Париж,продолжение

начало http://maxpark.com/community/4707/content/1848064

До Эйфелевой башни пошла пешком, несмотря на сильнейший дождь. Ветер выгнул зонт наизнанку, сломав несколько спиц.  Купила тут же ярко-желтый., хотя можно было не тратиться, все равно вся промокла. Плыла по залитому  тротуару, как кораблик под желтым парусом. Навстречу неизвестности. И улыбалась.

С Иваном она переписывалась давно. Относилась к нему, как к наставнику ,как к отцу, которого вообще не знала. Папаша отрекся от дочки, когда она еще была зародышем. Так что феминизм приобрелся еще с зародышевого периода. А Иван все умел по полочкам разложить, все объяснить, в нужную сторону направить. Вот вроде бы и крестьянин, а откуда-то столько мудрости и знаний? То книгу, важную  в этот момент посоветует, то фильм подскажет, то просто фразу выдаст - и мир, который вверх тормашками, сразу на ноги переворачивается. Он и предложил ей поменять страну, работу, окружение, сказал, что раз не может найти себе достойного мужчину  на Украине - может во Франции попытаться? Причем появление мужчины считал главным в ее жизни, говорил, что одиночество-это патология, ненормальность. Аня , правда, доказывала ему, что для ее страны эта патология как раз  норма, что одиноких людей пруд пруди, и что она чувствует  себя  превосходно, и что это не одиночество , а свобода. Но он упорно доказывал ей обратное. Считал, что у Ани огромный потенциал(так и сказал), и что не растраченный, и что потенциал этот Аню и сожрет в конце концов. И что нельзя с пустотой такой внутренней жить, что плохо закончится все это. И что свободу свою, она тащит с собой, как чемодан без ручки, обмотав для надежности веревкой, и на веревке этой и повесится когда-нибудь. Про Цветаеву рассказал тут же, от веревки оттолкнувшись. Что, когда война началась, Марину Цветаеву отправили в эвакуацию в город Елабуга, в Татарстане.  А вещи ей помогал  упаковывать Борис Пастернак. Он принёс верёвку, чтобы перевязать чемодан, и, заверяя в её крепости, пошутил: «Верёвка всё выдержит, хоть вешайся». Именно на ней Цветаева в Елабуге и повесилась.Иван убежден был, что от одиночества. Аня потом много читала о Цветаевой, аналогий не нашла, утверждение Ивана считала спорным.

И еще, Иван  предложил фиктивный брак, чтобы легализировать пребывание Анны  во Франции. Мол, как мужчина он уже безопасен, но как муж может быть очень даже полезен. Анна на брак не согласилась, а вот отдохнуть и развеяться ,надышаться деревенским французским воздухом почему бы и нет.

- Эх, надо было все же в метро ехать, - промокшая одежда неприятно прилипла к телу, но Эйфелева громадина приближалась, нависая над городом гигантской паутиной. Йенский мост, седой, серый, старый уходил прямо в разинутый рот башни. Вот уже и левый берег Сены, и правда, люди по другому здесь одеты, и выражение лиц даже другое. Творческое какое-то. Вдохновенное. Ивана она увидела еще с моста. Он стоял под огромным черным зонтом, маленький, худенький, зябко кутаясь в похожий на плед клетчатый шарф.

- Ну, здравствуй, это я.- Игриво крутанулась на месте, уставилась на Ивана смеющимися глазами.

-Аня, ты же промокла насквозь…Ты что, пешком шла? Ненормальная, какая же ты ненормальная…Ну-ка пошли быстро, - чмокнул в щеку, схватил за руку ,потащил за собой. Рука была на удивление крепкой и сильной.

Через несколько  минут, Анна уже согревалась в горяченной ванне в отеле «Меркурий», пена вкуснейше пахла, какой-то картавый мужской баритон пел о любви(Аня не знала языка, но абсолютно была уверена, что все песни на французском могут быть только о любви, о чем же еще петь?), красное терпкое  вино проникало прямо в кровь и грело изнутри.

- Хорошо –то как, господи, как же хорошо…Уют и тепло не хотели выпускать Анну из своих объятий, но она все  же вышла из ванной, с тюрбаном на голове и в мягком халате.

В изголовье  огромной кровати, с сиреневыми подушками, на стене, светилась всеми огнями радуги фотография Эйфелевой башни. Она же была видна из окна. Дождь все еще шел. Анна с разбегу прыгнула на кровать, забралась под одеяло, включила телевизор. Погружаясь в сон, подумала, что  этот номер, этот отель нанесет существенный урон бюджету Ивана.

Проснулась, когда начало темнеть. В окне призывно подмигивала  башня Эйфеля, на кровати лежало платье изумрудного цвета, рядом сложена постиранная и высушенная Анина одежда, на полу несколько коробок из-под обуви. Иван дремал в кресле. В строгом темно-сером костюме, с бабочкой был похож на Шарля Азнавура, совершенно белые седые волосы, и черные широкие брови, сбегающие вниз по краям. Сейчас, конечно, имя Жан ему шло больше, от русского Ивана осталось только очень загорелое  морщинистое лицо(лицо человека, много времени проводящего на открытом воздухе) и натруженные в  вылезших венах руки. Все-таки крестьяне в ее стране выглядели несколько иначе.

Глаза еще изучали  дремлющего в кресле мужчину, а руки, ох уж эти женские шаловливые ручки,  уже поглаживали атлас платья. Подошла с ним к зеркалу, приложила к себе. Цвет был явно ее, но отражение огорчило донельзя.

