ЛЮБОВЬ НА ГИРЯХ.

ЛЮБОВЬ НА  ГИРЯХ.

(И такое бывает).

----------------------------------

   В электричке «Авиационная – Москва» Сергей ПросЕчкин, идя по проходу вагона, сшиб парня, который пытался примагнитить к себе   двух мирных «голубок»,  со страхом прилепившихся к сиденью.

    Сшиб, как говорили в Вышке (Высшая школа КГБ), « по звездному». А это такой удар, когда одной ногой бьют в промежность, а правой рукой гвоздят  сверху по голове.

- За что? – воскликнул парень, захватив  татуированными руками ужаленное место ниже пояса.- Они же меня любят.

- И я тебя люблю, - ответил Сергей. -  За любовь.  За нее родную. Не приставай, когда тебя не хотят. Татуированный хрень.

   Он  шагал по перрону, расчищая себе дорогу, как БТР, идущий в атаку, и думал.

   «Я люблю ее, Вера любит меня, а этот старый рогач, муж ее, так запугал Веру, что она из дома боится выходить. Думает, что  ко мне сразу побежит. В магазин с шофером запрещает ездить. А может ли быть любовь в машине, да если еще в машине шофёр сидит, курит, все запахи трепета забивает и еще в зеркало заднего вида посматривает. Это же все равно, что любовью на гирях заниматься».

   Словечко – то какое; любовь на гирях. Откуда он его вытряхнул. Спросить,  да неудобно. Человек на своей мысли закручен, а мы со своими лезем. Еще и уши к носу повернет. Лучше подождем. Проговорится, когда накал спадет.

   « Я  хочу жениться на ней, а не просто погулять. Семью создать. Детишек. Все честно и на тебе. Козлина в мундире  вмешалась.  Любовь не вешалка.  На нее что попало, не навесишь».

   Сергея занесло бы и по дальше, да руки зачесались. Он так приложился несколько раз кулаком к груди, что она выдала барабанный бой, от которого рядом идущие прохожие  испугано встряхнулись и раскочились  по сторонам.

   «Ну, подожди третий – лишний! Сукач рогатый! Торчок замшелый! Хряк козлиный в генеральской обшивке! На свой курок уже даже нажать не может, чтобы выстрелить на радость жены и если б не я…  (на характеристику мужа Веры он не скупился, выдавая  такие перлы, что сам приходил в изумление от них). Сейчас вираж домой, афганца за ремень и спину и к заднице поближе и вышью так ему его тыквенный черепок, что ни один лекарь не разберется в моей азбуке.  Я уже сколько с ней встречаюсь и люблю ее благородно».

   Последние слова, кажется,  даже вышибли у него слезу.

   На перроне он прокатал еще двоих парней, не уступивших ему дорогу, а уступить то было и невозможно. Парни тащили такие чемоданы, что неосторожный шаг вправо или влево завалил бы их на  землю, покрытую фигурными тротуарными плитками.

   «Вышивки»  Сергею показалось мало.

   «Решето сделаю, чтобы дырчатым был. От копыт до шишки на макушки».

   Словом, намерения были самые  серьезные. Они проглядывались даже в его ногах, которыми он работал, как таран, сметая  попадавшиеся на его пути пустые бутылки, консервные банки  и мелкий багаж пассажиров. Что уж говорить о его руках? Они создавали вокруг Сергея «червоточины» во времени и пространстве, в которых исчезали цыгане, молдаване…, продававшие краденые мобильники.

   Пассажиры помельче (без багажа), глядя на лицо Сергея,  крестились, видимо, крепко оно отличалось от остальных, и что-то невнятно шептали, а пассажиры покрупнее поближе подтаскивал к  ногам багаж, и обхватывали его руками.

   Сергей по ходу  ковырнул даже лавку со старушкой.  Она, было,  открыла рот: дескать, молодой человек, что Вы позволяете…, но Сергей так посмотрел на нее, что она юркнула под соседнюю лавку.

   Это бывает. Страх иногда загоняет человека в такие места, что он потом долго скребет затылок и думает: как же так, я и туда?

- Тот, то, - процедил Сергей. – Юркнула и отдыхаешь, а тут любовь пропадает!

   Он попытался развернуться на лекцию для бабки, да остановился. Ну, какая может быть лекция о любви для бабки. Только и буркнул.

- Выскочила ты уже из любовного возраста. Дед за тобой точно  не гоняется.

   Бабка на удивление Сергея оказалась бойкой. «Вынырнула» из под лавки и бухнула.

- А вот и гоняется, когда я ему жрать не даю.

- Так жратва и любовь -  разные вещи, - рявкнул Сергей. – Или  ты думаешь, что это одно и то же?

   Дискуссия захлопнулась. От голоса Сергея бабка «нырнула» назад.

    Прежние мысли о муже Веры  казались Сергею мелковатыми, и он все время дополнял их более крупными.

