Апогей застоя, 1979-й...

 


Апогей Застоя, 1979-й – загнивающий капитализм воет от зависти!..

Продолжаю рыться на антресоли. Там много интересного. В том числе тетрадки дневников и вырезки из газет далёкого прошлого.
Вчера я постил статью о дефиците стирального порошка, так много было возмущённых комментов, мол, неправду писала “Соц.Индустрия”, всего было в достатке…
То-есть, я лжец и выдумщик, охаиваю светлое прошлое, и нет мне прощения…
Приходится защищаться, как умею. Вот странички из дневника:

21 сентября 1979 года

Вернулись из отпуска. Ездили на родину, в Украину, в Запорожье…
Ну, а дома – как дома… Погода оказалась гораздо холоднее запорожской, срывается холодный дождь. Приехали без копейки денег, и сразу же встал вопрос их добывания. К счастью, на работе мне кассир выдала семьдесят рублей какой-то премии и дорасчет по зарплате. На это и на занятые у тёщи 17 рублей живем…
Посещение гастронома произвело гнетущее впечатление. Масло сливочное и колбасные изделия, как и мясо, продаются по карточкам, которые выдают ЖЭКи по предъявлению квартирной книжки с квитанцией об оплате последнего срока за квартиру. На один талон, так сказать, на душу населения, выдают на месяц 500 г масла и 1,5 кг мяса, вместо которого можно взять (отоварить) 1,1 кг колбасных изделий.
Это, конечно, национальный позор. Программа подъема сельского хозяйства, принятая на мартовском пленуме ЦК 1965 г., позорно провалилась. Значительная часть Европейской части СССР на грани голода, однако наша печать об этом – ни слова. Запретная тема! Вот такие пироги…
На КамАЗе полный провал плана года. Вместо 70,0 тыс. а/м план скорректирован до 62,5 тыс. а/м. И хотя кризис явно затронул всю промышленность, в провинции этот процесс более заметен – настроение людей падает по всем фронтам.
Надвигается зима, которая явно окажется главным проверяющим. В январе т. г. мороз ударил за – 50 С. Говорили, было -57… Помню утро 2-го января. 7.50 утра, иду главным корпусом завода двигателей на работу… Нормальный гул автоматических линий, веселая суета запустившегося первый раз в новом году завода. Вдруг по всему километровому корпусу гаснет свет и враз затихает шум тысяч электродвигателей. Оказалось, без всякого предупреждения на целый день энергосистема вырубила ток – подали повышенное количество э/энергии на Польшу, которая тоже оказалась в плену мороза.
КамАЗ встал на трудовую вахту осажденного завода и города. Через час в корпусах заводов температура упала до – 25 С. Начали рваться трубы отопления, водоснабжения, выходить из строя гидросистемы автоматических линий и т.п. На ТЭЦ разморозилось несколько котлов, и город остался без тепла. В довершение всего снизилась подача газа.
Ходили страшные рассказы. В роддоме умерло шестеро младенцев, поскольку рожениц не вывезли в теплое место…
На ТЭЦ ночная смена за очередной пьянкой просмотрела, как замерзли водоводы к котлам, и разморозила котлы, вынудив главного инженера будить пьяниц, угрожая пистолетом…
Горком партии готовил эвакуацию детей и больных в окрестные села по схеме гражданской обороны…
Ценного импортного оборудования на заводах КамАЗа размерзлось на сотни тысяч рублей… В городе одна девушка выскочила в халатике из общаги позвонить по телефону, так она замерзла прямо в телефонной будке, отказало сердце…
Три дня и три ночи шла авральная работа по ликвидации последствий мороза, за спасение ключевых объектов и водоводных магистралей. Ущерб трудно оценить даже ориентировочно.
Следующая зима покажет, извлекли ли хозяйственники какие-либо уроки из суровых холодов января 1979 года. Никогда не забыть умолкшие заводы и дым костров и бочек с соляркой, зажженных среди новейших автоматических линий для "сугреву" ремонтных бригад и для хоть незначительного повышения температуры в цехах.
Прошедшие весна и лето показали, что дело не в каверзности и суровости природы, а в органических недостатках капээсэсовской диктатуры. Сельскохозяйственная программа, как я уже писал, помпезно объявленная в 1965 году, потерпела полный провал. Сельское хозяйство снизило производство основных продовольственных продуктов. По данным ЦСУ, за последние пять лет душевое потребление мяса, масла сливочного и растительного, овощей осталось на неизменном уровне без роста. Что это явная ложь, говорит другая таблица того же ЦСУ – в ней приведены цифры, свидетельствующие о том, что производство названных продуктов за последние пять лет в абсолютных объемах не возросло, стало быть, учитывая рост населения за пять лет, душевое потребление их никак не могло сохраниться на уровне 1976 года, а явно резко снизилось (импорт этих продуктов в общем объеме потребления ничтожен). Об этом говорит и опыт торговли основными продуктами питания за последние пять лет.
В Поволжье и Нечерноземной зоне мясные магазины и отделы закрыты, полностью прекращена розничная торговля мясом, а продажа колбасных изделий и масла сливочного велась нерегулярно, не покрывая спроса. Для выхода из создавшегося положения, отдельные (ой ли?) обкомы КПСС пошли на введение незаконной местной карточной системы на основные продукты питания, так, например, произошло в Казани, Йошкар-Оле, а с мая месяца и в Набережных Челнах.
К этому надо добавить отсутствие других важных продуктов или их хроническую нехватку. Нет в продаже муки, масла растительного, недостаточен завоз фруктов и овощей. Всего месяц торгуют в Челнах помидорами по доступным ценам, арбузами и виноградом.
Да и эти цены нельзя сравнить с ценами на той же Украине. Там помидоры и арбузы стоят 11 и 16 копеек соответственно, а в Челнах – 50 и 30 копеек! Первые арбузы в Челнах стоили пять рублей за кило, а потом три месяца держались по 1 рублю за килограмм.
Неутешительная картина и в снабжении промтоварами. Нет хорошей одежды, обуви, скуден выбор тканей, совершенно пропали ситцы, швейные изделия из натурального хлопка, ковры и меха, хотя цены на них и повышены в два раза.
Поэтому наступающая зима действительно будет серьезным испытанием для режима. Объявленная программа улучшения руководства промышленностью явно запоздала. Промышленность, экономика в целом, отягощенные невыносимым бременем военных расходов и всеобщего воровства, фактически стали неуправляемыми. Очередная кампания по улучшению руководства не в состоянии вывести страну из экономического кризиса, последствия которого непредсказуемы.

