Почему Березовский так и не стал богатым пенсионером

Много лет назад Петр Авен сказал мне про Березовского, что у него, как у электрона, нет массы покоя. Тогда мне это показалось просто остроумной характеристикой Борис Абрамыча как человека бешеной энергии, холерика и непоседы.

А вот надо же: как только наступил покой – его действительно не стало.

Сам Березовский много раз повторял, цитируя Сахарова, что «смысл жизни – в экспансии». Как только экспансия стала невозможной по объективным ресурсным причинам (все в жизни когда-то кончается) – исчез и смысл его жизни. Как он этот смысл понимал, разумеется.

Борис был математик и прекрасно понимал, что такое Второй закон термодинамики. Нарастание энтропии, стремление к равновесию и покою – это смерть Вселенной. Он, сколько было сил, старался противостоять этому процессу. Как герои братьев Стругацких из книги его молодости «Миллиард лет до конца света».

В этом смысле стабильность путинской России ему претила. Он органически не мог вынести этой «предсказуемости завтрашнего дня», о которой мечтают все, кто не хочет «увидеть неба». Кому и «здесь прекрасно – тепло и сыро».

Березовский, каким я его помню, был чудовищно невежественен во всем, что касалось гуманитарных аспектов человеческой жизнедеятельности. Он искренне изумлялся каким-то очевидным проявлениям человечности и всегда считал это слабостью. Он радовался, когда обнаруживал такие черты у своих врагов: это сразу становилось целью, в которую он бил.

Сам себя он считал лишенным этих слабостей. И вот надо же, на старости лет он стал банальным стариком, нуждающимся в жалости и понимании… Эх, Боря, Боря… Тебе еще и пять лет назад было невдомек, что в этом нуждается любой старик. Таков закон человеческой природы. Господь и тебе не дал избежать этого.

Хорошо, что ты хоть в конце жизни понял, как это важно – жалость, пощада и сочуствие…

Когда мы молоды, когда у нас все складывается как нельзя лучше, когда карта прет просто самая козырная, то мы нравимся и себе, и красивым женщинам, и прессе. Власть сама падает нам в руки. Мы тогда не знаем сомнений, мы легки на подъем и быстро, и четко принимаем решения, отдаем приказы. Мы лишены сантиментов, мы кажемся себе холодными прагматиками и римскими героями.

Но однажды мы выходим в промозглую лондонскую зиму на улицу и пройдясь несколько кварталов и задумавшись о чем-то, обнаруживаем у себя на щеках слезы. «Это от ветра», - сначала думаем мы. Но потом мы чувствуем их соленых вкус и сидя дома у камина и даже, уже в конце, в теплой, уютной ванне.

Старческая слезливость – это то, что нам остается после всех наших побед. Собственно это все, что нам от них остается. И эти слезы ничем не отличаются от слез, которые остаются от поражений. В чем же тогда различие? Как отличить поражение от победы? Пастернак считал, что мы не должны сами уметь это делать. Что наши поражения и победы должны зафиксировать и отличить другие люди.

И что же дает нам беспристрастный анализ поражений и побед Березовского?

А то же, что такой анализ дает и в отношении всех других людей: победы дают власть и деньги, а поражения дают мудрость.

Чем раньше ты испытаешь вкус поражений, тем раньше ты станешь мудрее. И тебе не нужно будет удивляться тому, что с возрастом людей вокруг тебя становится все меньше, что ты стал не так интересен людям и от тебя не так много чего зависит.

«Все пройдет», - было написано на кольце библейского царя Соломона. Вот и у Бориса Абрамовича Березовского все прошло. И слава и бесславие. И деньги и нищета. И власть и забвение. Все осталось в прошлом. Теперь он готовится к главной своей встрече. К главному суду.

Он был храбр. Он был умен. Он был богат. Его любили красивые женщины. У него было много врагов. Но ведь сильные враги украшают мужчину… Он оставил много детей, которые, наверное будут его долго и хорошо вспоминать. В сущности, что еще нужно человеку?