Мир Германа без Германа ("Культурный Шок" на Эхо Москвы)

К. ЛАРИНА: Добрый день. В студии ведущая передачи Ксения Ларина. Мы начинаем передачу, она посвящена миру Германа, который остался без Германа. В нашей студии Алексей Герман младший, Алексей Алексеевич. Здравствуйте, Алексей.

А. ГЕРМАН: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Мы сегодня должны о много поговорить, поскольку есть самое главное – это творческое наследие великого режиссера Алексея Германа. Естественно, делом его жизни было не только кино как творчество, но и судьба русского кино в принципе. Об этом он много говорил, писал, невероятно болел за ту индустрию, которая абсолютно разваливалась на его глаза. Поэтому, конечно, о «Ленфильме» мы тоже поговорим. Ваши вопросы приветствуются, дорогие друзья, смс +7-985-970-4545. Начала бы я с фильма, поскольку прошел показ. Даже не знаю, как это назвать. Это фильм?

А. ГЕРМАН: Это незаконченная картина, где не все звуковые дорожки есть, они не все слышны. Они записаны, уже сделано речевое озвучание, но оно не сведено пока, поэтому вы смотрели черновую версию картины.

К. ЛАРИНА: Я напомню нашим слушателям, что произошло это 1 апреля на юбилее «Новой газеты» в кинотеатре «35 мм». Трехчасовой показ рабочей версии картины, название «Трудно быть богом». Впервые это было показано широкой публике, а не узкому кругу посвященных лиц. Я знаю, что варианты показывали несколько лет назад, даже начали показывать, когда еще Алексей Юрьевич был жив, показывал критикам, для того чтобы понять, куда работа движется. Ваши ощущения от показа? Насколько для вас было важным это событие?

А. ГЕРМАН: Конечно, страшно нервничали. Страшно нервничала мама, которая писала текст. Она тоже достаточно сильно болела, но она собралась. Мы предполагали, что показ будет сложный, потому что это, действительно, огромный зал, это незаконченная картина. Но у нас ни на секунду не было сомнения, что его надо сделать. Почему? Во-первых, это воля и желание папы – представить фильм в любом случае, именно на дне рождении «Новой газеты».

К. ЛАРИНА: Т.е. он предполагал, что фильм может быть незакончен?

А. ГЕРМАН: Да. Я думаю, что он не предполагал, что фильм будет так не закончен, но тем не менее, на дне рождении «Новой газеты», которую он очень уважает много лет. Показ бы произошел в любом случае, но когда папа лежал в тяжелейших реанимациях, а мы сменили много реанимаций, довольно страшных, потому что это было много месяцев, много месяцев кто-то на соседних кроватях умирал, провозили трупы туда-сюда, а папу лечили от одного, от второго, от третьего, от четвертого, от пятого.

Такой помощи, такой поддержки, как от «Новой газеты», от Муратова, сложно было представить. Когда-то у папы что-то очередное отказывало - либо почки, либо печень – и надо было искать срочно врачей, лекарства, всегда в любое время они были на связи, помогали. Это не просто благородство, это сверхблагородство, на мой взгляд. Поскольку это было желание папы до последнего момента, когда он был в сознании, конечно, мы показали.

Кто-то считает, что правильно показали. Вы считаете, что неправильно показали. В реальности могут быть любые точки зрения, они все имеют право на существование. Но в итоге при том, что тяжелейшая трехчасовая картина, ничего не слышно, мама читает, часть людей пришли, которые ждали банкета. При этом все-таки бОльшая часть зала это всё высидела. А другая часть зала, которой показалось сложно смотреть без звука, всё равно придет второй раз. Таким образом, показ состоялся. И самое важное – мы показали, что картина есть. Вот эти бесконечные разговоры, что картины нет, ее не будет, она не будет закончена, это надо было раз и навсегда пресечь.

К. ЛАРИНА: Т.е. она смонтирована, в визуальной части она уже сделана.

А. ГЕРМАН: Она вся фактически сделана. Есть шумовое озвучание, есть речевое озвучание.

К. ЛАРИНА: И озвучание уже есть?