22 сентября 1979 года

Отпуск заканчивается. В понедельник выхожу на работу…
Положение на КамАЗе со слов Е.Б. тяжелейшее. Литейный завод оказался в многомесячном прорыве. Дело в том, что из-за непрестанных васильевских авралов забыли заказать за границей запчасти к линиям, и в июле сложилась такая ситуация, хоть останавливай КамАЗ полностью.
Министр В.Н. Поляков послал Л.Б. Васильева, по выходу из отпуска, в США на поклон к фирмам, видимо, за срочной партией запчастей. Е.А. Башинджагян, во время отпуска Васильева руководивший КамАЗом, правдиво описал министру положение на литейном заводе, и тот впервые узнал истинное положение дел, так как до этого все скрывалось – метода Л.Б.В. Министр заволновался. Пришлось ему подумать и над вытаскиванием из прорыва прессово-рамного завода, который Васильев довел до полного развала. За три года не менее пяти раз полностью менялось руководство ПРЗ – от начальников участков до директора. В результате от коллектива остались рожки да ножки. Рабочие разбежались, ИТР тоже. Теперь министр сам направил на ПРЗ на прорыв директором одного из специалистов ВАЗа. Что из этого выйдет, покажет время…

Жизнь после отпуска еще не вошла в свою колею. Денег нет ни копейки. Прожили и 17 рублей, взятые у тёщи, и всякие последние рубли.
… Дочь Ларису всё еще не могу устроить на работу после школы… Перебрал несколько управлений, но везде уже напринимали бывших школьников и вакансий нет. Быть может, станет немного легче, если Лариса станет работать хотя бы за 100 рублей…
Удалось подписаться на один из "толстых" журналов – "Москву". Его подписали с нагрузкой – газетой "Правда". Печальный юмор – в нагрузку "Правда"!