   Он с уверенностью   подумывал, что неплохо после вышивки, решета еще и подвесить рогача на чердачной перекладине, да так высоко, чтобы пятки не доставали до земли.

А если и этого ему покажется мало, то головой (приношу извинения за нетактичные слова, они не мои) в усираловку - уписаловку, а потом еще  грузом придавить, например, двумя пудовыми гирями, которыми он успокаивал, как разбушевавшихся пьяниц -  соседей, так и тусовавшихся во дворе от наркоты и водки парней и девок. 

   На выходе из Павелецкого вокзала он налетел на однокашника по Вышке. Володю Храмова, возвращавшегося из Египта, и сбил его.

- Сергей!

-А, Володя, - ответил ПросЕчкин, задумчиво глядя на бывшего однокашника, опиравшегося всеми конечностями об асфальт.

   После выравнивания Володя предложил заметелиться в ресторан, и, как следует, прогуляться по душе египетским коньячком. 

-Да у меня тут дело, - сказал Сергей. – Иду за афганцем.  Впрочем, он подождет. Пить он – не пьет. А мне несколько раз не помешало бы заправить горючим свой бак, - он постучал по голове.

   В ресторане Володя вытащил бутылку коньяка, подлетевший  официант попытался было запретить: пейте ресторанное, а не свое, но Сергей огрызнулся, сказав, что, если он и дальше будет пристегиваться, то он высветит  ему небо в звездах.

- Ну. Пляши душа!

   Сергей махнул сразу целый бокал, но не закусил, а потянулся за вторым. Второй мелькнул, как и первый.

- А зачем тебе афганец? – спросил Володя. – В поход посылают?

- Да пошли они к черту эти походы. В последний раз не я на БТР приземлился, а БТР на меня. Слава Богу, что не переломал костей.  Гегелевское противоречие какое-то, мать твою, проявилось.  Я сначала нарастил рога одному мужику в генеральской обшивке, а теперь нужно  этому же рогачу рога обломать, чтоб генеральскую обшивку расшить. Вот жизнь. Решишь одну проблему, а тут за ней другая выскочка. Хоть вообще ничего не решай.

   Он откинулся на спинку стула и посмотрел на бутылку коньяка.

- Володя. Коньяк у тебя не волшебный?

- Да нет. Простой. Египетский.  А что?

- В голове так от него потеплело, словно снег в башке  растаял. Он от любви туда попал. Голова от любви всеми ветрами продуваема.  Весна наступила. Рассвет заалел. Кружева в душе заплелись…

   Пошла в полет душа Сергея. Даже до Египта долетела, о чем он и сказал Володе.

- А в Египте, что за бабы?

   Не станем приводить рассказ Володи. Тонкая тема. Да еще с такими глубинными словами и чертовским смыслом, что не только уши торчком встанут…

   Через час они вышли из ресторана. Сергей взял такси и завалился на заднее сиденье, как на вагонную лавку. А в душе  все  кружева, да кружева, который плел   египетский коньяк и мысли  не его. Словно, из другой головы к нему  перебежали.

   «Ну, на хрена звезданул я того парня? – думал он. -  А на хрена я хочу из генеральской обшивки решето сделать? А на хрена мне  любовь? А на хрена я хочу жениться? Детишки…  А когда же я  буду тогда гирями  заниматься. Так и здоровьем ослабею. А без здоровья какая к черту может быть любовь! Да поеду я лучше в Египет. Гири с собой возьму. Там   и…».

   На следующий день он был уже в аэропорту Домодедово, а вернувшись из Египта, переоделся в спортивный костюм и к гирям.

   Выжимая пудовики ослабевшими руками, он думал. О чем? А кто его знает, о чем думает  мужик, побывавший один  в Египте…, но убеждены: не о любви на гирях.

   А когда мы поинтересовались,  что такое любовь на гирях, Сергей рассказал нам на одной из встреч.

- Любовь на гирях, - сказал он, махнув за один раз полный стакан с коньяком «Наполеон»,  - это все равно, что целиться и  стрелять из  К6 - 92  (пистолет - пулемет)  через свою задницу.

   Мы, разумеется, полностью согласились с Сергеем, а потом спросили.

- А как же твоя любовь? Вера.

- Живем в реальном времени и в соответствии с нашим основным инстинктом, - ответил Сергей. – Генеральская обшивка звонила мне и сказала, что на курок он хоть и не может уже  нажимать, так я пусть нажимаю. Только по честному. А что такое по честному, я ни хрена не понял, а переспрашивать лишний раз – не стал. По моему: по честному  - это сколько раз получится. Времена, - вздохнул он. -  Генералы не стреляют, а на курки  такие, как я  нажимают.

- А генералом быть хорошо. Там ведь погоны, какие, Серега.

- На хрена  нужны будут погоны, если курки перестанут работать..

   В генеральскую обшивку ПросЕчкин все – таки влез, а вот в остальное – не знаем.

-