А. ГЕРМАН: Конечно. Есть музыка, есть роспись папина, что надо сделать, есть понимание, где там стоит павлин. Это мама точно знает, потому что у нее есть все эти тетради, и она говорит – тут должен стоять павлин, а тут не должен стоять павлин. Конечно, это есть. Отец немножко не успел. Вся история с финалом началась, когда он выходил с «Ленфильма». Он вышел, ему стало плохо, он упал. Долго никто не мог понять, что происходит. В итоге оказалась гематома. Но он не прекращал работать до последнего момента. Тем более, учитывая, что в картине не было государственных денег, это картина спонсорская, у него была все-таки возможность отлежать в больнице, остановить картину, чтобы деньги не шли зря, выйти, опять отлежать, опять выйти и так далее.

К. ЛАРИНА: Алеша, когда предполагаете завершить и сделать премьерный показ для публики?

А. ГЕРМАН: Я думаю, месяца 3 технических доделок.

К. ЛАРИНА: Этим вы занимаетесь?

А. ГЕРМАН: Нет. Я пытаюсь делать какие-то технические координации, где-то помогать советом в том, что я знаю про мировую дистрибуцию, я могу высказывать свое частное мнение, где какой звук папа, может быть, сделал бы громче или тише. Но картиной занимается мама и тот коллектив, который работал с папой. Другое дело, что всегда кто-то должен сказать – это лучше мама делает, поскольку она столько лет занимается картиной, – что решение вот такое. Потому что когда корабль неуправляем, он никуда не поплывет. Но я думаю, что месяца за 3 технические работы закончатся. Там надо переделать часть компьютерной графики, просто потому что она технически недоделана.

И вот потом картина будет показана на одном из фестивалей. Мы отказались от Канн. Нас звали в Канны, мы могли бы в этом году быть в Каннах. Да, конечно, Канны – это прекрасно, три тысячи журналистов, красные дорожки, банкеты и так далее. Но мы посчитали, что, если суетиться и гнать, это может привести к тому, что всё, что папа хотел, мы не доделаем. Поэтому мы отказались. Соответственно, остается осень, там будет, видимо, мировая премьера. Это я предполагаю, но решают продюсеры, это не Герман-младший что-то решает, нет.

А вот потом будет показ в России. Во-первых, это должен быть какой-то правильный показ. Наверное, неправильно будет пытаться показать картину на 500 экранах - да и денег на это нет, да и не нужно это, - увесив всю страну черно-белым Ярмольников с мечом. Наверное, это неправильно. Это должно быть в правильных местах, в правильных залах, довольно широко по стране, для того чтобы пришла интеллигенция, для того чтобы интеллигенция захотела пойти в кинотеатры. Не все любят ходить в большие современные мультиплексы, не все любят атмосферу торговых центров. Здесь надо будет выстроить правильную политику. Опять же этим занимаются продюсеры.

Она выйдет либо осенью – в начале зимы, либо, может быть, попозже. Начинается Новый год, а вы понимаете, что Новый год – это время хлебное, ин и один прокатчик на Новый год никогда не поставить такую картину, потому что это время семейных походов, время недорогих отечественных комедий с уважаемым мной актером Дюжевым и американских 3D-мультфильмов.

К. ЛАРИНА: Полноценную премьеру вы планируете все-таки осенью показать, да?

А. ГЕРМАН: Мировую? Я надеюсь. Я стучу по дереву.

К. ЛАРИНА: У меня еще вопрос по этой работе. Когда вы лично вошли в фильм или фильм вошел в вас? Как вы помните свое первое соприкосновение с этим фильмом?

А. ГЕРМАН: Я смотрел материал, я бывал у папы на съемках, но я никогда, даже в страшном сне, не думал, что случится так, как оно случилось. Я до последнего верил, что папа из больницы выйдет и картину закончит. Поэтому чуть-чуть соприкасаться я начал потихоньку после смерти. Хотя, повторяю, я никакой не командир папиной картины. Никаких художественных изменений, новаторств туда никто вносить не будет, за пределами того, что он хотел.

К. ЛАРИНА: Насколько вам близка эстетика этой картины?