28 сентября 1979 года

Завтра суббота, но на КамАЗе, в отличие почти от всего Союза, шестидневка, поэтому рабочий день. Работой на КамАЗе никого не удивишь. Зачастую службы работают и по воскресеньям. Собственно говоря, за год на многих заводах объединения легко пересчитать выходные, для их пересчета хватит пальцев на руках. Особенно это касается автосборочного, агрегатного, прессово-рамного, двигателей, литейного и кузнечного заводов. Входящий в объединение Ставропольский автоприцепный завод вообще сохранил колхозную организацию труда – выполняет план на 30-40 %%. Правда, в условиях непрерывных авралов нормальная продолжительность рабочего дня и не может быть гарантирована, тем более, что продажные профсоюзные боссы всегда идут навстречу вконец зашившейся администрации.
И если рабочий за переработку аккуратно получает сверхурочные, то об ИТР и этого не скажешь, - эксплуатация их невероятно высока. Особенно это относится к управленческому персоналу начиная с начальников цехов и начальников отделов и до директоров заводов. Пашут по 15-16 часов в сутки практически без выходных.
Припоминаю такой случай. Однажды в 1977-м году нас, начальников отделов, вызвал к себе для беседы на вольные темы генеральный. Однако беседа свелась к очередному разносу. Спросил он, все ли начальники отделов коммунисты, и узнав от тогдашнего секретаря партбюро В. Я. Ляшенки, что я и Кравчук беспартийные, спросил меня, почему не вступаю в партию. Я встал и сказал, что как-то не думал об этом, поскольку сейчас очень напряженный период на КамАЗе…
Генеральный недовольно посмотрел на Виктора Яковлевича и сказал для всех ("для протокола"), что это дело надо поправлять, надо укреплять среднее звено членами КПСС. Осталось неясным, намекал ли он на то, чтобы нас с Кравчуком усиленно зажать и заменить, или, наоборот, форсированно оформить в партии.
Последующие события показали, что, вероятнее всего, он имел ввиду первый вариант совета. Я не удержался и на его вопрос, что нас более всего заботит, заметил, что система, при которой приходится работать по 14 часов в сутки, совершенно не оставляет времени на заботу о семье и на расширение кругозора и что хорошо бы, ввиду отсутствия в магазинах мяса и масла, открыть для среднего звена какой-нибудь буфет.
На это генеральный, с презрением глядя в мою сторону, изрек, что сейчас на КамАЗе надо работать по 16 часов, а не по 14, и что надо больше думать о производстве (а не о мясе и масле…).
Последовательно внедряя свою систему, Васильев вскоре стал проводить для среднего звена две планерки, первую утром в девять, а вторую – в двадцать часов. Рабочий день начальников отделов нашего управления в течение почти полугода, пока нас обкатывали на главной утренней планерке, складывался следующим образом. Подъем – шесть часов. Восемь – начало рабочего дня. С девяти до одиннадцати – избиение нас, младенцев. К двенадцати добираешься до рабочего места, но подчиненных не застаешь – у них начался обед. С часу начинаешь лихорадочно собирать информацию, организовываешь работу отдела, звонишь поставщикам, прикидываешь ситуацию по обеспечению конвейера во второй смене и завтра на утро. В пять бежишь в буфет чего-нибудь перехватить и идешь пешком полтора километра до автосборочного, добравшись до которого тщательно обходишь конвейера и склады, собирая информацию по дефициту. Коротко определившись, спешишь на восемь вечера на вторую директорскую планерку. Домой попадаешь часов в десять вечера. Причем, это еще не все. Могут в любую минуту среди ночи приехать и поднять, чтобы потащить на конвейер. И ты обязан ехать!
Естественно, что при такой антисистеме текучка кадров была и пока есть страшная. Десятки тысяч людей были вынуждены покинуть КамАЗ и вернуться в свои города, не приняв васильевского метода. Многие заработали инфаркты или нервные расстройства.
Сам генеральный директор, естественно, получил Героя за пуск первой очереди комплекса. Немало орденов получили и руководители разных уровней вплоть до начальников цехов. Наше управление получило всех меньше. Начальник управления награжден орденом "Знак Почета", его зам – орден "Трудового красного знамени", еще один зам – медалью "За трудовую доблесть", а зам по Московскому аппарату Д. Х. Рабинович получил как бы в насмешку орден "Дружбы народов".
Начальники отделов, по нескольку лет отдавшие самоотверженной подготовке производства, не получили даже медалей. В конце 1975-го нас вызвал тогдашний зам. генерального по коммерческим вопросам Н.Н. Хахалин и сказал, что надо выехать мне и М.И. Кравчуку на два-три месяца на ведущие заводы МНХП и Минхимпрома для обеспечения изготовления 500 комплектов деталей с еще несданной оснастки любой ценой. За самоотверженность получите по 2-3 оклада после запуска КамАЗа. С трепетом подошли мы с Михаилом Ивановичем к ведомости во время выплаты премии за пуск первой очереди КамАЗа. Каковы же были наши лица, когда мы расписались каждый за пятьдесят рублей! А ведь в упомянутых командировках каждый из нас потратил не одну сотню личных денег…

