Не монархист - значит не православный?

По логике чиновников РПЦ МП, рабство, поскольку оно не осуждается в Библии, тоже следует признать более высокой формой гражданского статуса, чем личная свобода

«Монархия, конечно, это религиозно более высокая форма государственного устройства, чем республика, и многие православные люди надеются на ее восстановление», – поведал нам протоиерей РПЦ В. Чаплин в связи с юбилеем Земского собора 1613 года. У названного чиновника Московской патриархии имеются гораздо более броские заявления, и это не привлекло к себе особого внимания. И зря. Потому что оно весьма показательно для того политически приземлённого течения наших дней, которое пытаются выдать за некое духовное возрождение православия.

Понятно, что празднование 400-летия окончания Смутного времени, искусственно привязанное к воцарению династии Романовых (хотя Смута после этого длилась ещё шесть лет), – не могло не стать поводом для монархических воздыханий. Ясно также, что любая политическая идеология ищет себе более «высокое», «духовное» обоснование, и современный монархизм – не исключение. Но хотелось бы поговорить не о таких общих вещах, а о существе вопроса именно с религиозной точки зрения.

Итак, на основании чего чиновник МП пришёл к озвученному им выводу? Почему монархия должна быть выше республики с точки зрения православного человека? Почему православный обязан придерживаться вывода Чаплина? Разве такой вывод следует из Священного Писания? Никоим образом.

Новый Завет безразличен к форме государственного устройства. Да, там неоднократно упоминается кесарь-август Римской империи. Но о нём говорится как об исторической реальности того времени, когда складывался канон Нового Завета. Императорская власть – всего лишь политический фон событий новозаветной истории.

Причём следует напомнить, что римский император I-II вв. – глава республики. Его власть состояла из объединения полномочий многих, однако далеко не всех, республиканских магистратов. Она не была «Божьей милостью». Правда, сам император обожествлялся, ему возносился культ ещё при жизни. Но это – явление весьма типичное для античной цивилизации, где богов было много. Ещё одним больше – какая разница? Боги в политеизме – не всемогущие существа. Они лишь чуть выше обычных смертных.

Монархия в Риме устанавливается только в конце III в. императором Диоклетианом. Он первым провозглашает титул «доминус» – господин, что предполагает наличие подданных. До этого август Римской империи был всего лишь принцепсом – председателем сената. Во времена земной жизни Христа и апостолов Римская империя не была монархией в привычном нам, средневековом или восточном, понимании этого слова.

Обратившись же к Ветхому Завету, легко прочувствовать подчёркнуто антимонархический пафос этого тщательно отобранного свода книг. Оттуда, скорее, можно почерпнуть указания на богоугодность теократической республики с правящим жреческим сословием. И опять же – все упоминания Ветхого Завета о царях всего лишь отражают политические реалии того времени и региона (Ближнего Востока).

Если основываться на том, будто упоминание в Библии того или иного социального и политического института означает его одобрение, тогда и рабство, как ещё одно явление той эпохи (кстати, нигде в Библии не осуждаемое), следует признать, по логике В. Чаплина, духовно более высокой формой гражданского статуса, чем личная свобода. И сделать следующий логический шаг: объявить, что многие православные желают восстановления рабовладения (или, на худой конец, хотя бы родного российского крепостного права). Можно подозревать, что В. Чаплин и его единомышленники были бы не против крепостного права, если бы гарантированно оказались среди 1% душевладельцев, а не среди 99% крепостных.

Попытка привязать православие к определённой политической доктрине органично укладывается в стремление обеспечить одобрение любым своим политическим шагам со стороны паствы. Существо Церкви как духовного братства во Христе подменяется политической лояльностью властям предержащим. Это новейший православный вождизм, ставящий целью максимально обезопасить всякое начальство – духовное ли, светское ли – от проявлений недовольства снизу.

Монархизм тут выступает в роли красивой историко-патриотической обёртки. В. Чаплин понимает, что ни на какую реставрацию монархии рассчитывать невозможно. Он и говорит о её достижимости примерно так же, как в своё время говорили о построении коммунизма. Но власть кем-то назначенного начальника, независимого от управляемого им народа, выглядит неким приближением к монархии. Безответственность власти перед народом и её несменяемость современные статусные идеологи РПЦ МП и называют «религиозно высокой формой государственной власти».