А. ГЕРМАН: Мне близка эстетика этой картины. Есть Брейгель, Босх, еще какие-то художники, они сами рисуют. Поскольку я нахожусь внутри, я не могу… У всех людей кисти немножко по-разному ходят. Поэтому я считаю, что в том, что хотел сделать отец, и то, в каком направлении он двигался, он достиг совершенства. Я могу только это признавать, только идти за ним. Я, допустим, могу считать, что где-то, может быть, чуть не такой диалог или еще что-то, но это не имеет никакого значения и не должно иметь никакого значения, потому что он великий художник.

К. ЛАРИНА: Там, конечно, не то что пограничные вещи, а весь фильм пограничный. Это тот порог восприимчивости зрителя. Чем он определяется, на ваш взгляд? Этот вопрос я уже задаю вам как художнику, как режиссеру?

А. ГЕРМАН: Мы же живем в мире, где хороший герой одет в синее, а плохой – в красное или наоборот. Мы же живем в мире, в стране, которая интеллектуально чудовищно деградировала. Мы живем в мире немножко других представлений о кино, которые появились. Мы живем - применительно к картине «Трудно быть богом» - в представлении, что «Трудно быть богом» - это могло бы быть похоже на сериал «Игра престолов».

Папино произведение отдельно, это больше, чем кино. Это великая живопись, это сложнейший, такой джойсовский метод рассказа. Это абсолютная бескомпромиссность в показывании настоящего средневековья, не картинного средневековья, а средневековья, какое оно было, с невероятной жестокостью, грязью. Поэтому, конечно, многих картина шокирует, это безусловно так. Шокирует не потому, что ставилась эта задача, а шокирует, потому что все-таки выросло поколение, которое смотрит американские фэнтези, сериалы – хорошие, плохие, они разные бывают, – где всё немножко причесано, где все немножко в бархатных костюмчиках ходят.

Поэтому да, частью людей - может быть, эта часть будет большая – картина будет восприниматься сложно. Но есть замечательный художник Ротко. Вот что, условно, Ротко было делать, если Ротко так рисует? Что, ему стрелочки рисовать – это то означает, это сё означает? К этому надо относиться не как к кино, а как к бескомпромиссному, сложному произведению искусства. И мне кажется, что для страны очень хорошо, что у нас еще такие произведения есть, такие произведения, которые нигде не делают в мире. И никто не осмелится сделать в мире. Американцы вообще в обморок упадут. Но такие произведения важны. И папина картина будет важна для развития искусства и для развития киноязыка.

К. ЛАРИНА: Это Алексей Герман. Мы продолжим наш разговор через несколько минут, после новостей.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Сегодня в нашей студии Алексей Герман. Совсем недавно было резонно добавлять к фамилии Алексея термин «младший», а вот уже больше 40 дней уже нет.

А. ГЕРМАН: К сожалению. Я обратил на это внимание сразу же.

К. ЛАРИНА: Я бы хотела, чтобы мы поговорили, конечно, о ситуации, которая сложилась на «Ленфильме», потому что очень много оттуда доносится интонационно неприятных, тревожных звонков. Буквально на днях Александр Николаевич Сокуров, уважаемый, выдающийся мастер, был в гостях на телеканале «Дождь» у не ребят и вновь там заговорил достаточно нелицеприятно о том, что происходит на «Ленфильме». Опять же упоминалась фамилия Германов во множественном числе. Как я понимаю, главное обвинение Александра Сокурова в том, что такая здесь клановость, семейственность и прочее. Я не хочу сама всё это рассказывать, потому что я сама не очень понимаю, в чем там суть какого-то конфликта, творческий ли он, экономический, человеческий. Что там произошло?

А. ГЕРМАН: Давайте я подробно расскажу, это важно. Я отношусь к происходящему как к тому, что, к сожалению, Александр Николаевич Сокуров не очень здоровый человек, который тоже часто лежит в больницах, человек, естественно, эмоциональный, по какой-то неведомой мне причине – я боюсь и я предполагаю, что он говорит с чужих слов – немножко выдумывает и фантазирует о реальной действительности и достаточно часто позволяет себе говорить вещи, которые просто совсем не соответствуют действительности.

Он много раз говорил про то, что отец владеет какими-то акциями ОАО «Ленфильм», что не может быть, потому что они, как известно, принадлежат государству. И многие другие вещи про то, что у папы были какие-то свои экономические интересы на студии. Какие у папы были свои экономические интересы?