…19.09.79 г. в № 38 "Литературная газета" опубликовала реплику Феликса Кузнецова "О чем шум?" насчет публикации в Америке альманаха "Метрополь", переданного за рубеж группой видных советских писателей в обход родной цензуры. Материал состоит из письма Ф. Кузнецова пяти американским писателям – Э. Олби, А. Миллеру, У. Стайрону, Дж. Апдайку и К. Воннегуту в ответ на телеграмму-протест последних против зажима авторов альманаха "Метрополь" в СССР.
Обтекаемая ложь капээсэсовского прихвостня Ф. Кузнецова явно шита белыми нитками. Хочется спросить тов. Кузнецова, какого мнения он о Ги Де-Мопассане? Не пора ли прекратить публикации этого порнографа, поскольку чтение его пошлых сочинений явно отвлекает строителей псевдокоммунизма от благородных дел и порывов. Не пора ли вернуть времена, не столь далекие, когда несомненно законоуважаемый художник Пластов получил крепкий подзатыльник от кузнецовых за то, что посмел изобразить голую крестьянку в баньке, не пора ли?
Вырезку из "ЛГ" подклеиваю для истории. Лет через 20 будет кому-нибудь забавно почитать.
Между прочим, недавно перешли в Швейцарии на положение невозвращенцев Людмила Белоусова и Олег Протопопов – известные в прошлом мастера фигурного катанья на коньках. Месяц тому назад остался в США солист балета Большого театра СССР А. Годунов. Увеличивая количество культурных обменов в соответствии с Хельсинским соглашением, Советский Союз теряет большое количество интеллигентов, не желающих возвращаться на родину.
Это массовое бегство советской интеллигенции из страны напоминает массовое бегство интеллектуалов из царской России в моменты вспышек ненависти к царизму. Мыслящему инетеллектуалу ненавистна идеологическая клетка. Ему лучше горькая участь на чужбине, чем сытный стол у себя дома, но заработанный верной службой тирании…

А вот и сама забавная статья. Пожелтела, можно сказать, истлела (34 года на антресоли – не шутка!), но сканер, умница, взял мельчайший шрифт, а FineReader тоже не покачал. Так что почитайте на досуге! Все упомянутые действующие лица и до сих пор известны грамотным людям, а вот кто такой и где тов. Кузнецов Феликс, понятия не имею…


ОТВЕТ ПО СУЩЕСТВУ

О чём шум?..

