Фрицморген и ЕГЭ

 

Старина Фрицморген рассказывает про ЕГЭ: 

Алексей Венедиктов гениален. Настоящий боевой проповедник восьмидесятого уровня. Я даже и не предполагал, что можно застыдить полный зал опытных педагогов. Венедиктову, однако, это удалось… 

Впрочем, обо всём по порядку. В четверг и пятницу я был в Москве, на педагогическом форуме «Умная Школа». И знаете — у нашего образования есть будущее. Действительно есть. 

Я привык, что все публичные рассуждения об образовании делятся на две категории. 

Категория первая — заученные речёвки заслуженных чиновников, которые думают исключительно о своей подковёрной борьбе: какой закон поддержать, какой отклонить, кого назначить, кого снять… В целом, наши чиновники от образования — довольно умные люди, и далеко не все они являются сволочами. Но они живут в своём бесконечно далёком от реальных школьников бюрократическом мирке, и все их междусобойчики весьма далеки от реальной жизни. 

Вторая категория рассуждений — бравурные стереотипные лозунги профанов, не видящих дальше собственного носа. Отменить ЕГЭ, повысить зарплату учителям втрое, поставить больше часов физики… ну, вы поняли идею. Зачастую эта категория ораторов вообще не утруждает себя конкретными предложениями: они легко могут склепать статью или монолог из мрачных бессмысленных речёвок типа «Россия Гибнет», «Спутники Падают» и «ЕГЭ Оболванивает». 

Кстати, очень красивый отлуп получил в четверг корреспондент«Слона» Роман Доброхотов,привыкший именно к такому «плинтусному» уровню педагогических «дискуссий». На одном из обсуждений ЕГЭ он встал в третью позицию и пафосно прогундел что-то про заполонивших московские ВУЗ’ы «чеченских стобалльников». 

Вместо ответа Тина передала микрофон… учительнице из Чечни. Которая внятно объяснила, что стобалльников в Чечне нет, максимальный балл —98, а средний — гораздо ниже. При этом примерно половина выпускников школ Чечни сдать ЕГЭ не сумела в принципе. Уровень знаний не позволил. 

Пока учительница несколько минут рассказывала о чеченских реалиях,корреспондент, покраснев, тихо опустился обратно в кресло. 

И, чтобы закрыть тему ЕГЭ. Во время форума провели голосование— кто из педагогов считает нужным отменить ЕГЭ. Выяснилось, что таковых… всего лишь 27%. Подавляющее же большинство — 73% — вполне Единым Экзаменом довольно. 

Как правильно заметил тот же Венедиктов, ЕГЭ больнее всего ударил по той кучке элитных столичных ВУЗ’ов, руководство которых привыкло торговать местами в своём заведении. Судите сами: какая радость бесплатно зачислять нищеброда из Урюпинска с хорошими результатами ЕГЭ, если ещё пару лет назад можно было взять на его место ребёнка богатого влиятельного человека, готового помочь ВУЗ’у деньгами и прочими плюшками? 

Тем не менее, несмотря на все вопли и визги, ЕГЭ успешно работает в качестве социального лифта. Статистика показывает, что если десять лет назад в московских ВУЗ’ах учились сплошь москвичи, то сейчас ситуация поменялась: иногородних уже больше половины. 

Что характерно, обыкновенным вузам, каковых в стране подавляющее большинство, от введения ЕГЭ не жарко и не холодно. Так как там или вообще нет конкурса, или же этот конкурс минимален. Из-за «демографического эха» войны сейчас в России довольно мало семнадцати- и восемнадцатилетних. 

Одна из серьёзных наших проблем в том, что большая часть СМИ обсуждает вопросы образования на уровне басен пиарящихся на чернухе демагогов. При этом о реальных проблемах школы — таких, например, как давящий на учителей чудовищный бюрократический пресс — не говорит обычно никто. Никто не считает нужным громко обсуждать и «запретные» темы, типа хоумскулеров, нестандартных школьников или плохих учителей. 

В разговорах о нашей системе образования очень редко обсуждаются непосредственно дети. Что они хотят, о чём мечтают, что они получают в школе, а что — теряют. И, главное, в каких чудовищ они после 11 лет школы превращаются. 