О чем вообще может быть идти речь, когда, действительно, за счет папиной картины – спонсорской, а не государственной – «Ленфильм» поддерживался много лет. Про то, что у меня какие-то интересы. Какие у меня там есть интересы, если говорить о том, что у меня последние картины московские. Их делали на территории «Ленфильма» - соответственно, мы завозили деньги, наоборот, вносили.

К сожалению, произошло всё ровно 11 сентября 2012 года, когда, как вы знаете, были представлены две концепции развития студии. Одна концепция развития студии была Александра Николаевича Сокурова и его продюсера Сигле, а вторая была поддержана общественным советов «Ленфильма», куда входят режиссер Мамин, режиссер Снежкин, продюсер Сельянов, Масленников, Мельников. Причем здесь то, что это Герман?

К сожалению, концепция Александра Николаевича Сокурова оказалась не принята, потому что она показалась очень многим опасной. Давайте я скажу в переводе на картошку. И Александр Николаевич, и многие отмечали то, что концепция развития студии Совета директоров и Сигле, они похожи. Но почему-то Александр Николаевич забывает сказать о том, что концепция Сигле и его была дороже на 500 млн. рублей фактически. Это означает, что эти кредитные деньги при схожести концепций по перестройке инфраструктуры студии привели бы к тому, что долг студии увеличился бы на огромные деньги. Поэтому многим показалось это неправильным. Если мы делаем одно и то же, давайте делать одно и то же за меньшие деньги. Зачем переплачивать?

Многие из нас считали, и я, и папа в том числе считали, что не совсем правильно говорить в современных условиях, что студия «Ленфильм» должна производить только арт-хаус, как хотел Александр Николаевич Сокуров, это была его принципиальная позиция. Мы считаем, что надо производить хорошее кино – и авторское, и не авторское. Ну разве «Шерлок Холмс», «Зимняя вишня» плохие картины? Почему «Ленфильм» не может производить разное кино как продюсерская компания?

И как же тогда – возвращаемся к кредиту – отдавать этот кредит? Все-таки существует экономика. К сожалению, Александр Николаевич Сокуров плохо представил концепцию, просто плохо.

Всё, что я говорил, это абсолютно задокументировано, это есть в Интернете, есть запись, и на ней видно, что Александр Николаевич Сокуров в ответственнейшем деле, посвященном выбору пути студии, очень многое читал с коленки. У них была презентация, но очень многое говорилось с какого-то альбомчика. И в этом альбомчике были написаны, на мой взгляд и на взгляд любого нормального человека, вещи очень архаичные, очень старые и абсолютно утопические, такие как то, что на студии должен быть создан департамент Интернета. Я не понимаю, что такое департамент Интернета. Я понимаю, что с Интернетом надо работать. Но департамент Интернета – это какие-то старые женщины, которые сидят с арифмометрами и выясняют, что такое Интернет. Это так.

Были сказаны такие вещи, что везде должны быть созданы филиалы «Ленфильма». К сожалению, это наивно. Да, это правильная идея, но для того чтобы создавать везде филиалы, это надо экономически посчитать, это инфраструктура, это поддержание инфраструктуры, это зарплата. Это очень сложные экономические вещи.

Концепция Александра Николаевича Сокурова не была принята в том числе потому, что в ней парадоксальным для меня и для очень многих людей образом была, допустим, расписана столярка на «Ленфильме», т.е. сколько нам надо станков для обработки чего-то, но при этом строительство огромной гостиницы было проговорено в нескольких словах. До момента выбора концепции все мы двигались вместе.

К. ЛАРИНА: Т.е. никакого конфликта не было в отношениях между Германом и Сокуровым?

А. ГЕРМАН: Не было. Александр Николаевич Сокуров сам же просил меня на заседании общественного совета - что могут подтвердить многие люди, - чтобы я входил в Совет директоров «Ленфильма». Я никогда не хотел занимать какие-то должности, никогда не просил об этом никого. Александр Николаевич Сокуров говорит о том, что моя мама была против молодого кино. Это не так. Я помню, и я это могу подтвердить распечаткой телефонных переговоров, я имею в виду номера, что мы встречались с Александром Николаевичем Сокуровым, я ему, кстати, отдавал концепцию по поводу развития молодежи давным-давно. Т.е. было много чего.