Пять американских писателей — Э. Олби, А. Миллер, У. Стайрон, Дж. Апдайк и К. Воннегут — направили в Московскую писательскую организацию телеграмму с протестом по поводу (цитируем «Нью-Йорк таймс» от 12 августа) «запрещения» альманаха «Метрополь» и тех «официальных акций», которые будто бы имели место в отношении составителей альманаха. стремившихся «получить разрешение на публикацию антологии, минуя цензуру».
Так называемый альманах «Метрополь», а в действительности — сборник, в котором приняли участие несколько писателей, отнюдь не новичков (В. Аксенов. А. Битов, Ф. Искандер и др.). и целый ряд неизвестных, начинающих литераторов, издан Карлом Профером в обход ВААП в американском издательстве «Ардиспресс» и еще полгода назад получил достойную оценку ряда видных московских писателей, которые прочитали альманах (машинописный текст) и высказали свое мнение на страницах газеты «Московский литератор». Кажется, вопрос о нем давно закрыт. Однако имеются, видимо, силы, которые заинтересованы в том. чтобы снова и снова поднимать пропагандистский шум вокруг этой сомнительной затеи. Способствуют тому и некоторые авторы «Метрополя», пытаясь таким путем хоть немного поднять акции своего явно провалившегося предприятия.

Судя по публикации в газете «Нью-Йорк таймс», и телеграмма американских писателей инспирирована «одним из авторов антологии», который, сообщает газета, «обратился к своим друзьям в Соединенных Штатах с просьбой, чтобы американские писатели, хорошо известные в СССР, высказали свое мнение по поводу этих событий». По всей вероятности, односторонностью информации и объясняется тенденциозная позиция названных литераторов.
22 августа американским писателям был направлен наш ответ, где излагались действительные обстоятельства дела. По их примеру копия ответа была послана в газету «Нью-Йорк таймс», чтобы ее читатели могли ознакомиться и с иной' точкой зрения на эту проблему.
8 сентября газета наконец опубликовала письмо под заголовком «Советский ответ пяти американским писателям». Но опубликовала, к сожалению, лишь сокращенный на треть вариант ответа, подвергнув его вдобавок своей цензуре: наряду с сокращениями, согласованными с автором, были произведены купюры по усмотрению редакции.
Из текста ушли, к примеру, слова о том. что «издание Карлом Профером сборника «Метрополь», да еще таким путем (с тайной, неофициальной, в обход советских законов передачей оригинала рукописи издателю), — заурядная пропагандистская акция...» Между тем, за этими словами стоит такой факт: 17 января составители принесли копию сборника для обсуждения в Московскую писательскую организацию, а неделю спустя, 25 января, Карл Профер в интервью, передававшемся по «Голосу Америки», заявил, что оригинал сборника находится в его руках и принят к изданию.
С самого начала «Метрополь» и был задуман как «самоиздатовский» сборник с прицелом на заграницу и на скандал. Ни в одно из советских издательств он и не передавался, так как заранее, заблаговременно, нелегальными путями был переправлен к Проферу. Как же можно после этого говорить о «зажиме», «цензуре», «запрещении»?
Поскольку знание истинных реалий этой истории исключительно важно для объективного и правильного ее понимания, я решил передать «Литературной газете» для публикации ответ пяти американским писателям в его полном виде.