Высохшие во сне волосы торчали в разные стороны, мешки под глазами и раздутая, как у верблюда, нижняя губа. Герпес, сволочь…еще бы ячмень вскочил для полного комплекта. Подпортил французский дождик  ее портрет, подмочил, гад, репутацию.

_Анна, у тебя есть ровно полчаса, чтобы привести себя в порядок. Столик в ресторане забронирован, дресс-код вечерний. Одежда должна тебе подойти, обувь выберешь по размеру. Я жду тебя в холле.

Ушел. Анна стояла с раскрытым ртом, не успев сказать, что в порядок ее приводить надо неделю, как  минимум. Но через минуту уже носилась,  как ужаленная по номеру, доставала косметику, включала фен, открывала коробки с обувью.

Через полчаса в холл вышла стройная пышноволосая блондинка , вся такая изумрудная и при макияже, вся такая в чулочках и туфельках, вся такая губастенькая. Собралась, как солдат по тревоге. И замаршировала к ожидавшему ее Жану.

-Точность-вежливость королей, - глянул на часы, улыбнулся. – Ну, вперед? Покорять Францию?

Дождь закончился. В лужах отражалась мечта. Светящаяся Эйфелева башня вдруг погасла и почти сразу  же  вспыхнула бегающими огоньками, как  гигантская елка. Это  и впрямь впечатляло. В ресторан поднялись на лифте. Столик у окна был зарезервирован для них . Корявая металлическая лапа башни не закрывала ночной Париж, который лежал буквально у Аниных ног. Казалось, что она летела над городом, парила. Не верилось, что 125 метров от земли,  Анна чувствовала себя небожителем, наблюдающим мир с Олимпа. Серебряная посуда, несколько официантов и сомелье обслуживали их столик.

-Здесь любил обедать Мопассан, потому что это единственное место, где не видна была ненавистная писателю башня. Нравится?- Иван с улыбкой наблюдал за распахнутыми глазами Анны, в которых плескалось восторженное недоумение.

--Очень. Это просто чудо какое-то. У меня…в зобу дыханье сперло…

- «Жюль Верн». Я рад, что смог тебя удивить. Правда не понял последнюю фразу.

-Это русская идиома. То есть полный пипец. Сфотографируй меня на мобилку, когда сомелье начнет свою винную церемонию, только башню захвати, детям пошлю.

У Ивана были черные влажные глаза, когда он  внимательно смотрел на Анну, создавалось впечатление, что он  взглядом гладит ее….ласково так гладит…

- А ты раньше был красивый парень,- бестактно брякнула Аня, уплетая за обе щеки фуа-гра ..

- Аня, обо мне уже можно только в прошедшем времени говорить? Настоящего не заслуживаю?

-Прости. Ты и сейчас ничего. Выглядишь неплохо, лет на ..65.

- Анна, я сейчас заплачу, прекрати. Я уже понял, что шансы у меня нулевые.

- Шансы на  что, Иван?

- Шансы тебе понравиться. Ты мне очень нравишься. Ты красивая. Умная. Настоящая. Тебя хочется целовать и тобой восхищаться. Ты вкусная. Я уже забыл , какие они на вкус, женщины.

-Ты их ешь, что ли? Тебя мама в детстве не учила не тащить в рот, что попало? Ваня-я-я, я не вкусная. У меня полная губа гноя. Не видишь, что ли? И полная гноя душа. Вот. Я плохая. Вещи не такие, какие кажутся.  И я не умею быть благодарной. И меня раздражают стоящие за спиной официанты. Что они, как надзиратели надо мной? Скажи им –кыш! Не можешь? Тогда я скажу.,- повернулась к официантам, - А ну кыш,отсюда! У меня лапа лягушачья в горле застряла из-за вас.

Официанты, улыбнувшись, испарились. Аня недоуменно уставилась на Ивана.

-А-а-а-, я что, на французском заговорила?

- Нет. Они превосходно знают русский язык. И русские идиомы тоже! Ты не заметила, что публика здесь в основном русскоговорящая?

Анна оглянулась по сторонам, прислушалась.

- Пипец…русские захватили Париж…Умора! Говорят, хорошо там, где нас нет…но мы есть везде…

А ты дома тоже лягушками меня травить будешь? У тебя небось и  ферма лягушачья имеется? Что ж вы, бедные, всякую хрень лопаете?

- Я хотел угостить тебя французскими деликатесами. Тебе понравилась фуа-гра?

- Да… Вкусненько….

- Ты права, Анна, вещи не такие, какие кажутся. Вот это «вкусненько» - результат ужасных мучений птиц... Их, как Христа на кресте, распинают, а раньше просто прибивали лапы и крылья гвоздями к полу, и через зонд насильно запихивают им в горло кукурузу в огромных количествах… Обездвиженный гусь жиреет не по дням, а по часам. На животе делают надрез, предварительно лишив оперения , и через этот надрез из птицы начинает вываливаться огромная, гипертрофированная  печень. Фуа-гра- буквально жирная печень. Чем больше обезумевшая от страданий птица мучается при жизни, тем вкуснее она после смерти… Так что твое «вкусненько» - цирроз замученной птички.

Аню вырвало прямо на стол.

Вопрос с десертом отпал сам собой. Иван, чувствуя за собой вину за случившееся, дал щедрые чаевые официантам.