Дальше у меня есть ощущение, что Александра Николаевича Сокурова, к сожалению, обманывает его окружение. Я просто не могу объяснить, как интеллигентнейший человек, который при этом, как вы знаете, снимает очень дорогие картины, как вы, наверное, знаете, Александр Николаевич – человек, очень близкий власти… Ничего плохого в этом нет.

К. ЛАРИНА: Там не очень понятно. Там иногда близко, иногда далеко.

А. ГЕРМАН: Это как Александру Николаевичу выгодно. Я, кстати, ничего против этого не имею. Я считаю, что Россия должна поддерживать великого художника Сокурова. Ничего против. Просто мне кажется странным такое лавирование – то с белой ленточкой, то с другой ленточкой, абсолютно наоборот. Надо определиться.

Мне, к сожалению, кажется, что все-таки необъяснимые вещи, необъяснимые истории про какие-то папины акции «Ленфильма», которых никогда не существовало… Потому что папа, извините меня, пожалуйста, ездил на машине «Хендай» с велюровым салоном… Если я назову папину зарплату за последнее время, за последние годы, то она окажется гораздо ниже, чем у менеджера супермаркета. Папа был вообще не про деньги.

К. ЛАРИНА: Это очень важный момент – то, о чем вы говорите. Я хочу здесь остановиться. Я краем глаза слежу за смс-ками, которые приходят во время эфира. Я вижу, что здесь уже пошла такая кампания от людей, которые разделяют позицию Александра Николаевича Сокурова, и они здесь пишут: «Какие должности на «Ленфильме» занимали Герман-старший, его супруга и Герман-младший…» Вторая телеграмма. Леша, прочту. Здесь жесткач такой идет. «Почему на «Ленфильме» глава Герман, другая глава – жена Германа, третья глава – сын Германа? Это типа нормально? Достали со своими семьями. Дайте дорогу молодым. Думаете, что самые умные? Паркинг хотите на «Ленфильме» сделать? Деньгами управлять?»

А. ГЕРМАН: Дорогие мои радиослушатели, я вам отвечаю, чтобы было понятно. Главой «Ленфильма», директором является г-н Пичугин, председателем Совета директором является г-н Бондарчук. В Совет директоров входит 5 или 6 человек. Совет директоров не имеет отношения к деньгам, через них не проходят деньги. Он осуществляет контроль над расходованием денег и развитием студии. Поэтому все рассказы о том, что кто-то куда-то… Давайте я договорю.

К. ЛАРИНА: Я больше не буду это читать, просто чтобы вы понимали.

А. ГЕРМАН: Я считаю, что Александр Николаевич Сокуров, как художник, как эмоциональный человек, как человек нездоровый, человек часто болеющий, оказался в руках достаточно циничных людей, которые ему, к сожалению, как-то не так передают ситуацию. Я хочу верить и хочу надеяться на то, что те вещи, абсолютно расходящиеся с истиной, которые он довольно часто говорит, и говорит настойчиво (я, кстати, хочу обратить внимание, что ни я, ни кто-нибудь никогда не допускали некорректных высказываний), они обуславливаются тем, что он не в очень хорошем состоянии и слушает тех, кого не надо слушать. Я хочу на это надеяться.

Когда умер папа, пошла колоссальная атака на студию «Ленфильм», что ничего не делается, ничего не происходит. Много пишется гадостей. Давайте разберемся, чтобы мы все понимали. Я повторяю, всё, что я говорю, это не выдумка, как у Александра Николаевича, а это всё подтверждается, есть документы. За последнее время давайте посмотрим. Зиму «Ленфильм» выстоял. «Ленфильм» принял, чего никогда не было на студии, новую программу по ценообразованию, где есть колоссальные скидки для дебютантов, чего никогда не было.