Уважаемые коллеги!
Получил вашу телеграмму (по поводу альманаха «Метрополь». Хочу сообщить вам, что аргументы, содержащиеся в телеграмме, которые побудили вас столь решительно высказать протест, не показались мне убедительными. Наверное, сказалось то, что вы недостаточно осведомлены в сути поднятого вопроса. Позволю себе, уважаемые коллеги, восполнить этот пробел.
Несколько московских писателей составили сборник и издали его у вас в Соединенных Штатах Америки. Другие советские писатели, в том числе и я, члены того же творческого союза, высказали по этому поводу свое критическое мнение и опубликовали его в профессиональной газете писателей «Московский литератор», выходящей тиражом две тысячи экземпляров. Полагаю, вы согласитесь, что литературная полемика — дело здравое, оно реализует право писателей на критику работ своих коллег. Словом, это давно установившаяся традиция в советской литературе, и ничего чрезвычайного в этом нет.
Однако вот уже более полугода крупнейшие буржуазные газеты ведут полемику (отнюдь не литературную) с «Московским литератором». Они со старанием, достойным лучшего применения, защищают «Метрополь» от любой попытки критики, пишут о каких-то «репрессиях» и «преследованиях» его составителей. На мой взгляд, создавать на пустом месте максимум пропагандистского шума и звуковых эффектов — дело неблагодарное. Более того, вредное, ибо оно вводит в заблуждение даже серьезных, думающих людей, к числу которых я не устаю вас причислять.
Все это заставляет нас считать, что издание Карлом Профером сборника «Метрополь», да еще таким путем (с тайной, неофициальной, в обход советских законов, передачей оригинала рукописи издателю), – заурядная пропагандистская акция, которая не укрепляет взаимопонимания между нашими литературами.
Не хотелось бы верить, что в эту кампанию, столь привычную людям определенного уровня, воспитания и мировоззрения, теперь включились и вы, уважаемые и известные писатели. Прискорбно, что именно со стола пропагандистских ремесленников вам попадают факты, о которых вы, к примеру, пишете в своей телеграмме: «Мгновенная отрицательная реакция советских властей, объявивших содержание журнала второсортным и порнографическим, демонстрирует всеобъемлющий страх перед свободой слова и решимость со стороны официальных властей задушить ее».
Неправда!
Неодобрительная реакция на проферовский сборник была.
Но не «официальных властей», а писателей!
Около тридцати авторитетнейших советских писателей, среди которых — лично известные вам по литературным встречам Сергей Залыгин, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Борис Полевой, Виктор Розов и другие, внимательно прочитали и обсудили этот сборник, представленный его составителями в Московскую писательскую организацию уже после того, как они передали его в «Ардиспресс». Результаты этого обсуждения и были опубликованы в газете «Московский литератор» под названием «Мнение писателей о «Метрополе»: порнография духа» (перевод этой публикации на английском языке вы можете прочитать в журнале «Советская литература» на иностранных языках», № 5, 1979).
Вы, разумеется, вправе не согласиться с такой оценкой «Метрополя», но достаточное ли это основание, чтобы направлять по этому поводу официальный протест? Мы же не протестуем по поводу издания в вашей стране недоброкачественных сочинений, собранных в «Метрополе»! Наслаждайтесь на здоровье, если у вас своей такой литературы мало!
Протест ваш странен еще и потому, что сборник «Метрополь» вышел в Штатах, как известно, не на английском, а на русском языке, которым, если мне память не изменяет, вы не владеете. Не хочется думать, исходя из этого обстоятельства, что вы судите о «Метрополе», не прочитав его. Почему же в таком случае столь пристрастное, слепое доверие к одним и столь же пристрастное недоверие к мнению других, причем авторитетнейших советских писателей, которые имели возможность изучить содержание альманаха на родном языке?
