезина со сменой часа через четыре прикатит, а пешком мы и за день не доберёмся… как же наших предупредить, если финны на прорыв пошли?.. – размышлял вслух Иннокентий.

- Пушек бы, каких или бронепоезд… а так мы вдвоём ведь не справимся…

- Бронепоезд, бронепоезд, - затараторил один из больных, указывая на старенький паровоз, гниющий уже много лет на запасных путях.

- Да уж бронепоезд… на этом пердюжнике я ещё двадцать лет назад лес в Питер возил, - пробурчал Иннокентий, - дак, он и тогда уже еле шевелился.

- Теперь его только руками толкать, - добавил он, потирая занывшую коленку.

- Руками говоришь?.. – переспросил Гаврилыч, пытаясь ухватиться за проскользнувшую мысль. – А рук-то у нас тут много… Помнишь, всегда подтормаживали, когда к мосту подъезжали, наклон же тут небольшой.

- Ну? – Заинтересовался рассуждением Иннокентий.

- Мы что, его растолкаем и нападём на нём, с двумя ружьями, на танк?

- Нет, мы подождём, пока танк поедет, да и пустим на него паровоз твой. – Довольный задумкой сообщил Гаврилыч.

- А если танк наш?

- А чего он в обратную сторону поехал?

- Может дела у него тут, какие… вот мост оборонять, например.

На этом перепалка закончилась и оба засопели, обдумывая ситуацию.

Пока они размышляли, от группы больных отделились двое самых непоседливых, или может быть самых голодных и пошли через мост навстречу танку. Подойдя к нему поближе, они стали махать руками и просить поесть.

В танке был рянрикки Нейзельберг, осматривающий в бинокль ситуацию за мостом. Заметив двоих русских, одетых так же, как и предатель «попутчик» он с наслаждением дал по ним очередь из пулемёта.

- Не, наши по своим придуркам стрелять не будут, - сделал вывод Иннокентий и вопрос о том, чей это танк был разрешён.

- А ну ка, пойдём, с паровозом разберёмся, - засуетился Гаврилыч, - вставай ребята, вставай, дело есть, айда в паровозики играть. – Начал звать он больных, подталкивая их слегка прикладом.

Тем временем, Нейзельберг отправил, ближайший к нему танк проехать по мосту первым. Заметив у танка между баками два больших металлических ящика с провиантом, он, было, решил остановить его, но передумал. Танк спокойно проехал мост и занял позицию к обороне. Ничего не происходило. Танкисты, видя, что тут вообще никого нет, беспечно вылезли на танк, и замахали своим.

- Вот зараза, как приржавела-то, - ругался Гаврилыч, перетаскивая стрелку для проезда паровоза. Потом они ещё помучались с Иннокентием, снимая паровоз с тормозов и, наконец, всё было готово к пуску.

- Вы енто, толкайте, а я вас пойду от танка, прикрывать, который проехал уже. – Распорядился Гаврилыч и заковылял, пригибаясь к подходящему укрытию.

- Давайте ребятки, дружненько, ну, ещё немного и сама пойдёт, - подбадривал измождённых больных Иннокентий. Надо сказать, что больные толкать технику умели. Почти каждый день, пока полуторка была живая, её приходилось толкать. Они сопели, чмокали, что-то бурчали, но упирались и паровоз сдвинулся.

Танки выехали из леса и выстроились для прохода через мост. Увидев, какое количество танков, Гаврилыч решил, что всё равно помирать и стал стрелять в танкистов. Стрелять он умел и двоих уложил сразу. Третий, не понимая, откуда палят, попытался забраться в танк, но тоже получил пулю.

Нейзельберг первым въехал на мост, когда начали стрелять и тут же остановил танк, пытаясь понять, что происходит, он разглядывал обстановку впереди и тут, наконец увидел, что к мосту вывернул старенький паровоз на ручной тяге. Паровоз уже катился сам, и больные отстали.

Рянрикки Нейзельберг среагировал быстро. Он приказал стрелять по паровозу бронебойным снарядом, что тут же и было выполнено. Паровоз уже въехал на мост, когда его остановил снаряд. Он подпрыгнул от взрыва и обрушился на бок, проламывая под собой кусок моста, и сполз весь искорёженный в воду. Дыра в мосту получилась метров в пять, и танкам проезд был закрыт. Нейзельберг дал задний ход, и тут начали стрелять пушки. Это батарея Капитана Решетникова, наконец, развернула орудия и начала бить прямой наводкой по танкам.

Танки из колонны стали маневрировать и отстреливаться, но это им не очень помогало. Смело вступили в бой два наших лёгких танка, пытаясь отрезать колонну от леса. Один вскоре был подбит, а второй продолжал мешать отступлению.

Нейзельберг понял, что это засада и дал приказ отходить. Впрочем, прорваться в лес на дорогу удалось только ему одному. Остальные, после сорока минутного ожесточённого боя, были подбиты. Два наших орудия остались, исковерканы, пятнадцать бойцов получили ранения, шесть солдат были убиты. Три финна танкиста сдались в плен, трое оказались сильно ранены. Тех, кто, выпрыгивая из горящего танка, начинал стрелять добили.

Озлобленный оберштурмбанфюрер Нейзельберг пытался вернуться к своим, но мины на дороге были уже расставлены и его последний танк подорвался.

Вот так вот, - резюмировал события Иннокентий, - кто с танком к нам придёт…

- От паровоза и погибнет, - закончил мысль Гаврилыч.

Оттащив подальше трупы финских танкистов, старики принялись рассматривать свой трофей. Нужнее всего оказались ящики под завязку забитые провиантом. Пенсионеры заслуженно одарили больных по банке тушенки и булке хлеба. Приехавшая вскоре дрезина, забрала всех больных с собой, и пенсионеров оставили на посту, на второй строк. А они особенно и не жалели, потому что припрятали себе трофейную фляжку с финской водкой и закусить тоже было чем.  

04. 2013 г.