«Ленфильм» переформатировал все отношения с арендаторами, потому что когда начали возрождать студию, выяснилось, что многие не платят. Т.е. это не доходило до кассы, назовем вещи своими именами. Такого больше не будет. Согласован кредит на восстановление студии. Готова техническая концепция перевооружения. Поедут люди стажироваться в Америку – компьютерная графика и так далее. То же самое относится к гриму. «Ленфильм» возобновляет собственное производство, будет серия проектов, запущенных студией. Естественно, никаких проектов Германа не будет запущено. Будут запущены проекты других режиссеров.

Вскорости «Ленфильм», как только будут решены финансовые вещи, начнет перевооружение. Удалось самортизировать или отспорить большую часть долгов студии, которые висели. Это миллионы рублей. Т.е. радикально сократился долг студии. Картины, запущенные ранее на «Ленфильме», будут закончены. И когда пишут, что ничего не происходит, это неправда. Любой человек, который знаком с потребительскими кредитами – мне бы хотелось, чтобы Александр Николаевич понял это наконец, что время-то изменилось, надо в других реалиях жить, - знает, что кредиты дают не быстро. Я когда-то покупал машину в кредит. Меня мучили, звонили туда, сюда… Это нормально. Любые большие кредиты довольно долго оформляются. Значит, «Ленфильм», конечно, будет развивать услуги для тех иностранцев, которые будут снимать в Питере.

Много что делается. Да, сложно. Допустим, мы пишем километры бумаг – концепцию помощи молодым. Это не моя идея, я осуществляю полусекретарские функции. Я не хочу говорить «я», потому что здесь много людей. И мы хотим запустить – надеемся, что у нас получится, - большую программу помощи и для развития молодежи и молодых кинематографистов не только в Петербурге, но и в провинции. Нам кажется, что в провинции у многих нет перспектив, и мы хотим дать эту перспективу.

К. ЛАРИНА: По поводу этой ситуации еще один вопрос. Поскольку этот конфликт, неприятный и некрасивый, начался при жизни отца, это как-то на него подействовало, на его состояние здоровья?

А. ГЕРМАН: Чудовищно. Он довольно сильно болел, он уже лежал в больнице. И когда начались все эти разговоры, когда началась эта атака, она совпала с тем моментом, когда отец плохо себя почувствовала. Одновременно. Конечно, пропали многие люди.

К. ЛАРИНА: Т.е. разделилось сообщество.

А. ГЕРМАН: Сообщество никто не делил. Просто часть людей посчитали, что отец уже сбитый бомбардировщик, назовем вещи своими именами.

К. ЛАРИНА: Кошмар.

А. ГЕРМАН: Часть людей, на мой взгляд, поняла, что он не выкарабкается. Потом началась чудовищная ложь, что мы кого-то не пускали. Когда отец уже умер, надо же оправдаться как-то.

К. ЛАРИНА: Тут тоже надо сказать. Алексей, я помню, написал очень жесткий текст, который у нас висел на сайте «Эхо Москвы», и это было практически в день смерти Алексея Германа.

А. ГЕРМАН: Через 2 часа я написал. Я могу объяснить, почему я его написал, это очень важно. Папа умер. Я пришел и написал текст. Мне надо было сделать несколько вещей. В 6 или 7 утра я его закончил. Папа умер в три. Во-первых, мне показалось правильным поблагодарить врачей. Потому что, действительно, врачи Медицинской военной академии абсолютно самоотверженно и по-человечески папу очень долго пытались спасти. Я понимал, что, если я это не напишу, на них начнется накат. Я написал абсолютно правильно, потому что на следующий день начали звонить из прокуратуры.

Второе – мне надо было написать, что картина выйдет. Я плакал, когда писал, но я не хотел, чтобы на следующий день пошли разговоры о том, что картина не будет закончена. Ах, умер, умер – картина не закончена. Вы знаете, как у нас устроена журналистика. Третье – это была воля отца, это была моя воля, отец не очень хотел видеть на похоронах людей, которые его оболгали, когда он болел, или пропали. А для меня это тоже было важно.

Весь наш кинематограф, театр состоит в том, что, когда люди заболевают, все исчезают. Когда они умирают, выясняется, что они были неоценимые, все пишут, какие были друзья, какие были прекрасные отношения. А до больницы доехать или позвонить… Никто не звонит. Ах, не пустили? Так это он сам не пускал. Покажите мне, пожалуйста, распечатку, где мне кто-то звонил. Или маме кто-то звонил. Огромное количество людей, бОльшая часть, естественно, нас не бросили. Покажите. Не сможете? Тогда не лгите постоянно.