Характерный штрих. В пятницу мы с dilesoft участвовали в одном из круглых столов: там сборище примерно из тридцати педагогов разного калибра решало вопрос — как правильнее всего оценивать работу учителя. 

Предложений было много, и предложения были достаточно дельные. Обязательно смотреть на ход проведения урока, засекать уровень учеников до и после обучения, высчитывая, что дал школьникам конкретно этот педагог… но я всё равно чувствовал себя лошадью, случайно заглянувшей на конференцию ветеринаров. Педагогам даже не пришло в голову, что у лошади тоже может быть своё мнение. 

Через два или три часа обсуждения, я оторвал задницу от кресла и задал вопрос — почему при оценке работы педагога игнорируют мнение школьников. Ведь если я пришёл, допустим, на английский, не в силах произнести даже пары связных слов, а через год научился свободно говорить и понимать беглую английскую речь — наверное, я могу утверждать, что учил меня хороший, годный преподаватель. 

А если я пришёл на немецкий, просидел тот же год на уроках, и к концу года остался таким же бессловесным пнём, каким и пришёл — значит, что-то с этим преподавателем не так. 

Угадайте, как мне ответили педагоги? 

Мне ответили одобрительными возгласами и аплодисментами. Более того — моё предложение, пусть и в слегка изменённом виде — таки вошло в общий список рекомендаций, который сгенерировал наш круглый стол. 

Повторюсь, я впервые за долгое время поверил, что у нашего образования есть будущее. Так как я пообщался во время форума с большим количеством «рядовых» педагогов и обнаружил, что они реально всё понимают. Причём, пожалуй, в силу своего большего опыта, понимают даже больше меня. 

Конечно, это были не обычные педагоги, а специально отобранная элита российского педсообщества… но всё равно. Если от речей разного калибра ректоров, бизнесменов и аналитиков мне всегда хотелось разбить себе лицо фейспалмами, то практикующие учителя говорили так, что я готов был подписаться под половиной их слов. 

Впрочем, разумеется, понимать ситуацию — это только половина дела.

Надо ещё и пытаться ситуацию изменить. Именно по этому поводу Венедиктов педагогов и стыдил. Он объяснил, что спасение учителей — дело рук самих учителей. И если их не устраивают какие-то стандарты или законы или ещё что-нибудь им надо не просто морщить нос, а… предлагать конкретную альтернативу. 

Это тяжело. Ведь учителя ответственность не очень любят. На обсуждении способов оценки работы учителя вскрылся удивительный для меня факт. Оказывается, значительная часть педагогов боится аттестации гораздо сильнее, чем обычный школьник экзамена. А некоторые учителя даже увольняются, лишь бы никто не оценивал их на аттестации… 

Вот что Венедиктов сказал, когда в ответ на его предложение залезть в шкуру Фурсенко и попыться предложить что-нибудь конкретное, ему начали бурчать с мест в ключе «наше дело учить, а сетки уроков пусть чиновники разрабатывают». 

С места встала какая-то заслуженная дама и высказалась в том ключе, что Венедиктов рылом не вышел разговаривать с уважаемыми людьми в таком тоне и требовать от педагогов гражданской ответственности. Вот что ответил ей Венедиктов: 

«— Как вы себя чувствуете, хорошей или плохой ученицей? Это вопрос ощущения, вы сами знаете, это индивидуально. Значит, если вы не услышали эту боль, которую я высказал от родителей, которых я знаю, если вы думаете в этот момент о себе, это ваше право. То, что я сказал сейчас, любой учитель знает, любой учитель знает, не только работающий в институте усовершенствования, что когда вы говорите на аудиторию, каждый человек воспринимает по-своему, исходя из сегодняшней своей личной ситуации. 

Ты говоришь одно, а от тебя слышат другое. Но я здесь вам ничем не могу помочь, кроме одного, я стараюсь всегда начать с себя. Я вот отсюда уйду, я вас выслушал, я принял то, что сказали, мне еще вот тут прислали, огромное вам спасибо, прислали, кто-то написал, в диалоге написал сетку преподаватель. Написал сетку 36 часов в неделю для старших классов, я ее посмотрю, конечно. Вот это конкретная история, я с ней уйду, только с этой, только с этой. 

