ХВ Радость моя

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ, РАДОСТЬ МОЯ!

Хотите – верьте, хотите – нет, но дело было так:

Холодной и безрадостной выдалась осень 1941г. Рабоче-крестьянская красная армия откатывалась, отходила, отползала на восток, в упорных боях теряя бойцов, но продолжала изматывать врага в смертельных схватках. Фронт постепенно стабилизировался и, наконец, встал. Наступило равновесие сил, вернее, их отсутствие.

На южном направлении рубеж обороны проходил по Наре, чьи высокие берега, изрытые воронками бомб и снарядов, напоминали лунный ландшафт. Красными от крови стали воды реки, но люди продолжали убивать друг друга. Десант Пятой воздушной армии, сброшенный у деревни Папино, был полностью перебит немцами еще в воздухе, а других резервов, чтобы переломить ситуацию, у командования не осталось.

В один из ноябрьских дней, в разрушенное село в прифронтовой зоне въехал замерзший армейский внедорожник, потерявший не только цвет, но и форму от налипшей грязи. Сидевший за рулем унтер-офицер Ш. с нетерпением, ждал, когда пассажиры выйдут из машины, и он сможет приложиться к припрятанной под сидением фляге со шнапсом. Капитан-танкист Ф. и командир саперного батальона майор Р. Долго топали ногами, чтобы восстановить кровообращение, потом огляделись. Обугленные бревна на месте сожженных домов, поваленные изгороди, занесенные грязным от копоти снегом, совсем не располагали к отдыху.

«Веселенькое место ты выбрал для пикника, Отто, - обратился майор к танкисту. – Если бы я не изучил тебя за годы нашей дружбы в Гейдельберге, то мог бы подумать, что у тебя не все в порядке с головой».

«Конечно, это не юг Франции, Курт, - отозвался Отто, - но и здесь можно найти местечко, чтобы без помех пообщаться. Сколько лет мы с тобой не виделись? Пять – шесть?»

«Больше, почитай все восемь после окончания университета. Здесь поблизости есть русская кирха – идеальное место для того, чтобы укрыться от ветра и вспомнить славные студенческие годы. Вилли! – капитан окликнул водителя ».

Унтер, чертыхаясь про себя, но с угодливым выражением солдата, готового выполнить любой приказ начальства, на обмороженном лице, вывалился из вездехода и извлек из багажника сумку с провизией. «Все как вы приказали, господин капитан!» сказал он, стараясь дышать в сторону. «Приятного аппетита, чтоб вы подавились!» добавил он, последнее, впрочем, про себя. Изобразив неудачную попытку щелкнуть каблуками, он вприпрыжку удалился к машине и заветной фляге, а друзья направились к небольшой каменной церкви, казалось, вросшей в землю и по окна занесенной снегом. Несколько проломов, оставленных снарядами, пробитая каска и россыпь гильз свидетельствовали о том, что русские ее использовали как огневую точку.

«Проклятые русские свиньи, - выругался капитан. – Для них нет ничего святого».  

«Это не русские, Отто, это жидовские комиссары и красные фанатики, готовые защищать своего фюрера Сталина. Они способны поставить пулемет даже на могиле родителей» - глубокомысленно отозвался Курт, разглядывая стены церкви, сохранившие остатки росписи.

Последующие полтора часа приятели провели в неторопливой беседе под датскую ветчину и бутылку «Мартеля», привезенную Отто из Франции, где он провел короткий отпуск после того, как его полк потерял почти половину личного состава и две третьих танкового парка. Захмелев, Отто начал жаловаться на варварскую русскую погоду, отсутствие дорог и глупое упрямство русских, не признающих очевидный факт, что войну они уже проиграли.

«В чем дело, Курт?

Почему они продолжают сражаться? Ведь это бессмысленно! - Последнее слово Отто повторил несколько раз. – Ведь ты прослушал курс славянских языков, знаешь их культуру… Может, это их русский Бог им помогает? Вот этот седой джентльмен в длинном пальто?» Отто ткнул бутылкой с остатками конька в угол, где из-под битого кирпича выглядывала икона. «Если так, то я сейчас это живо исправлю». Пошатываясь, Отто направился к иконе, с трудом извлек ее из-под завала и постарался утвердить на ящике для снарядов. «Прочти, что здесь написано – сам я в русском не силен».

Курт протер заиндевевшие очки, придававшие ему почти профессорский вид, и тоном под стать очкам сказал: «Это не Бог, Отто, это их русский святой Се-ра-фим». Варварское слово далось ему нелегко и потребовалось подкрепиться очередным глотком коньяка.

«Русский? Отлично! Вот он мне и ответит за все». Отто полез в карман кителя. «Свой люгер я оставил в машине, но для святого сойдет и маузер». Отто помахал мелкокалиберным пистолетиком, с которым не расставался никогда, и без предупреждения выстрелил. В тишине зимнего храма выстрел прозвучал оглушительно громко, от неожиданности Курт даже выронил вилку, которой старался извлечь из банки остатки ветчины.

«Черт побери, Отто, ты тоже становишься варваром в этой варварской стране! Что тебе дался этот святой? Еще не настрелялся по русским? »

«Нет, Курт, это личное». Отто учел свой первый промах и снова выстрелил. Пуля, взвизгнув, отрикошетила от кирпичей и ушла вверх, под разрушенный свод храма.

«Надеюсь, что из пушки ты стреляешь лучше, иначе плохи твои дела», - сказал Курт, но Отто не оценил шутку. Хмель медленно сползал с него, уступая место холодному бешенству, как перед танковой атакой. Раз за разом он нажимал на спуск и только последним выстрелом зацепил икону.

«Отлично!» Курт зааплодировал ладонями в теплых перчатках. «А теперь сядь и выпей русской водки за победу немецкого оружия ».

Но Отто, казалось, не слышал. «Ты знаешь, Курт, что я был лучшим стрелком на курсе и не этому бородатому русскому разубедить меня в этом». Вогнав новый магазин в маузер, Отто прицелился и плавно нажал на спуск. Икона немедленно отозвалась каким-то странным звуком, похожим на звук оборванной струны.

«Вот так-то, дедушка» - пробормотал Отто и опять прицелился. Раз за разом пули ложились в икону, но лик святого оставался невредим. Наконец, расстреляв все патроны, Отто успокоился. «Все, нам пора. Будем считать, что русский пикник удался».

Когда Отто вышел из храма, то первое, что он увидел – это ноги Вилли, торчавшие из сугроба, забрызганного чем-то красным. А последнее – бородатого мужика в грязном овчинном тулупе, неторопливо перезаряжавшего карабин к98, всего час назад покоившийся на заднем сидении их машины. Он еще успел выхватить маузер и нажать на спуск, запоздало вспомнив, что все патроны расстрелял в Се-ра-фима. И сразу все кончилось.

А Курт, оглушенный ударом приклада по голове, очнулся в партизанском отряде, потом был переправлен через линию фронта в штаб армии, где дал ценные показания об обороне немцев. Это спасло ему жизнь, он даже вернулся в Германию после войны, но до конца жизни ему снился партизан с лицом Се-ра-фима и звучали странные слова: «Христос Воскресе, радость моя!»

Икона Святого Преподобного Серафима Саровского ныне находится в храме преподобномученицы Елисаветы, что в г. Белоусово, Калужской области. Я лично насчитал в ней двадцать две пробоины от пуль. Лик святого остался невредим.