Открой для себя Веру

Это Вера. Для меня - открытие. 

Вера Полозкова

 “Очень хочется быть понятным
И при этом не быть попсой”

Родилась 5 марта 1986 года....

*******

Надо было поостеречься. 
Надо было предвидеть сбой. 
Просто Вечный хотел развлечься 
И проверить меня тобой.

Я ждала от Него подвоха — 
Он решил не терять ни дня. 
Что же, бинго. Мне правда плохо. 
Он опять обыграл меня.

От тебя так тепло и тесно... 
Так усмешка твоя горька... 
Бог играет всегда нечестно. 
Бог играет наверняка.

Он блефует. Он не смеется. 
Он продумывает ходы. 
Вот поэтому медью солнце 
Заливает твои следы,

Вот поэтому взгляд твой жаден 
И дыхание — как прибой. 
Ты же знаешь, Он беспощаден. 
Он расплавит меня тобой.

Он разъест меня черной сажей 
Злых волос твоих, злых ресниц. 
Он, наверно, заставит даже 
Умолять Его, падать ниц —

И распнет ведь. Не на Голгофе. 
Ты — быстрее меня убьешь.

Я зайду к тебе выпить кофе. 
И умру 
У твоих 
Подошв.


***********


"-Выйди в скайп, пожалуйста, и камеру включи. Мужик должен быть в доме."

******

или даже не бог, а какой-нибудь его зам 
поднесет тебя к близоруким своим глазам 
обнаженным камушком, мертвым шершнем 
и прольет на тебя дыхание, как бальзам, 
настоящий рижский густой бальзам, 
и поздравит тебя с прошедшим 
- с чем прошедшим? 
- со всем прошедшим.

********

Время быстро идет, мнет морды его ступня,
И поет оно так зловеще, как Птица Рух.
Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меня
Обернулась старуха, вся обратилась в слух.
Я подумала – вот подстава-то, у старух
Наши, девичьи, имена.
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,
Повращают, прожгут, протащат через года.
И мы будем квартировать по своим телам,
Пока Боженька нас не выселит
В никуда.
Какой-нибудь дымный, муторный кабинет.
Какой-нибудь длинный, сумрачный перегон.
А писать надо так, будто смерти нет.
Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.

*********

Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем:
Потянешься к тыщам – хватишь по голове.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим – 
Без преданной острой финки за голенищем,
Двух граммов под днищем,
Козыря в рукаве.

******

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически; его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его; его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания. Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно. Даже больше, осознавая свое бесправие. Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»; она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба.

Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, — родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая». Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота – остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

 

 

"Рыжая говорит, что когда у человека все хорошо, это значит, что Бог о нем забыл или потерял к нему интерес, мол, ты безнадежен, иди с миром, Я тебя не знаю. Своих он гоняет в хвост и в гриву, как заправский дрессировщик, чтобы, значит, не теряли сноровки."

*******

Обезболивающее превращает в овощ,
      Сам живой вроде бы, а мозг из тебя весь вытек.
      Час катаешься по кровати от боли, воешь,
      Доползаешь до кухни, ищешь свой спазмолитик –
      Впополам гнет, как будто снизили потолок –
      Вот нашел его, быстро в ложечке растолок
      И водой запил. А оно все не утихает,
      Все корежит тебя, пульсирует, муку длит,
      Будто это душа, или карма твоя плохая
      Или черт знает что еще внутри у тебя болит.

*******

  Думала - сами ищем
      Звезд себе и дорог.
      Дети пусть верят в притчи
      Про всемогущий Рок.
 
      Фатума план утрачен.
      Люди богов сильней...
      Только ты предназначен,
      Небом завещан мне.
 
      Огненною десницей
      (Чую ведь - на беду!)
      Ты на роду написан,
      Высечен на роду,
 
      Ласковоокой смертью,
      Болью к родной стране -
      Милый, ты предначертан,
      Ты предзагадан мне...
 
      Гордые оба - знаю.
      Вместе - как на войне.
      Только - усмешка злая -
      Выбора просто нет:
 
      С новыми - не забыться,
      Новых - не полюбить.
      Мне без тебя не сбыться.
      Мне без тебя не быть.

 Сколько ни будь с другими
      Да ни дразни судьбу -
      Вот оно - твое имя,
      Словно клеймо на лбу.

********