Кстати, нетрудно убедиться: все то, что в «Метрополе» было сколь-нибудь эстетически ценным, вполне могло найти или уже нашло у нас издателя – скажем, стихи А. Вознесенского ранее опубликованы в его сборнике «Соблазн» тиражом 200 ООО экземпляров, рассказ Ф. Искандера ранее вышел в журнале «Дружба народов». Но таких произведений в этом сборнике, к сожалению, мало.
Несостоятельным же в художественном отношении сочинениям, которых так много в «Метрополе», у нас, как, надеюсь, и в любой другой стране, и в самом деле трудно найти издателя, что говорит не об отсутствии «свободы слова», а о наличии художественного вкуса у наших редакторов и издателей. И это не беда, а благо! Отсутствие такого вкуса и требовательности, снижение этических и эстетических критериев ведут к разрушению литературы как художественной ценности, к полной моральной и эстетической вседозволенности и бездуховности.
Наша литература — проза, поэзия, драматургия — наполнена напряженнейшими духовными исканиями, отмечена бережным и строгим отношением к художественному слову — об этом, кстати, свидетельствуют переводы на русский язык ваших книг.
Еще на прсшлогодней литературной встрече советских и американских писателей в Нью-Йорке, где все вы присутствовали, мы установили одну из реальных и больных проблем во взаимоотношениях между нашими литературами: мы вас прекрасно знаем, потому что очень широко переводим. Только в 1977—1978 годах в СССР было переведено 156 книг американских писателей (не считая периодики!) тиражом 21.5 миллиона экземпляров. И для многих американских писателей Москва была во многом своего рода литературной Меккой на пути к славе и международному признанию. В вашей стране, к сожалению, нашу современную литературу почти не знают, потому что переводы советских авторов крайне редки, а судят о ней нередко, как и о ситуации с «Метрополем», с чужих слов.
Теперь о «репрессиях» и «преследованиях». О чем идет речь? Может быть, о недавней поездке А. Вознесенского в Соединенные Штаты Америки для выступления в Центре Кеннеди и его полете по просьбе центральных газет на Северный полюс, после которых были в периодике напечатаны циклы его стихов? Или о только что вышедших книгах Беллы Ахмадулиной в Тбилиси или Фазиля Искандера в Москве? Или о публикации рассказа Аркадия Арканова в последнем, августовском номере «Юности»? Или о поэтических вечерах в Москве и выступлениях А. Вознесенского и Б. Ахмадулиной по Центральному телевидению перед многомиллионной аудиторией? Или о книге прозы А. Битова, только что полученной от автора издательством «Советский писатель»?
Хочу, дорогие коллеги, уверить вас, мы ничуть не меньше кого-либо другого беспокоимся за творческую судьбу наших писателей и меньше всего хотим. чтобы прервалась их, как пишете вы, писательская «карьера» в нашем творческом союзе, в советской литературе.
Союз писателей СССР — организация добровольная, и находиться в нем — добрая воля коллектива, с одной стороны, добрая воля каждого — с другой. Держать насильно в нем мы никого не собираемся.
Но мы верим, что те глубокие и органические связи, которые связывают подлинных писателей с родной литературой и родной землей, неразрывны.
Эти надежды распространяются и на начинающих литераторов В. Ерофеева и Е. Попова. Секретариат правления Союза писателей РСФСР, как вы правильно заметили, «приостановил» окончательное решение о приеме их в Союз писателей СССР Но, простите, прием в Союз писателей — это уж настолько внутреннее дело нашего творческого союза, что мы просим дать нам возможность самим определять степень зрелости и творческого потенциала каждого писателя.
Таковы мои разъяснения и наш взгляд, уважаемые господа. на затронутую вами проблему.
Еще раз примите мое искреннее уважение.
Феликс КУЗНЕЦОВ
первый секретарь правления
Московской писательской организации