Я, вообще, считаю, что эту ситуацию надо закончить и всех надо простить. Прошло время. Мало ли что было. Умер отец, его не вернешь. Те страшные, чудовищные реанимации, которые во многом тащила одна мама, потому что она не отходила от него много месяцев, она спала с ним в палате, потому что он не мог ходить, иногда не мог говорить, иногда терял сознание. Она не отходила от него. За 3-4 месяца она была дома полтора часа. Это всё закончилось. Пусть все эти истории останутся в прошлом.

Главное, что картина будет закончена, да она уже фактически закончена. Последний раз, когда я видел отца в сознании – мы уезжали на несколько, чтобы представить в том числе его ретроспективу в Румынии, – он, действительно, диктовал письмо, это было общее письмо в защиту «Ленфильма». И нам тогда казалось, что, как бывает, вдруг наступило просветление. Почечная недостаточность вроде чуть-чуть спала. Нам казалось, что вот-вот всё произойдет… Но не произошло. Главное, что студия развивается. Главное, что на ее территории не построили комфортабельный бизнес-центр, как пишут слушатели.

К. ЛАРИНА: Паркинг.

А. ГЕРМАН: Студия будет в том виде. Никакого отчуждения имущества студии, никакого перепрофилирования имущества студии не будет, во всяком случае пока есть многие люди, которые этим занимаются, есть Общественный совет, в который входят Бортко, Мамин, Сельянов, Снежкин, много людей. И это очень важно.

К. ЛАРИНА: Мы должны уже завершать. Много важных вещей мы успели сегодня сказать. Вот возвращаясь к началу – жизнь Германа без Германа, - вот эта цепочка Герман, сын Германа, она продолжается. Вот уже Алексей Герман остался без прилагательного «младший».

А. ГЕРМАН: К сожалению.

К. ЛАРИНА: Я к чему это веду? Леша, я вас невероятно ценю и уважаю как самостоятельного, самодостаточного художника, мне хотелось, чтобы вы продолжали свою сольную карьеру в кино. Я надеюсь, что вы вернетесь к своему фильму, над которым по объективным обстоятельствам вы сейчас прервали работу, и мы обязательно увидим этот фильм. Может быть, несколько слов вы о нем скажете. «Под электрическими облаками» он называется?

А. ГЕРМАН: Да. Мы снимаем историю про абсолютно разные жизни разных людей. У нас разные герои. Мы в какой-то момент поняли, что в России нельзя снимать фильм только про богатых, или только про бедных, или только про провинцию, или только про большие города, потому что это неправда. У нас такая намешанная, распятая между противоречивыми умонастроениями, между прошлым и будущим, которое у нас равновелико, страна, что мы решили сделать разные истории – и про работников маленького музея, которые этот музей защищают, и про большие города…

У нас одна из новелл про гениального архитектора, который придумал и пытается строить выдающийся дом, замечательный, прекрасный. У нас же когда-то была великая архитектура, это сейчас у нас архитектура хуже китайской. Но он не может этот дом достроить, потому что этот дом никому не нужен. История про наследников огромного состояния – наоборот, про богатых. И еще про многих людей. Нам кажется важным сделать большой фильм о том, какая у нас сложная, но очень разная страна. Про мое поколение, про ощущение от жизни людей моего поколения, про потерянные идеалы, про поиск этих идеалов. Огромная картина.

К. ЛАРИНА: Когда планируете к ней вернуться? Может быть, по срокам для себя решили, когда закончите?

А. ГЕРМАН: Надо закончить и доделать все дела по папиной картине, это сейчас важнее, это самое важное.

К. ЛАРИНА: Огромное вам спасибо за то, что пришли. Спасибо за то, что были откровенны с нами.

А. ГЕРМАН: Вам спасибо.

К. ЛАРИНА: Я надеюсь, наша аудитория тоже оценит эту меру откровенности. И желаю вам успехов, конечно же, завершить кино, которое мы обязательно будем смотреть все, обещаем. И огромный поклон маме.

А. ГЕРМАН: Обязательно. Спасибо.