Я говорю спасибо этому человеку по имени Галина, я говорю спасибо Сереже Волкову, который поднял вопрос о стандартах, наверное, я скажу спасибо коллеге из Кирова, которая говорила о том: „Слушайте, старые методики не работают“. Забыли сразу, про другое, не работают, конспекты 70-х годов, мои конспекты – забыли. Я скажу спасибо, и еще скажу спасибо, кто что-то скажет. А по поводу того, как сразу переходят, извините меня, пожалуйста, на то, что, повторяю, у вас голос не тот, тон не тот, ну, извините, какой есть. А можно по делу? 

Можно, чтобы я со своим тоном так же разговаривал, как я разговариваю с министром, вот таким же тоном. Вы не боитесь с ним так разговаривать? Вы тут с губернатором Кировской области „ку“ делали, потому что власть. Вы боитесь с председателями избирательных комиссий так, а я не боюсь, потому что мне плевать, понимаете, фиолетово, я таким же тоном разговариваю с Фурсенко, понимаете». 

Знаете, как встретили эти слова педагоги? 

Аплодисментами. 

Впервые в истории современной России педагогов собрали со всей страны, чтобы спросить их мнение. Причём не просто спросить, но ещё и дать педагогам возможность внести конкретные изменения в наши законы об образования. Изменения, которые помогут им лучше учить наших детей. 

Конечно, далеко не все педагоги оказались к этой ответственности готовы. Вполне понятно, что кричать со скорбным лицом «Нация Диградирует» и «В Этой Стране Все Полимеры Потеряны» куда как проще, чем брать на себя ответственность за конкретные болезненные меры по исправлению ситуации. 

Например, сейчас надо или смириться с отсутствием в школах молодых учителей или начать жёстко увольнять пенсионеров: кто-то должен решиться на реализацию одного из этих неприятных сценариев. Некоторые же педагоги высказывались при обсуждении этого вопроса в ключе «вы решите как-нибудь сами, но только так, чтобы никто не пострадал». 

Такие же проблемы из сеткой уроков. 

Ещё раз процитирую Венедиктова: 

«Я же говорил, вы напишите, ну, кто-нибудь, напишите, пожалуйста, базисный план десятого класса. Ну, напишите по часам только, не вообще, а по часам: сколько должно быть истории, сколько должно быть физики для всех, сколько должно быть химии, сколько должно быть физкультуры, втисните это в 60 часов, потому что у вас не будет 37 часов. Ну, напишите. 

У меня не получилось, я вам честно говорю, я в Общественном совете при Фурсенко, он мне сказал: «Сядьте, сделайте, я тебя запираю в кабинете, сиди, пиши», – и запер снаружи. И я сидел, как в Ватикане, знаете, когда избирают папу, и рисовал. Он говорит: „Опа, ты историк. Отлично, ты убрал один час физики – 10 тысяч учителей на увольнение по стране“. 

Давайте. И посчитайте, как они наложатся на ныне действующих учителей, потому что это будет, как у Никиты, вы дали, а потом вам посчитали, сказали: „Вы знаете, нам не нужно 8 тысяч учителей биологии“. Вы им пойдите и скажите. Это вы посчитали. История в этом, что когда нет совместной работы, мой призыв-то только в этом, что у меня не получилось, реально не получилось. 

У вас получилось – отлично, дайте мне его. Я вам клянусь, что 30 числа я положу это на стол министру. Дайте мне этот план! А я его откомментирую у него, и он скажет, сколько людей из какой профессии ему будет надо, а сколько надо будет уволить, и я вам доведу, обещаю, до сведения». 

В общем, принимать решения тяжело. Ещё тяжелее, размышляя о судьбах уволенных педагогов, не забывать и о школьниках, которые всё же хотят пройти школу, не заработав себе от непосильной нагрузки богатую коллекцию заболеваний. Однако значительная часть педагогов на форуме всё же включилась в работу и начала выдавать на-гора конкретные идеи и предложения.