P. S. Опубликованный в газете «Нью-Йорк таймс» ответ пяти американским писателям вызвал новые комментарии различного рода «радиоголосов», пытающихся исказить его до неузнаваемости. Не собираясь опровергать их по частностям, скажу о некоем общем принципе, который уже давно прослеживается в такого рода комментариях.
Тактический принцип этот состоит в том. что в пропагандистском шуме по поводу «свободы самовыражения», «цензуры», «репрессий», «запрещений» и прочего наглухо тонет главный вопрос: что же представляет собой этот самый «Метрополь» по сути своей? Содержание и эстетическая сущность, художественный уровень сборника «Метрополь» остаются неприкосновенным табу как для многих западных пропагандистов, так и, что уж вовсе удивительно, для пяти американских писателей.
Но ведь речь-то идет об альманахе, претендующем на звание литературного, и разговор о нем, казалось бы, должен носить иной, куда более предметный. конкретный, литературный прежде всего характер: получился пи сборник? И если да, то каковы его достоинства?
Можно было бы если не принять, то хотя бы понять следующую позицию его защитников: мы прочитали альманах и убедились, что представленные в нем произведения являются верхом совершенства, обладают высокими художественными достоинствами, а потому, если даже они далеки от принципов социалистического реализма, альманах имеет полное право на издание не только в нашей, но и в вашей стране.
Возможен и другой вариант; прочитав альманах, мы согласны с тем, что большинство собранных в нем произведений примитивно и убого или же вторично и подражательно. Но тем не менее мы отстаиваем право на публикацию любой, даже самой низкопробной литературной продукции.
Конечно же, вторая постановка вопроса показалась бы нам нелепостью, однако в ней заключались бы, по крайней мере, хоть какая-то логика и смысл.
Пока что этой самой логики и смысла в комментариях западных пропагандистов по поводу «Метрополя» явно недостает.
Судите сами. Десятки серьезных советских писателей самых разных вкусов и творческих манер, познакомившись с содержанием «Метрополя», сошлись в одном:
«Большая часть прозы альманаха вызывает ощущение стыда, раздражения, горькой неловкости за авторов, ибо отсутствуют здесь чувство реальности и сообразности, чувство меры и умение распорядиться словом. Проза эта натуралистична. неряшлива, грязно замусорена, и говорить всерьез о ее художественной стороне нет оснований» (Ю. Бондарев):
«Я думаю, что целый ряд авторов этого альманаха, которых я прочитал, просто не являются писателями и не могут делать профессиональную литературу... Ни одно уважающее себя издательство в мире не потерпит такого диктата слабой, беспомощной литературы!» (С. Залыгин);
«Откровенно говоря, ожидал от этого альманаха чего угодно, но не такого низкого уровня. Добрую половину его заполняет этакая приблатненность. Будто уголовникам разрешили без контроля администрации выпустить свой литературный орган... Другая часть материала — отходы производства писателей-профессионалов. То, что заведомо не могло пойти в любые журналы по причинам художественной несостоятельности, отдано многотерпеливым страницам «Метрополя» (С. Наровчатов);
«Не могу представить себе американского читателя, который бы по доброй воле прочел весь этот альманах. Я этого сделать не смог, так как художественный уровень большинства произведений оставляет желать лучшего» (Г. Бакланов) — и т. д...
Советские писатели, внимательно прочитав альманах, говорят о главном: о том, что, как сказал по поводу «Метрополя» Ю. Бондарев, «в конце концов литература проверяется талантом» и она «слишком серьезная вещь, чтобы утверждать себя скандалом».
Западные же пропагандисты, чаще всего опять-таки даже и не заглядывавшие в «Метрополь» хотя бы из-за незнания русского языка, лишь на том основании, что литературно слабые произведения и в самом деле не находят у нас легкого сбыта, упорно твердят о «цензуре», «зажиме» литературы и «отсутствии свобод» в СССР.
Эти пропагандисты не без умысла допускают здесь элементарную подмену понятий, рассуждая по принципу: в огороде бузина, а в Киеве дядька.
Руководствуясь этой пословицей, они пытаются использовать напрочь скомпрометировавший себя «Метрополь» для облыжных, далеко идущих обвинений в адрес нашей литературы и нашей страны.
Напрасный труд!
В действительности история с «Метрополем» говорит о совершенно другом; серьезная, большая литература несовместима с политиканством и скандалом, а уж тем более с обслуживанием враждебных пропагандистских спецслужб. Надеюсь, те писатели среди авторов «Метрополя», которые стремятся к подлинной литературе, это уже поняли, а ежели нет, то со временем поймут.
Ф. К.


“Литературная газета” № 38 от 19 сентября 1979 года